Утрехтский мирный договор (1713)

Утрехтский мирный договор — договор, положивший конец Войне за испанское наследство. Мирный договор состоял из соглашений, подписанных в Утрехте в апреле и июле 1713 года между Францией и Испанией с одной стороны и Великобританией, Голландской республикой, Священной Римской империей, Португалией и Савойей с другой. В марте 1714 года в дополнение к Утрехтскому был подписан Раштадтский мир, а в сентябре 1714 года — Баденский договор.

Причины

Война за испанское наследство началась в 1701 после смерти последнего испанского короля из династии Габсбургов, Карла II. Священная Римская империя предъявила претензии на испанский трон. Франция начала более агрессивно расширять свои территории. Недовольные европейские державы (главным образом Англия и Голландская республика) выступили на стороне Священной Римской империи, чтобы воспрепятствовать усилению Франции. Другие государства присоединись к союзу против Франции и Испании, чтобы попытаться заполучить новые территории или же защитить уже имеющиеся. Война длилась более десятилетия. Предварительные условия мира были составлены в Лондоне в октябре 1711 года. В следующем году в Утрехте открылся конгресс, на котором участие в переговорах о мире принимали, кроме английских и французских министров, уполномоченные от Голландии, Испании, Савойи и Португалии. В 1713 воюющие стороны ратифицировали мирный договор.

Условия

Испания

Филипп V из династии Бурбонов отрёкся от всех прав на французский престол и был признан королём Испании и её колоний, с усло­вием, что король испанский никогда не будет одновременно ко­ролем французским. Испания должна была уступить Австрии Неаполитанское королевство, Сардинию, часть Тосканы, Миланское герцогство и Испанские Нидерланды; Англии — Гибралтар и остров Минорка; Савойе — Сицилию.

Франция

Франция уступила Габсбургам незначительные территории в Нидерландах, вывела свои войска из Лотарингии и уступила некоторые земли на юге герцогу Савойскому. В Америке ей пришлось отдать англичанам колонии вокруг Гудзонова залива, Землю Руперта, Ньюфаундленд, Акадию и свою часть острова Сент-Китс.
Были установлены границы между Францией и Португалией в Южной Америке по реке Ояпок. Однако французы проигнорировали это решение, что в дальнейшем привело последовательно к франко-португальскому и франко-бразильскому территориальному спору.

Австрия

Австрия получила от Испании Неаполитанское королевство, Сардинию, часть Тосканы, Миланское герцогство и испанские Нидерланды; она также получила Мантую после пресечения там в 1708 г. профранцузской Гонзага-Неверской династии.

Великобритания

Англия получила Гибралтар и остров Минорка, часть французских колоний в Америке. Она также приобрела «асьенто» — исключительное право торговли неграми (Роберт Харли передаст его компании Южных морей вместе с государственными долговыми обязательствами). Также для Англии и её союзников было выгодно, что короны Франции и Испании не были объединены.

Савойя

Савойя получила Королевство Сицилия, маркграфство Монферрат и западную часть герцогства Миланского.

Голландская республика

Голландия получила право содержать гарнизоны в крепостях Менене, Намюре, Турнэ, Ипре и др.

В художественных произведениях

События вокруг Утрехтского мира изображены в пьесе французского драматурга Эжена Скриба «Стакан воды». Пьеса была экранизирована в 1979 году в СССР режиссёром Юлием Карасиком под тем же названием, «Стакан воды». При дворе идёт политическая борьба двух партий: герцогиня Мальборо стремится продолжить войну до победного конца, а лорд Болингброк считает, что войну необходимо прекратить и начать мирные переговоры. Герцогиня Мальборо ревнует, ссорится с королевой Анной, и в результате этой ссоры Война за испанское наследство прекращается.

Кроме того, существует одноимённый телеспектакль 1957 года.

См. также

• Война за французское наследство
• Барьерный договор
• Стакан воды (фильм)

Ссылки

• [www.1911encyclopedia.org/Treaty_Of_Utrecht 1911 Encyclopedia — Утрехтский договор в Энциклопедии Британика 1911 года]

Отрывок, характеризующий Утрехтский мирный договор (1713)

– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.