Уфуэ-Буаньи, Феликс

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Уфуэ-Буаньи Феликс»)
Перейти к: навигация, поиск
Феликс Уфуэ-Буаньи
фр. Félix Houphouët-Boigny<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Феликс Уфуэ-Буаньи на встрече с президентом США Джоном Кеннеди. 22 мая 1962 года.</td></tr>

Президент Берега Слоновой Кости/Кот-д’Ивуара
3 ноября 1960 года — 7 декабря 1993 года
Предшественник: должность учреждена
Преемник: Анри Конан Бедье
Премьер-министр Берега Слоновой Кости
7 августа 1960 года — 3 ноября 1960 года
Предшественник: Должность учреждена
Преемник: Должность упразднена;
Алассан Уаттара (с 1990 года)
Государственный министр Франции
13 мая 1958 года — 19 мая 1961 года
Глава правительства: Пьер Пфлимлен
Шарль де Голль
Мишель Дебре
Президент: Рене Коти
Шарль де Голль
Министр здравоохранения и народонаселения Франции
6 ноября 1957 года — 14 мая 1958 года
Глава правительства: Феликс Гайяр
Президент: Рене Коти
Предшественник: Бернар Лафай
Преемник: Андре Марозелли
Государственный министр Франции
12 июня — 30 сентября 1957 года
Глава правительства: Морис Буржес-Монури
Президент: Рене Коти
Председатель Территориальной ассамблеи Кот д’Ивуара
24 марта 1953 года — 30 ноября 1959 года
Предшественник: Виктор Капри-Джедже
Преемник: Филипп Ясе
 
Рождение: 18 октября 1905(1905-10-18)
Ямусукро, Французская Западная Африка
Смерть: 7 декабря 1993(1993-12-07) (88 лет)
Ямусукро, Кот-д’Ивуар
Партия: Демократическая партия Кот-д’Ивуара
 
Награды:

Фели́кс Уфуэ́-Буаньи́ (фр. Félix Houphouët-Boigny, урождённый Диа Уфуэ (фр. Dia Houphouët); 18 октября 19057 декабря 1993, Ямусукро) — французский и ивуарийский политический и государственный деятель. В 1956—1961 годах занимал различные министерские посты во французском правительстве. В 1960—1993 годах — первый президент независимого Кот д’Ивуара.





Биография

Родился в семье вождя из народа бауле (унаследует этот титул в 1940 году).

В 1918 году отправился в Дакар изучать медицину, после чего практиковал в течение 15 лет.

В 1944 году Уфуэ-Буаньи организовал Союз африканских сельскохозяйственных производителей, который годом позднее вырос в Демократическую партию Берега Слоновой Кости.

В 1945 году Феликс Уфуэ-Буаньи был избран депутатом Кот-д’Ивуара в Национальном собрании Франции. В Париже примкнул к Республиканскому союзу сопротивления, связанному с коммунистами. Однако после ряда неудач, постигших Уфуэ-Буаньи и его соратников, в конце 1946 года было создано Африканское демократическое объединение. Его отделения появились на всех территориях Французской Западной Африки, а его председателем был избран Уфуэ-Буаньи. Находясь на этом посту, он вывел партию из-под коммунистического влияния.

Переизбирался депутатом Национального собрания Франции в 1946, 1951 и 1956 годах. В 1953 году был избран председателем ивуарийской Территориальной ассамблеи.

В 1956 году стал мэром Абиджана — крупнейшего города Кот-д’Ивуара. С 1956 по 1959 годы также занимал министерские посты во французских правительствах.

Сотрудничал с президентом Франции Шарлем де Голлем, с которым совершил турне по территориям Французской Западной Африки, выступая с идеей их автономии.

В 1960 году, после того, как де Голль согласился предоставить независимость республикам Французской Западной Африки, Уфуэ-Буаньи стал сначала премьер-министром (августноябрь), а затем и президентом Кот-д’Ивуара (до 1986 года страна официально именовалась в СССР Берег Слоновой Кости, это буквальный перевод с французского).

На посту президента Уфуэ-Буаньи зарекомендовал себя как сторонник свободного предпринимательства, приветствовал иностранные инвестиции. Он продолжал политику сотрудничества с Францией: во время его президентства в стране работали французские чиновники, занимавшие важные посты в системе власти.

. Также Уфуэ-Буаньи проявил себя как миротворец, что было оценено в 1989 году, когда ЮНЕСКО учредило Премию мира его имени. В числе награждённых премией за 20 лет — бывший президент Финляндии Мартти Ахтисаари и бывший президент Бразилии Лула да Силва[1].

Феликс Уфуэ-Буаньи пробыл на президентском посту 33 года, вплоть до своей смерти 7 декабря 1993 года. В тот же день новым президентом стал давно считавшийся его преемником Анри Конан Бедье. Уфуэ-Буаньи пережил четыре попытки государственного переворота1960-е годы), а с 1965 по 1990 шесть раз переизбирался на президентский пост. На момент своей смерти был самым долговечным президентом в Африке.

В его честь в Кот-д’Ивуаре назван футбольный стадион, на котором выступает национальная сборная.

См. также

Напишите отзыв о статье "Уфуэ-Буаньи, Феликс"

Примечания

  1. [typo38.unesco.org/ru/unesco-home/services/pressservices/pressreleases-sing.html?tx_ttnews%5Bpointer%5D=3&tx_ttnews%5Btt_news%5D=2706&tx_ttnews%5BbackPid%5D=202&cHash=5f9c6fe014 UNESCO.org: Президент Лула да Силва удостоен Премии мира ЮНЕСКО им. Феликса Уфуэ-Буаньи]

Литература

  • Феликс Уфуэ-Буаньи (Люди и события) // Новое время. — М., 1960. — № 51. — С. 12.

Ссылки

  • [www.krugosvet.ru/enc/istoriya/UFUE-BUANI_FELIKS.html Биография Феликса Уфуэ-Буаньи на сайте krugosvet.ru]
  • [www.wdl.org/ru/item/2544 Речь господина Уфуэ-Буаньи, государственного министра, прозвучавшая на стадионе Гео-Андре в Абиджане 7 сентября 1958 года]

Отрывок, характеризующий Уфуэ-Буаньи, Феликс

Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал: