Уфимская делегация

Уфимская делегация — группа членов Центрального комитета Партии социалистов-революционеров (ПСР), которые в 1919 г. пошли на сотрудничество с большевиками.

После освобождения Уфы от войск Колчака Красной армией в июне 1919 г. оставшаяся в городе группа членов ЦК партии эсеров (В. К. Вольский, К. С. Буревой, Н. И. Ракитников и другие) начала переговоры с Уфимским ревкомом о совместных действиях против Колчака. Ревком запросил об этом руководство РКП(б); в ответе на запрос Ленин и Свердлов поддержали идею переговоров. Но ЦК ПСР отрицательно отнесся к идее переговоров и квалифицировал действия уфимской делегации как предательство по отношению к партии. Тем не менее, уфимская делегация не отказалась от своей позиции и образовала группу «Народ» (по названию издававшейся ею газеты).

В августе 1919 г. эта группа обратилась к членам ПСР с письмом, осуждавшим тактику ЦК ПСР в отношении Советской власти и борьбу на два фронта, приводящую к выступлениям против большевиков. В обращении указывалось: «Октябрьский переворот выбил партию из её передовой позиции и бросил её вправо. С этого переворота большевики стали во главе революционного движения, они повели революцию по пути осуществления её социальных задач». Члены группы «Народ» настаивали на полном отказе от вооруженной борьбы с большевиками, ссылаясь на опыт Комуча, который, по их мнению, показал, что такая борьба «неизбежно послужит торжеству реакции».

15 октября 1919 г. группы «Народ» подала в Совет обороны РСФСР заявление о том, что принимает активное участие в защите революции, призывает своих сторонников вступить в Красную армию, мобилизует часть своих членов на военную работу и просит Совет обороны оказать содействие посылаемым на фронт. 17 октября группа опубликовала «Письмо к Центральному Комитету партии социалистов-революционеров», в котором требовала немедленного ответа на вопрос: «Что будет делать партия с.-р. и её руководящие органы? Станет ли она в ряды борющихся отрядов Красной Армии… или подобно Пилату отойдет в сторону и будет со стороны наблюдать, как вершится гнусное дело расправы с революцией?».

В конце октября ЦК ПСР постановил распустить группу «Народ», а её лидерам было сделано последнее предупреждение с угрозой исключения из партии. Однако группа отказалась выполнить решение о своем роспуске и заявила, что выходит из партии, оставляя за собой право апеллировать к ближайшему партийному съезду. Она приняла название Меньшинство партии социалистов-революционеров (МПСР). Николаевская, Вологодская, Херсонская, Уфимская и другие организации ПСР присоединились к платформе группы; в других организациях партии произошел раскол.

В Красной армии был создан отдельный отряд МПСР. В выступлениях Вольского и Буревого на VII и VIII Всероссийских Съездах Советов в декабре 1919-го и декабре 1920 г. говорилось о необходимости привлечения к советской власти всей демократии, пересмотра функций ЧК, пересмотра положений Конституции РСФСР (ввод положений о всеобщем избирательном праве, праве слова для трудящихся, праве свободы печати, собраний, гарантий от внесудебных расправ для трудящихся, предоставления свободы действий тем социальным и политическим партиям, которые не ведут борьбу против Советской власти).

После Кронштадтского мятежа в марте 1921 г. отряд МПСР в Красной армии был распущен. Во время Кронштадтского мятежа по инициативе члена Центрального бюро МПСР М. А. Гинзбурга был создан «Политцентр» как якобы будущее правительство, в который вошли два члена ЦБ МПСР, в том числе Вольский. Другие члены ЦБ предложили исключить Вольского из МПСР и провести партийное следствие по делу «Политцентра». Большинство МПСР отклонило их предложение и тогда Ф. Коган-Бернштейн, В.Семенов, О.Затейщиков, Л. Декатова, Н.Смирнов и К.Буревой заявили о выходе из организации и издали 16 февраля 1922 г. «обращение о самороспуске». «Диктатура РКП,— писали участники „меньшинства МПСР“,— исключала всякую возможность осуществления задач МПСР. Репрессии и преследования МПСР на местах и в центре … внутри организации развились авантюристические настроения…».

В марте 1922 г., ГПУ раскрыло «Политцентр», изъяв в ходе обысков и арестов в том числе материал партийного следствия. В результате всех этих событий к началу 1923 г. МПСР прекратило своё существование. Многие члены группы впоследствии вступили в РКП(б).

Ссылки

• [www.antibr.ru/textbook/au_lpp2_k.html Л. А. Можаева. АНТИБОЛЬШЕВИСТСКИЕ ПАРТИИ И ОРГАНИЗАЦИИ В ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ: ПАРТИИ ЭСЕРОВ И МЕНЬШЕВИКОВ]
• [ldn-knigi.lib.ru/R/kogan-bernstein.pdf С. Ю. Малышева. ДВЕ КАЗНИ. СУДЬБА М. Л. КОГАН-БЕРНШТЕЙНА]
• [socialist.memo.ru/firstpub/y05/broytman.htm Л.Бройтман, А.Бройтман. Наш дядя — Яков Абрамович Бройтман]

Отрывок, характеризующий Уфимская делегация

– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.