Ути-дэси

Ути-дэси (яп. 内弟子) — в Японии ученик, живущий в доме учителя (сэнсэя) или при додзё.

Институт ути-дэси был распространён в различных сферах жизни японского общества (кабуки, ракуго, сёги, го, сумо и других боевых искусствах) и, отчасти, до сих пор продолжает сохраняться в некоторых из них.

Обязанности ути-дэси — кроме прохождения обучения — в разных случаях могли отличаться, но чаще всего в них входило выполнение всех дел по дому (уборка, стирка вещей своего сэнсэя и так далее). Фактически, такой ученик 24 часа в сутки 7 дней в неделю сопровождал своего учителя и выполнял функции личного слуги. Сэнсэй же, помимо обучения, в большинстве случаев также обеспечивал своего ути-дэси питанием и одеждой.

Ученики, жившие вне дома учителя или додзё, имели другое название — сото-дэси (яп. 外弟子). Но сейчас ути-дэси могут называть даже ученика, который не живёт в самом доме учителя или в додзё, но выполняет обязанности ути-дэси в полном объёме (чтобы отличить его от ученика, который просто посещает занятия по расписанию.)

В отличие от имевшей в прошлые века практики бесплатной работы, в настоящее время ути-дэси могут получать небольшую оплату за свой труд.

Годзо Сиода считал обучение в качестве ути-дэси лучшим способом подготовки для человека, занимающегося будо, необходимым этапом сюгё (яп. 修行), поскольку, в дополнение к большим физическим нагрузкам, от ути-дэси требовалось постоянно быть начеку и предугадывать намерения своего сэнсэя, что также развивало внимание и реакцию.

Ссылки

•  (англ.) (яп.) [www.aikidoryu.or.jp/eng/course/pupil.html AIKIDO RYU - UCHIDESHI SYSTEM]

Отрывок, характеризующий Ути-дэси

– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?