Утрехтское соглашение (1474)
Утрехтское соглашение (англ. Treaty of Utrecht) — подписано в 1474 году после Англо-ганзейской войны между Англией и Ганзейским союзом.
Каперская морская война началась в 1470 году и проходила в Северном море и Английском канале. Война велась главным образом городами Данциг и Любек, и была войной против увеличивающегося давления со стороны Англии на торговлю ганзейских городов южного побережья Балтийского моря. Кёльн выступил против войны за что был временно исключён из Ганзы.
Соглашение было заключено на условиях выплаты Англией денежной компенсации и восстановления ганзейских привилегий. Ганзейскому союзу гарантировалось право собственности на недвижимость лондонского Стального двора, которая и сохранялась в качестве ганзейской собственности в Лондоне до середины XIX века[1]
В 1475 году в соответствии с Утрехтским соглашением в Кингс-Линн[en] был сооружён Ганзейский склад использовавшийся до 1751 года и остающийся единственным ганзейским зданием сохранившимся в Англии.
Напишите отзыв о статье "Утрехтское соглашение (1474)"
Примечания
- ↑ Salter, F. R. The Hanse, Cologne, and the Crisis of 1468. // The Economic History Review 3.1 (January 1931). — P. 93—101.
Ссылки
- Подаляк Н. Г. [osh.ru/pedia/history/west/light_ages/ganza.shtml Англо-ганзейские отношения и Утрехтский мир 1474 года]. // журнал «Средневековый город». — Вып. 16.
- Dollinger, Philippe. The German Hansa. — Stanford: Stanford University Press, 1970.
Отрывок, характеризующий Утрехтское соглашение (1474)
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.