Цатский язык

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Уцат (язык)»)
Перейти к: навигация, поиск
Цатский язык
Самоназвание:

tsat

Страны:

Китай

Регионы:

Хайнань

Общее число говорящих:

3800 (1999)

Статус:

неблагополучный

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Австронезийская семья

Западнозондская ветвь
Малайско-чамская ветвь
Чамская группа
Языковые коды
ISO 639-1:

ISO 639-2:

ISO 639-3:

huq

См. также: Проект:Лингвистика

Цатский язык (уцульский, уцат, уцатский, тсат, хуэйхуэйский, хайнаньско-чамский; кит. упр. 回輝话, пиньинь: huíhuīhuà) — язык уцулов, один из чамских языков, распространённый в двух деревнях (Хуйсинь и Хуэйхуэй) в уезде Ясянь (崖县) на юге острова Хайнань (КНР) недалеко от города Санья. По вероисповеданию мусульмане (по-видимому, исламизация уцулов произошла еще на землях их прежнего расселения в Индокитае, где распространены остальные чамские языки). Как мусульмане, по-видимому, de facto и сравнительно поздно официально включены в состав национальности хуэй.





Лингвистическая характеристика

Фонетика и фонология

Цатский язык является полноценно тоновым языком, что довольно необычно для австронезийских языков. Система тонов развилась, по всей видимости, под влиянием тай-кадайского языка ли (хлай), в окружении носителей которого живут уцулы, а позднее и китайского языка.


Напишите отзыв о статье "Цатский язык"

Литература

  • Pérez Pereiro, Alberto [www.public.asu.edu/~aperez7/TONALITY.html Tonality in Phan Rang Cham and Tsat]. Проверено 22 декабря 2006. [web.archive.org/web/20060320070439/www.public.asu.edu/~aperez7/TONALITY.html Архивировано из первоисточника 20 марта 2006]. (англ.)
  • 海南岛崖县回族的回辉话 (Хайнаньдао Ясянь хуэйцзу дэ хуэйхуэйхуа—Язык хуэйхуэй, на котором говорят мусульмане, проживающие в уезде Ясянь на о-ве Хайнань) // 民族语文 (Миньцзу юйвэнь).1983, № 1。

Ссылки

  • [www.ethnologue.com/show_language.asp?code=huq Ethnologue entry for Tsat]  (англ.)
  • [www.wehome.org/show.aspx?id=298&cid=24 姜永兴, 梅伟兰。 海南岛羊栏回族的来源及其特点]

Отрывок, характеризующий Цатский язык

Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.