Утепов, Ташен Саменович

Ташен Саменович Утепов
Род деятельности:	участник борьбы за установление Советской власти в Семиречье
Дата рождения:	1870(1870)
Место рождения:	кочевой аул Лепсинского уезда
Гражданство:	СССР
Дата смерти:	1925(1925)

Ташен Саменович Утепов (1870—1925) — участник борьбы за установление Советской власти в Верном, Семиречье. Член Компартии с 1918 года.

Биография

Ташен Утепов родился в 1870 году в кочевом ауле Лепсинского уезда в семье бедняка. До 1900 года батрачил. В 1901 году переехал в Верный, где работал сапожником, сблизился с большевистски настроенными рабочими и интеллигенцией. Сапожная мастерская, где он работал, была местом революционной агитации и пропаганды среди местного населения.

В феврале 1917 года Ташен Утепов был избран делегатом в объединённый Совет рабочих и солдатских депутатов, членом его исполкома. Летом 1917 года он был одним из инициаторов создания и руководителем «Союза чернорабочих». Являлся делегатом 2-го Семиреченского областного крестьянского съезда (2-13 января 1918 года), большинство которого (в том числе Утепов) проголосовало за установление Советской власти. В ночь с 2 на 3 марта 1918 года во время вооружённого выступления в Верном участвовал в разоружении гарнизона крепости. Входил в состав РВК.

В 1920-1921 годах был членом обкома союза «Кошчи». В 1921 году — делегат 6-го съезда Компартии Туркестана, в 1922 году — делегат 10-го съезда Советов Туркестана. В 1918-1925 годах являлся членом исполкома Верненского (Алма-Атинского) горсовета.

Прах Ташена Утепова захоронен в братской могиле в парке 28-ми гвардейцев-панфиловцев в Алма-Ате, его именем названа алматинская улица

Отрывок, характеризующий Утепов, Ташен Саменович

В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!