Северокарельское государство
| Северокарельское государство | |||||||||
| (Временное правительство Карелии) | |||||||||
| |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||||
| Столица | Ухта | ||||||||
| Язык(и) | финский, карельский, русский языки | ||||||||
| Денежная единица | Финская марка | ||||||||
| Форма правления | Временное правительство | ||||||||
| Государственная религия | Светское государство | ||||||||
| Дипломатическое признание | Непризнанное государство (до мая 1920)  Финляндия (после мая 1920) | ||||||||
|
| |
| Утверждён | |
|---|---|
| Предыдущие флаги | |
Северокаре́льское госуда́рство (Ухтинская республика, Беломорская Карелия, Архангельская Карелия) — непризнанное государство, ориентировавшееся на Финляндию, существовавшее в 1919—1920 годах на территории пяти волостей Архангельской губернии, ныне территории субъекта Российской Федерации — Республики Карелия. Столицей Северокарельского государства являлось село Ухта (ныне пгт. Калевала).
Содержание
Предпосылки
Предпосылки к возникновению независимого карельского государства возникли ещё в 1906 году, когда в Таммерфорсе, на территории Великого княжества Финляндского, 3—4 августа был создан Союз беломорских карел. В 1911 году деятельность Союза была запрещена, однако позже он возродился в виде Карельского просветительского общества, принявшего непосредственное участие в создании Северокарельского государства.
После прихода к власти большевиков большинство крестьян Карелии подпало под определение кулака, к которым применялись жестокие меры реквизиции зерна и скота со стороны продотрядов. Это, а также нахождение карельского населения в зоне ведения боевых действий в ходе Гражданских войн в России и Финляндии и иностранной военной интервенции на севере России склонило население ко всем последующим событиям.
Финская интервенция
Военной опорой Северокарельского государства послужили финские военные отряды, проникшие в ходе финской Гражданской войны на территорию Архангельской Карелии из Финляндии. В конце марта 1918 года отряд финского охранного корпуса под командованием полковника Мальма заняли сёла Ухта и Вокнаволок. В сёлах и окружающих волостях было организовано местное самоуправление под руководством сторонников независимости Карелии от РСФСР, ориентированных на вхождение в состав Финляндии, — Ухтинский комитет (карел. Uhtuan Toimikunta — Ухтуан Тоймикунта), который возглавлял некий Туйску[1]. Известно также имя ещё одного члена Тоймикунты — Пааво Ахава[1].
Первая советско-финская война
21 июня 1918 года был утверждён флаг Карельского государства (Беломорской Карелии, первоначально в составе Ухтинской волости Кемского уезда Архангельской губернии), где на синем фоне были расположены семь серебряных звёзд в форме созвездия Большой Медведицы, в честь чего флаг получил название Otava (Большой Медведицы).
Окончательно Северокарельское государство оформилось 21 июля 1919 года вместе с созданием Временного правительства Беломорской Карелии (Временное правительство Архангельской Карелии, Ухтинское правительство) во главе с С. А. Тихоновым. Центром территориального образования стало село Ухта. Первоначально был взят курс на вступление Архангельской Карелии в состав Финляндии, и 14 ноября 1919 года был сделан соответствующий запрос правительству Финляндии. Однако в дальнейшем был принят курс на создание независимого государства, находящегося в союзе с Финляндией.
21 марта 1920 года правительство созвало съезд представителей 11 северных волостей[2], входящих в ведение Архангельского Карельского Временного правительства. В работе съезда приняло участие 116 делегатов[2].
В первый же день работы съезда был рассмотрен вопрос о государственных символах, о чём в журнале, в котором велись протоколы заседания, имеется запись:«Внесено предложение выработать форму национальнаго карельскаго герба и выбрать цвета национальнаго флага. По обсуждении одобрили следующее: Герб — медведь перед чурбаном с топором в лапе, флаг с двух цветов красный внизу, а жёлтый вверху, на полях созвездие большой медведицы. Окончательное заключение по обеим предложениям отложить до следующаго заседания»[3]
29 марта 1920 года были окончательно утверждены герб и флаг независимой Карелии. Автором их эскизов был финский художник Аксели Галлен-Каллела (1865—1931). Герб представлял собой двуцветный красно-зелёный варяжский щит, увенчанный традиционным головным убором лесорубов. На щите был изображён медведь чёрного цвета с сучкорезом весури в лапе. Медведь попирал ногами чёрную цепь, а над ним были белые искры северного сияния.[4] Национальный флаг представлял собой чёрный скандинавский крест с красной каймой, расположенный на зелёном полотнище. Цвета флага имели следующее значение: зелёный — символизировал лес и природу страны, красный — кровь, пролитую за родину, а также радость и огонь, поскольку в древности предки карел использовали подсечно-огневое земледелие, чёрный — родную землю и печаль. На государственном флаге имелось белое изображение северного сияния в крыже красного цвета. Военно-морской флаг был выполнен в том же стиле, имел три косицы и дополнялся образом медведя с сучкорезом весури в лапах (есть данные, что в центре чёрного креста на нём находился красный квадрат). Также были разработаны лоцманский флаг (luotsilippu), почтовый флаг (postilippu) и таможенный флаг (tullilippu).[3]
Съезд решил отделиться от Советской России и, руководствуясь объявленным советской властью принципом «права наций на самоопределение», объявил независимость Карелии. В декларации съезда было указано: «Карелия сама должна править своими делами и отделиться от России»[5]. Съезд также поблагодарил Финляндию за обещания «помощи и поддержки», которые дал присутствовавший на съезде финский представитель.[1] Правительство было переименовано в Карельское временное правительство (Временное правительство Карелии).
В конце апреля 1920 г. на станцию Белоостров прибыла делегация Карельского временного правительства и вручила требование об отделении Карелии от Советской России комиссару советских погранвойск.[1]
На основании решений съезда, в мае 1920 года Северокарельское государство было признано Финляндией, которая даже выделила ему заём в размере 8 млн финских марок. Однако уже 18 мая 1920 года части РККА без боя вошли в Ухту. Правительство Северокарельского государства бежало в село Вокнаволок, в 30 км от советско-финской границы, откуда перебралось в Финляндию.
Карелия была оставлена в составе РСФСР, где на её территории 8 июня 1920 года было образовано автономное областное объединение Карельская трудовая коммуна, существовавшее по 25 июля 1923 года, когда была образована Карельская АССР.[6]
В ходе переговоров между РСФСР и Финляндией финской стороной были выдвинуты территориальные претензии на Карелию, однако вследствие успехов РККА правительство Финляндии было вынуждено от них отказаться. В результате 14 октября 1920 года между РСФСР и Финляндией был заключён Тартуский мирный договор.
Вторая советско-финская война
Однако, как оказалось, правительство Финляндии и сторонники независимой Карелии не собирались полностью отказываться от своих претензий. 10 декабря 1920 года в Выборге было создано Карельское объединённое правительство, в состав которого, кроме Временного правительства Карелии, вошло Олонецкое правительство и другие национальные образования.
В октябре 1921 года на территории Карельской трудовой коммуны в Тунгудской волости был создан подпольный Временный Карельский комитет. В ноябре—декабре 1921 года финские отряды вновь заняли часть районов Карелии. Началась вторая Советско-Финская война. В Карелии было введено военное положение, главнокомандующим Карельским фронтом был назначен командарм А. И. Седякин. К началу января 1922 г. ударами из Петрозаводска части РККА разбили главную группировку финнов, и в начале февраля 1922 года центр Карельского комитета село Ухта был вновь занят частями Красной Армии. В результате успехов советских войск Финляндия была вынуждена прекратить боевые действия. Северокарельское государство (Ухтинская республика) окончательно прекратило своё существование[7][8].
См. также
- Советско-финские войны
- Российско-финские отношения
- Республика Северная Ингрия
- Олонецкое правительство
- Олонецкий поход
Напишите отзыв о статье "Северокарельское государство"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [window.edu.ru/library/pdf2txt/763/68763/42922/page11 Дубровская Е. Ю. Судьбы приграничья в «Рассказах о Гражданской войне в Карелии» (по материалам Архива КарНЦ РАН)] // [window.edu.ru/resource/763/68763/files/sbornik_mcvz.pdf Межкультурные взаимодействия в полиэтничном пространстве пограничного региона: Сборник материалов международной научной конференции / Составитель О. П. Илюха. — Петрозаводск: КарНЦ РАН, 2005. — 416 с.] — С. 102−105. (Скачать [www.krc.karelia.ru/doc_download.php?id=95&table_name=publ&table_ident=820 С. 85-154.])
- ↑ 1 2 [militera.lib.ru/h/hesin_ss/01.html Хесин С. С. Разгром белофинской авантюры в Карелии в 1921−1922 гг. — М.: Воениздат МВС СССР, 1949.]
- ↑ 1 2 [www.hrono.ru/heraldicum/flagi/subjects/karelia.htm Карелия (флаги)]. Хронос. Проверено 8 марта 2005. [www.webcitation.org/65ZS8ZryN Архивировано из первоисточника 19 февраля 2012].
- ↑ [www.hrono.ru/heraldicum/russia/subjects/karelia Карелия (гербы)](недоступная ссылка — история). Хронос. Проверено 12 октября 2004.
- ↑ «Красная летопись», 1933. — № 2 (53). — С. 168.
- ↑ Карельская трудовая коммуна // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
- ↑ [heninen.net/gerb/#1920 Гербы Карелии]. heninen.net. [www.webcitation.org/65ZS9LrXT Архивировано из первоисточника 19 февраля 2012].
- ↑ [heninen.net/flags/ Флаги Карелии]. heninen.net. [www.webcitation.org/65ZSAEOPm Архивировано из первоисточника 19 февраля 2012].
</ol>
Ссылки
- Леонтьев П. Р. [www.voinitsa.ru/pages/art261.aspx Ухта на переломе веков // Ухтинская республика]. — Петрозаводск, Скандинавия, 2008.
- [www.hrono.ru/organ/ru19170020.html Временное правительство Беломорской Карелии] (рус.). на портале [www.hrono.ru/ Хронос]. [www.webcitation.org/65ZSB3nbW Архивировано из первоисточника 19 февраля 2012].
Отрывок, характеризующий Северокарельское государство
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.
– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
