Уфимцев, Анатолий Георгиевич

Анатолий Георгиевич Уфимцев
Род деятельности:	изобретатель, механик

Анато́лий Гео́ргиевич Уфи́мцев (12 (24) ноября 1880, Курск, Российская Империя — 10 июля 1936, Курск, СССР) — русский изобретатель-самоучка.

Биография

Родился в Курске, здесь прожил всю жизнь (за исключением времени ареста и ссылки). Учился в реальном училище, но после 4-го класса бросил учёбу. Работал на заводе, затем держал мастерскую по ремонту швейных машинок, велосипедов, граммофонов и т. д.; перед революцией продавал также изобретённые им нефтяные двигатели для молотилок.

В марте 1898 года совместно с тремя товарищами организовал по идеологическим, антицерковным мотивам подрыв киота чудотворной иконы в Знаменском соборе Курска собственноручно изготовленной бомбой. Взрыв не причинил человеческих жертв (так было задумано), а материальный ущерб оказался большим, но цели не достиг. Через три года вина Уфимцева случайно раскрылась, он был приговорен к пяти годам ссылки в Акмолинск. Имеется также версия, что икона была полностью уничтожена взрывом, а в дальнейшем, и по настоящий момент, демонстрируется специальная копия..

Изобретения

Уфимцев получил 68 патентов. Он, в частности, создал несколько конструкций самолётов, включая «сфероплан» (аэроплан с круглым крылом, из-за чего ныне нередко именуемый «летающей тарелкой»). Его авиационный двигатель АДУ-4 получил Большую серебряную медаль на Международной выставке воздухоплавания (1911 г.). В 1929 г. при содействии В. П. Ветчинкина Уфимцев построил в Курске первый в стране ветрогенератор (сохранился в нерабочем состоянии, находится на улице Семеновской). С 1931 г. ветрогенератор обеспечивал электроэнергией дом Уфимцева, в том числе мастерскую со станками, а также освещал еще несколько домов по улице. Генератор был снабжен механическим аккумулятором энергии — маховиком массой больше 300 кг, благодаря чему мог стабильно работать при переменной силе ветра. Часть денег на постройку выделило правительство.

Это был человек эдисоновского типа: размышляя об очередном глобальном проекте, мог взглянуть на какую-нибудь бытовую мелочь и тут же задуматься, как её усовершенствовать. Потому в списке предложений Уфимцева есть не только масштабные планы «анемофикации России» (создания целой отрасли ветровой энергетики), но и новые музыкальные инструменты или электрическое перо для множественного копирования.

В Курске именем Уфимцева названа улица (продолжение ул. Кирова между улицами Ленина и Володарского).

Максим Горький об Уфимцеве

Уфимцев — поэт в области научной техники... из ряда тех прекрасных мечтателей, которые, очарованные своей верой и любовью, идут разными путями к одной и той же цели возбуждению в народе своем разумной энергии, творящей добро и красоту... Горький

… Дряхл стал Курск. Но над всей этой дряхлостью и над всеми колокольнями двух десятков церквей возвышается железная ажурная башня. Это Уфимцев - внук известного астронома-самоучки Федора Алексеевича Семенова строит ветродвигатель. Среди покривившихся особнячков, в которых люди прятались от жизни, растет ветроэлектростанция. Это то важное, новое, что входит в жизнь Курска и вонзившись железным каркасом в небо, обещает дать энергию - электричество... Горький

Литература

Бугров Ю. А. Уфимцев Анатолий Георгиевич // Курск. Краеведческий словарь-справочник. — Курск: ЮМЭКС, 1997. — С. 409. — 10 000 экз. — ISBN 5-89365-005-0.

Ссылки

• Павел Садовский. [www.dddkursk.ru/number/848/planet/001827/ Курский гений Анатолий Уфимцев]. Еженедельник «Друг для друга», №2 (848), 2011 г. (11.01.2011). Проверено 16 января 2012. [www.webcitation.org/67anvQA98 Архивировано из первоисточника 12 мая 2012].
• Шехирев М.Ф. [old-kursk.ru/book/zemlaki/ufimcev.html Гордость Земли Курской. Уфимцев Анатолий Георгиевич (1880 - 1936)]. Курск дореволюционный (02.05.2011). Проверено 16 января 2012. [www.webcitation.org/67anxRtsH Архивировано из первоисточника 12 мая 2012].
• [www.mke.su/doc/UFIMTsEV.html Малая Курская Энциклопедия (МКЭ). Статья «Уфимцев, Анатолий Георгиевич»]
• [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_tech/3749/Уфимцев Биография на Академике]
• [astrokursk.ru/ulitsy-goroda-kurska-foto/ulitsy-tsentralnogo-okruga-kurska/ulitsa-ufimtseva-fotogalereya-obzor-istoriya.html Улица Уфимского в Курске]

Отрывок, характеризующий Уфимцев, Анатолий Георгиевич

Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.