Уцмиев, Муса

Муса-Хасав Уцмиев (или князь Муса-Хасав, Аксаевский князь Муса Уцмиев) (? — 1842/1843) — генерал-майор русской службы, известный кумыкский князь, Главный Кумыкский пристав, сподвижник генерала Ермолова на Кавказе.

Биография

В 1820 году он был произведен сразу в чин капитана и утвержден русскими властями «старшим Аксаевский владетелем». Он же отличаясь преданностью своему правительству, был награждён украшенной бриллиантами золотой медалью с надписью «За усердие» для ношения на шее на Андреевой ленте.

В 1825 году, подполковник Муса Бий Хасав, как депутат, избранный от засулакских князей, участвовал при коронации Николая I. В документах за 1826 год князь Муса-Хасав упоминается уже с чином майора. В этом же году он был пожалован орденом Святой Анны II степени.

4 июня 1826 года по указанию генерала А. П. Ермолова, Главному Кумыкскому приставу князю Мусе-Хасаву было приказано возвести на реке Ярыксув поселение с размещением в нём воинского гарнизона, в целях защиты селений Кумыкской плоскости от набегов чеченцев. К началу зимы 1826—1827 годов приказ Ермолова Муса-Хасав выполнил. Князь организовал переселение в новое селение по 100 семейств из Андрейаула (Эндирей) и Костека, расположив там воинский гарнизон. Ермолов предложил назвать новое поселение Хасавюртом в честь Мусы-Хасава.

В документах за 1831 год — князь Муса-Хасав упоминается с чином полковника. В 1834 году он был пожалован императорской короной к ордену Святой Анны II степени, а в 1836 году — бриллиантовым перстнем в 1200 руб.

Главного кумыкского пристава Мусу-Хасава, осуществляющего главный надзор над общим порядком в Кумыкии — кумыки называли «Законлу Муса».

Высочайшим приказом от 9 ноября 1837 года «Кумыкский Князь Муса-Хасав» за отличие был произведен из полковников в генерал-майоры со старшинством в чине с 14 октября 1837 года 17 февраля 1842 года генерал-майор, находящийся при Отдельном Кавказском корпусе князь Мусса-Хасав в награду отличной храбрости, мужества и распорядительности, оказанных 26 сентября 1841 года при отражении многочисленной партии горцев, напавшей на село Умахан-Юрт, был пожалован орденом Святого Станислава I степени. Точная дата смерти не известна. Ермолов о нем во «всеподаннейшем рапорте» царю указывал, что «здесь весьма редки люди столь непоколебимой верности и чести», с его смертью в его лице российские власти на Кавказе потеряли одного из своих главных сторонников среди местных кавказских владельцев, имевшего большое уважение к себе у самых даже соседних враждебных племен.

Литература

• Гаджиева С. Кумыки. — М., 1962.
• Ермолов А. П. Записки. — М.: «Высшая школа», 1991.

Отрывок, характеризующий Уцмиев, Муса

Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.