Участие СМИ в Испано-американской войне

Освещение средств массовой информации событий Испано-американской войны способствовало изменениям в новостных изданиях США. Например, технологические инновации упростили процесс публикации фотографий, что позволило газетам публиковать больше иллюстраций.

Изменения в общественном мнении

События Испано-американской войны развивались с начала борьбы Кубы за независимость от Испании в феврале 1895 года. Жестокие репрессивные меры, предпринятые Испанией для пресечения восстания были подробно описаны американской прессой, что вызвало симпатию к кубинским повстанцам со стороны американской общественности.

9 февраля 1898 г. Херст опубликовал в своей газете похищенное личное письмо испанского посланника в Вашингтоне де Ломе своему другу на Кубе. В нем президент Маккинли получил нелестную характеристику и был назван «дешевым, угодливым политиканом». Посланник немедленно подал в отставку, а испанское правительство объявило, что оно не может нести какой-либо ответственности за его частное письмо.

Растущие требования к правительству США вмешаться в события на Кубе со стороны американского населения усилились после загадочной гибели броненосца "Мэйн" в Гаванском порту 15 февраля 1898 года. И несмотря на то, что причины взрыва броненосца "Мэн" были неизвестны, газеты Нью-Йорка обвинили Испанию в этом инциденте. Все эти события имели серьезные последствия для американской прессы, так как именно в этот период появилось понятие "война, развязанная прессой" (a newspaper-made war), вызванное желтой прессой. Этот термин впервые появился в печати в 1897 году и быстро завоевал популярность, распространившись сначала на крупнейшие газеты Нью-Йорка, New York Journal и New York World, а затем и на другие газетные издания США.Образ революционеров, борющихся с Испанией, был идеализирован. Например, в газете Herald за 15 мая 1898 года о восстании на Кубе говорилось следующее:

Пожалуй, еще никогда в истории самые способные и богатые граждане, формирующие элиту страны, не боролись за независимость столь отчаянно и единогласно, рискуя столь многим для общего дела.

Оригинальный текст (англ.)  

Perhaps never in history have the ablest, best born and wealthiest citizens of a country struggling for independence, more freely or more unanimously sacrificed so much for such a cause.

Критика теории

Однако существует и другое мнение насчет роли СМИ в Испано-американской войне. Приверженцы данной точки зрения считают, что доказательств для обвинения американских СМИ в разжигании военного не так много. Например, на момент начала войны кино стало новым способом передачи информации, а конфликт был популярной темой. Поэтому короткометражные фильмы, снятые в тот период, нельзя считать пропагандой, хоть они демонстрировали армейский быт, Теодора Рузвельта и «Мужественных всадников», а также похороны погибших солдат. К тому же необходимо учитывать экономический фактор. Например, для своевременного освещения военных действий только New York Journal в неделю расходовала 1 млн долларов (в пересчете на современные деньги) на зарплату, телеграфные расходы и транспорт.

Ссылки

• [www.loc.gov/teachers/classroommaterials/primarysourcesets/spanish-american-war/pdf/teacher_guide.pdf *The Spanish-American War: The United States Becomes a World Power Teacher's Guide]
• Spanish-American War: [www.history.com/topics/spanish-american-war History.com]
• "National Tribune", Washington, D.C. - 28 апреля 1898 - "A Land of Magnificent Promise"
• [chroniclingamerica.loc.gov/lccn/sn85042461/1898-05-15/ed-1/seq-21/ Library of Congress]

Отрывок, характеризующий Участие СМИ в Испано-американской войне

– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.