Утида, Хяккэн
| Хяккэн Утида | |
| яп. 内田 百間 | |
 Хяккэн Утида | |
| Имя при рождении: |
Эйдзо Утида |
|---|---|
| Псевдонимы: |
Хяккэн Утида |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: | |
| Годы творчества: |
1922—1970 |
| Направление: | |
| Жанр: | |
| Язык произведений: | |
| Дебют: |
«Царство теней» (1922) |
Хяккэн Утида (яп. 内田 百間), настоящее имя Эйдзо Утида (яп. 内田 榮造); 29 мая 1889 года, Окаяма, префектура Окаяма, Япония (эра Мэйдзи) — 20 апреля 1971 года, Токио, Япония (эра Сёва)) — японский поэт и писатель.
Биография
Эйдзо Утида родился 29 мая 1889 года в городе Окаяма, в префектуре Окаяма, в Японии. Он был единственным сыном в зажиточной семье изготовителя сакэ Хисаёси и его жены Мине. У писателя было счастливое детство, во многом благодаря его бабушке. Со смертью отца в 1905 году семейное дело пришлось свернуть, и юный Эйдзо Утида впервые столкнулся с нуждой.
В 1910 году он поступил на факультет немецкой литературы в гуманитарный колледж Токийского императорского университета и вошёл в литературное и интеллектуальное общество, созданное известным писателем Нацумэ Сосэки (1867—1916). Тогда же им были написаны первые хайку под псевдонимом Хяккэн.
В 1912 году он женился на Хорино Киёсико, сестре своего друга. В этом браке у него родились два сына и три дочери. Овдовев в 1964 году, писатель снова женился на Сато Кохи.
В 1914 году он завершил образование, защитив диплом по роману Германа Зудермана «Заклятие фрау Зорге». В том же году писатель познакомился с Рюноскэ Акутагавой, по рекомендации которого его приняли на место преподавателя немецкого языка со званием профессора в Японскую императорскую военную академию, где он проработал до 1925 года.
В 1929 году он получил место в университете Хосей в Токио, откуда уволился в 1934 году, посвятив себя полностью литературной деятельности. Через два года, в возрасте 24 лет, умер его старший сын. В 1939 году писатель отправился в путешествие на Тайвань, которое подробно описал в своём дневнике.
В 1942 году, в разгар Второй мировой войны, он отказался вступить в государственную милитаристскую писательскую организацию. Во время бомбардировки Токио авиацией США в 1945 году сгорел его дом, и писатель поселился в сарае. Только в 1948 году он смог снова улучшить свои жилищные условия. Всё это время писатель продолжал вести дневник.
В 1967 году ему было присвоено звание академика Академии искусств Японии, но он отказался принять его.
Хяккэн Утида умер 20 апреля 1971 года в Токио.
Литературная деятельность
Творчество Хяккэна Утиды неразрывно связано с японской литературной традицией. Он часто обращался к традиционным формам хайку и дзуйхицу. Произведения писателя написаны в стиле японского фэнтези (генсо бунгаку). В них автор, поднимая критические вопросы современного ему мира, демонстрирует чувство юмора и тонкое представление о психологии героев.
Первая книга писателя «Царство теней» — восемнадцать историй-сновидений, была издана в 1922 году. Его последняя книга была издана посмертно в 1971 году.
Он стал прототипом главного героя последнего фильма режиссёра Акиры Куросавы «Ещё нет» (1993).
Напишите отзыв о статье "Утида, Хяккэн"
Ссылки
- [www.horror-house.jp/e/cat4/hyakken-uchida18891971.html Hyakken Uchida (1889—1971)]. Horror-house.jp. — Хяккэн Утида. (англ.)
- Hosea Hirata. [muse.jhu.edu/journals/harvard_journal_of_asiatic_studies/summary/v070/70.2.hirata.html Uchida Hyakken: A Critique of Modernity and Militarism in Prewar Japan]. Harvard Journal of Asiatic Studies. — Хосэа Хирата. Хяккэн Утида: критика современности и милитаризма в предвоенной Японии. (англ.)
Отрывок, характеризующий Утида, Хяккэн
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
