Утемиш-хаджи
Утемиш-Хаджи б. маулан Мумаммед Дости (XVI век) — придворный шейбанидский историк, автор трактата «Тарих-и Дост-султан» (История Дост-султана), написанного в 1550 г. по указанию Иш-султана, убитого в 1558 г. Утемиш-Хаджи происходил из влиятельной семьи, служившей Ильбарс-хану. На службе у хана Ильбарса начиналась и карьера Утемиш-Хаджи. Предки же Утемиш-Хаджи служили хану Йадгару.
Первыми исследователями трактата были Е. Ф. Каль, В. В. Бартольд и А.-З. А. Валидов, которые отметили его научную значимость. Но наибольший вклад в изучение трактата внёс В. П. Юдин. Трактат переведен им и вместе с факсимиле и транскрипцией чагатайского текста опубликован в Алма-Ате под названием «Чингиз-наме», такое название стоит в дефектной ташкентской рукописи:
- Утемиш-Хаджи. Чингиз-наме. Факсимиле, перевод, транскрипция, примечания, исследования В. П. Юдина, комментарии и указатели М. Х. Абусеитовой, Алма-Ата, 1992.
Известно, что единственная полная рукопись была в личной библиотеке башкирского историка А. З. В. Валиди (Тогана).
Источники
- В. В. Трепавлов. История Ногайской Орды. Москва. Издательская фирма «Восточная литература», РАН
Напишите отзыв о статье "Утемиш-хаджи"
Ссылки
- [www.vostlit.info/Texts/rus6/Chengiz-name/posl.phtml?id=1573 «Чингиз-Наме»]
|
Это заготовка статьи об учёном-историке. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Утемиш-хаджи
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
