Ухряб

Ухряб
Жанр:	рассказ
Автор:	Виктор Пелевин
Язык оригинала:	русский
Дата первой публикации:	1991
[pelevin.nov.ru/rass/pe-uchr/1.html Электронная версия]

«Ухряб» — рассказ современного российского писателя Виктора Пелевина.

Содержание

Рассказ Пелевина раннего периода происходит в советское время (судя по реплике «у нас за эти семьдесят лет столько непонятного набралось» — во второй половине 80-х).

Герой рассказа, гуманитарий на пенсии Маралов, чтобы не чувствовать себя окончательно пенсионером, отвечает на письма читателей в журналы, например, на вопрос школьника: «Зачем я живу?» В остальное время он беседует с единственным учеником на общефилософские темы. И вот, во время очередной пьяной беседы, он высказывает неожиданную мысль, что Бог — персонифицированное обобщение всего непонятного в отдельной стране. Он объективно существует, и ему соответствует определённая религиозная мистика.

Наутро после похмелья выясняется, что идея укоренилась в душе её изобретателя в виде странного слова «ухряб». Герой начинает видеть вездесущий «ухряб» везде: в звуках разрубания мяса, в скрытом виде у классиков литературы («вот-с, умял двух рябчиков, да ещё…»), в виде акростиха в лозунгах («Успеха участникам XI международного фестиваля за разоружение и ядерную безопасность!»), в последовательности картин на стене (подсолнух, рябина).

Постепенно новое местное божество становится маниакальной страстью героя, он видит себя зажатым между двумя «ухрябами» как в прессе, а он не соглашается ещё признать себя им, хотя это нечестно, так как «ухряб» и внутри. Мания приводит к добровольной смерти героя — за городом в заснеженной яме, которая представляется ему «ухрябом-сырцом в изначальном виде», что и является естественным концом рассказа, последняя, девятая глава которого состоит из одного предложения: «Нашли его через два дня — лыжники, по торчащему из снега красному носку».

Публикация

Рассказ впервые опубликован в составе первого авторского сборника Пелевина «Синий фонарь» (1991).

Ссылки

• [pelevin.nov.ru/rass/pe-uchr/1.html Ухряб] на сайте творчества Виктора Пелевина

Отрывок, характеризующий Ухряб

Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.