Утоли моя печали (церковь, Саратов)

Православный храм
Утоли моя печали
Страна	Россия
Город	Саратов, ул. Волжская, 36
Конфессия	Православие
Епархия	Саратовская
Тип здания	Шатровый храм
Автор проекта	Петр Зыбин
Строительство	1904—1906 годы
Состояние	действует
Сайт	[www.utoli-hram.ru Официальный сайт]

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 6400464000

Утоли́ моя́ печа́ли — православный храм в центре Саратова. Расположен в Волжском районе. Храм в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали» является объектом культурного наследия регионального значения.

История храма

Церковь-часовня при Архиерейском доме саратовских владык была построена по благословению священномученика Гермогена, епископа Саратовского и Царицынского. Её проект в 1903 (по другим данным — в 1904) году сделал саратовский архитектор Петр Митрофанович Зыбин. Вскоре началось строительство, закончившееся в 1906 году.

Престол был один — в честь иконы Божией Матери «В скорбех и печалех Утешение». По преданию, храмовая икона была заказана владыкой Гермогеном на Святой Горе Афон и представляла собой точную копию с чудотворного афонского первообраза. В народе церковь называли ещё «Утоли моя печали».

Богослужения в храме-часовне совершались ежедневно монашеской братией из Архиерейского дома. В начале XX века в составе братии было 16 иноков и 13 послушников.

В годы Советской власти здание сохранилось практически в первозданном виде, однако, как и многие другие храмы России, не использовалось по назначению — здесь был открыт Саратовский планетарий.

В 1960-х годах по распоряжению первого секретаря Саратовского обкома КПСС с церкви-часовни были сняты кресты, и она некоторое время стояла без них. В 1965 году Владыка Пимен (Хмелевский), тогда Епископ Саратовский и Волгоградский, обратился к городским властям с просьбой позволить отреставрировать храм на средства епархии. Предложение Владыки озадачило горсовет: ремонтировать здания бывших культовых учреждений в то время было «не принято». Исполком отверг церковную материальную помощь, однако, принимая во внимание уже начинавшее изменяться общественное настроение, сам изыскал необходимую сумму и провел наружный косметический ремонт планетария.

С личного разрешения первого секретаря обкома партии А. И. Шибаева, взявшего ответственность на себя, на витые купола церкви-часовни снова подняли кресты. Позднее было восстановлено утраченное навершие к левому крылу церкви, позолочен крест над главным шатром. С тех пор здание храма вошло в список достопримечательностей Саратова, о нём стали рассказывать туристам, фотографировать и рисовать его.

В 1990 году храм передали епархии. После возвращения его Православной Церкви в боковой пристройке был устроен придел, освященный в том же году во имя преподобного Сергия Радонежского. На престоле положен антиминс, спасенный из уничтоженного богоборцами семинарского храма во имя преподобных Сергия Радонежского и Серафима Саровского, подписанный Архиепископом Саратовским и Волгоградским Палладием (Шерстенниковым). Первым настоятелем возвращенной церкви стал протоиерей Лазарь Новокрещеных. Его трудами были отремонтированы внутренние помещения, приобретены иконы, построена колокольня.

В первой половине 1993 года Владыка Пимен, в это время Архиепископ Саратовский и Вольский, освятил основной престол храма в честь иконы Пресвятой Богородицы «Утоли моя печали».

Храм сегодня

15 октября 2004 года на основе прихода храма организовано Архиерейское подворье. К нему приписана часовня в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник», расположенная на Театральной площади Саратова.

В том же году началась масштабная реставрация храма «Утоли моя печали», прежде всего — произведены отделочные работы в алтаре и установка нового иконостаса. После того, как церковь обрела иконостас в древнерусском стиле, началась замена её внутреннего убранства (киотов икон, аналоев) для установления общего стилевого единства. В 2005—2006 гг. такие же изменения произошли в Сергиевом приделе храма. Кроме того, внутреннее помещение придела было реконструировано (увеличено за счет ликвидации подсобных комнат, устроен сводчатый потолок), была установлена купель для Крещения с полным погружением по Уставу Церкви. Завершаются работы по замене кровли храмового здания на медную.

В 2006—2008 году проведены работы по реставрации внешнего облика храма.

При храме создана одна из лучших приходских библиотек в епархии: её каталог насчитывает более 8,5 тысяч наименований книг. Свою просветительскую работу ведут воскресная школа, православное молодёжное общество, работает паломническая служба «Православный Мир». По воскресеньям после вечернего богослужения в храме проходят беседы настоятеля с прихожанами.

Архитектура храма

Каменная шатровая церковь на трех рядах кокошников с двумя симметрично расположенными притворами удачно вписалась в застройку архиерейской усадьбы и в архитектурный ансамбль центра Саратова. Изюминка архитектурного решения в том, что крупный шатёр окружён многочисленными пёстро разукрашенными мелкими главками, видимо, в подражание собору Василия Блаженного в Москве.

Литература

• В. Н. Семенов. Городские этюды: «Утоли моя печали». // Памятники Отечества: Сердце Поволжья. — М.: Памятники Отечества, 1998.

Ссылки

• [www.utoli-hram.ru/ Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Утоли моя печали (церковь, Саратов)

(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.