Учебный воздухоплавательный парк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Учебный воздухоплавательный парк
УВП
Годы существования

февраль 1885 год - 1910 г..

Страна

Российская империя

Подчинение

Император всероссийский

Входит в

Вооружённые силы Российской империи

Тип

Военное учебное заведение

Участие в

Русско-Японская война

Учебный воздухоплавательный парк (УВП) /февраль 1885 − 1910/ — военное учебное заведение Русской Императорской Армии в окрестностях Санкт-Петербурга (Волкова Деревня), для подготовки аэронавтов-офицеров воздухоплавательных частей.





Предыстория

22 декабря 1884 года (г.) видный русский реформатор и военный министр генерал П. С. Ванновский выступил на Военном совете: «… Государь Император, признавая необходимым предоставить … средства для основательной разработки вопросов по развитию у нас и применению к военным целям воздухоплавания, голубиной почты и различных систем вышек, высочайше повелеть соизволил: — Организовать особый фонд …; — Расходование этой суммы производить с разрешения Военного Министра …; — Кадровую команду аэронавтов образовать …»

В декабре 1884 года в России при Главном Инженерном Управлении под председательством заведующего Гальванической (впоследствии — Электротехнической) частью генерал-майора М. М. Борескова была создана «Комиссия по применению воздухоплавания, голубиной почты и сторожевых вышек к военным целям». Секретарем-делопроизводителем её был назначен поручик А. М. Кованько, ранее окончивший Николаевское инженерное училище.[2]

Воздухоплавательная команда

По заключению этой комиссии в феврале 1885 г. была сформирована Воздухоплавательная команда — первое в русской армии регулярное подразделение такого рода — под началом поручика А. М. Кованько. Команда состояла из двух унтер-офицеров и 20 рядовых. В 1887 г. в команде было уже 6 офицеров и 51 солдат. Офицеры обучали солдат гимнастике, телеграфной азбуке, фотографии, обращению с телефонами, устройству воздушных шаров, наполнению их газом, приготовлению сигнальных шаров из пергаментной бумаги, обращению с газодобывающей установкой и паровой лебёдкой.[3]

Военно-воздухоплавательную команду расквартировали к югу от Волковой Деревни, на Волковом поле, в старых казармах испытального артиллерийского полигона.

6 октября 1885 года был совершён первый успешный перелёт из Волкова в Новгород на французском воздушном шаре. Экипаж состоял из 3 человек под командованием поручика Александра Кованько, основателя и главы авиационной команды. Отсюда впервые поднялись в воздух 2 воздушных шара «Орёл» и «Сокол».

18 мая 1886 г. первую опытную воздушную съемку осуществил над С.-Петербургом А. М. Кованько. Этим было положено начало развитию воздушного фотографирования в нашей стране. Первый фотоснимок Кованько получил с высоты 800 м, второй — с 1200 м; оба — при наклонном положении оптической оси обыкновенного раздвижного фотоаппарата с простым моментальным затвором и форматом снимка 12 X 16 см. Третий снимок был произведен над Петропавловской крепостью с высоты 1350 м при приближенно отвесном положении оптической оси камеры.[4]

На территории Воздухоплавательного парка была 1-я голубиная станция. Почтовых голубей применяли при полётах аэростатов и дирижаблей на дальние расстояния, чтобы проинформировать о случившемся ЧП. И даже на первые полёты самолётов тоже брали голубей.

Учебный воздухоплавательный парк

В апреле 1887 г. Воздухоплавательная команда была переименована в Учебный кадровый воздухоплавательный парк, а в мае 1890 г. утверждено положение о Воздухоплавательной части и приказом № 126 по военному ведомству от 14 июля 1890 г. сформирован Учебный воздухоплавательный парк. Так же стал называться и полигон, предназначенный для подготовки офицеров и рядовых воздухоплавательной службы. Здесь же проводились испытания «воздухоплавательных снарядов» − самолётов, производилось снаряжение для воздухоплавательных частей. Для этих целей были развернуты шаровая и сетевая мастерские, учебная голубиная станция, метеорологическая станция, механические мастерские и различные лаборатории.

С.-Петергбургская газета «Новое время» от 16 (3) мая 1901 года сообщала:

«1-го мая, по предложению председателя международной метеорологической комиссии доктора Гергезеля, из многих пунктов Западной Европы (Париж, Страсбург, Берлин, Мюнхен и др.), а также у нас из Петербурга, состоялся XVII международный полёт шаров без воздухоплавателей, а лишь с необходимыми самопишущими метеорологическими инструментами для автоматического записывания на различных высотах температуры, давления и влажности воздуха… Подъём шара проследовал ровно в 8 часов утра, со двора учебного воздухоплавательного парка (на Волковом поле).»

Военнослужащие учебного воздухоплавательного парка участвовали на манёврах 19021903 гг. в Красном Селе, Бресте и Вильно где проверялись способы использования воздушных шаров в интересах артиллерии (разведка, корректировка огня) и для воздушной разведки (наблюдения). Убедившись в целесообразности применения привязных шаров, Военное министерство приняло решение создать специальные подразделения при крепостях в Варшаве, Новгороде, Бресте, Ковно, Осовце и на Дальнем Востоке, в составе которых имелось 65 воздушных шаров.

В начале XX века для хранения воздушных шаров и дирижаблей на поле был построен эллинг — массивное здание, завидев которое пассажиры Николаевской железной дороги определяли, что приближаются к ст. «Воздухоплавательный парк».

Военные воздухоплаватели осваивали здесь приёмы управления воздушными шарами, проводили опыты с привязными аэростатами, запускали шары—зонды. С этого аэродрома поднялся первый в России управляемый аэростат «Лебедь».

Все это время УВП (Учебным воздухоплавательным парком) руководил Александр Кованько, прошедший путь от поручика до генерал-лейтенанта. В 1904 г. в составе УВП была открыта Военная воздухоплавательная школа, с которой сотрудничали Д. И. Менделеев, Н. Е. Жуковский.

С.-Петергбургская газета «Новое время» от 18 июля 1907 года сообщала:

Пущенный 14 июля аэростат «Учебный воздухоплавательный парк» (1500 кубич. метров объемом) поле 5 часов полёта благополучно опустился южнее Ладожского озера, в 40 вер. от станции Войбакала, Вологодской ж.д., Новоладожского уезда, Петербургской губ. Воздухоплаватели (кап. Агапов, поруч. Черпаков, подпор. Самойло и Уманец) по прямой линии пролетели около 85 вер., достигнув наивысшей точки на 2 050 метр., при наименьшей температуре +5 С.
До сих пор в области поощрения частного воздухоплавания у нас не сделано ровно ничего. Воздухоплавание сосредоточено исключительно в области применения его в военных целях; так, у нас при Главном инженерном управлении существует воздухоплавательный отряд. Затем есть у нас учебный воздухоплавательный парк, являющийся школой русского военного воздухоплавания. Дальше мы не идем.

— В. Корн, "Русский аэроклуб",Воздухоплаватель, 1907 г., 12.

[5]

К изготовлению дирижаблей в Российской империи приступили в 1908 году в это же время здесь прошёл первый полёт российского дирижабля «Учебный». Военные воздухоплаватели осваивали здесь приёмы управления воздушными шарами и проводили опыты с привязными аэростатами, в августе 1909-го отсюда поднялся ввысь первый в России управляемый аэростат «Лебедь».

К осени 1909 г. УВП получил разрешение от Министерства императорского двора на устройство аэродрома для испытаний и полётов аэропланов. В 1909 г. Инженерное ведомство предложило начальнику учебного воздухоплавательного парка генерал-майору А. М. Кованько построить 5 аэропланов. Вскоре на отведенном участке были построены два ангара, и 22 сентября в них разместили для достройки аэропланы, которые строились в парке на Волковом поле.

«...во исполнение сего ГИУ заказало во Франции аэропланы бр. Райт и Вуазен... и вместе с тем приобрело 7 бензиновых моторов для постановки их на аэропланах и для испытания пригодности для таких аппаратов моторов различных типов. Постройка пяти аэропланов в Учебном воздухоплавательном парке заканчивается, и предстоящей осенью аэропланы эти будут испробованы полетом на Гатчинском военном поле...»

— Доклад начальника Главного инженерного управления инженер-генерала Н.Ф. Александрова в Военный совет.

В 1910 г. Учебный воздухоплавательный парк был переформирован в Офицерскую воздухоплавательную школу с авиационным и воздухоплавательным отделениями.

30 июля этого же года с УВП стартовал первый Российский дирижабль «Кречет».

Состав

  • управление
  • офицерский класс
  • унтер-офицерский класс
  • шаровая мастерская
  • сетевая мастерская
  • учебная голубиная станция
  • метеорологическая станция
  • механические мастерские
  • различные лаборатории

После 1917 года

После октября 1917 г. А. М. Кованько был снят с должности, а на аэродроме была создана Высшая военная воздухоплавательная школа. Здесь готовили командный состав воздухоплавателей и пилотов дирижаблей для Рабоче — крестьянской Красной армии. В советское время испытания продолжались: в 1923 году усилиями Высшей военно-воздухоплавательной школы был построен и запущен в воздух дирижабль «VI Октябрь». Школа была расформирована в 1926 г., а территория Воздухоплавательного парка была отдана военной части, занимавшейся ремонтом авиационной техники. В память об этом была названа ж.д. платформа «Воздухоплавательный парк» и улица Воздухоплавательная. На здании бывшей Воздухоплавательной школы (ул. Парковая 7) имеются мемориальные доски, посвященные 100-летию УВП (1885—1985) и в честь столетия П. Н. Нестерова (1887—1914), окончившего Воздухоплавательную школу в 1912 году.

После того как в 1926 году была ликвидирована военно-воздухоплавательная школа, а бывший пустырь начал зарастать промышленными постройками, эллинг куда-то исчез. Сохранилось здание бывшей кузницы, в которой строились как аэростаты и дирижабли, так и первые самолёты, которые были разработаны российскими офицерами воздухоплавательной школы. Примерно в 1923—1926 годах на территории Воздухоплавательного парка была уничтожена церковь Ильи Пророка.

Во время Великой Отечественной войны на территории ул. Парковой дом № 7 помимо ремонта авиадвигателей располагался цех по ремонту и восстановлению знаменитых «Катюш»[7].

Значение Учебного воздухоплавательного парка для развития российской науки и военного дела трудно переоценить. Именно здесь проводились опыты по первым русским самолётам и парашютам, были организованы систематические исследования атмосферы с помощью аэростатов (честь рождения аэрологии как науки принадлежит России; её основателем является преподаватель Учебного воздухоплавательного парка и профессор Михайловской артиллерийской академии М. М. Поморцев).

Нагрудный знак

Учрежден 24 февраля 1896 г.. Представляет собой серебряный венок из лавровых и дубовых листьев, на который в верхней части наложен серебряный государственный герб и ниже серебряные же скрещенные топоры, поверх которых золотая эмблема воздухоплавательных частей инженерных войск. Высота знака 49 мм., ширина 38.5 мм. Право на ношение знака имели офицеры, закончившие офицерские классы УВП. Знак носится на левой стороне груди на мундире, вицмундире, сюртуке, кителе по середине расстояния от талии до воротника. Знак мог носиться в качестве полкового знака чинами Учебного воздухоплавательного парка.[8]

Объединённый знак учебного воздухоплавательного парка и военно-электротехнической школы. Учрежден 4 февраля 1897 г. Представляет собой серебряный венок из лавровых и дубовых листьев, на который в верхней части наложен серебряный государственный герб и ниже серебряные же скрещенные топоры. В нижней части знака наложены золотые эмблема воздухоплавательных частей инженерных войск и скрещенные молнии. Высота знака 41 мм., ширина 33 мм. Право на ношение знака имеют офицеры, закончившие по первому разряду офицерские классы Военно-электротехнической школы и офицерские классы Учебного воздухоплавательного парка. Знак носится на левой стороне груди на мундире, вицмундире, сюртуке, кителе по середине расстояния от талии до воротника. Весьма своеобразный знак. Он не использовался в качестве полкового знака для чинов Электротехнической школы или Учебного воздухоплавательного парка. Этот знак могут носить только офицеры, причем, прошедшие курсы обучения на отлично в двух учебных заведениях — Военно-электротехнической школе и Учебном воздухоплавательном парке.[8]

Память

В поэзии

  • Александр Кушнер, "Воздухоплавательный парк" (1962)
  • Александр Городницкий, "Воздухоплавательный парк" (1972)

В названиях

Напишите отзыв о статье "Учебный воздухоплавательный парк"

Примечания

  1. Илл. 110. Воздухоплавательный Парк. Обер-Офицер ( парадная форма ) Рядовые: 1) в рубахе, 2) в парадной и 3) в обыкновенной форме. ( приказ по воен. вед. 1890 г. № 291 ) // Иллюстрированное описание перемен в обмундировании и снаряжении войск Императорской Российской армии за 1881–1900 гг.: в 3 т.: в 21 вып.: 187 рис. / Сост. в Техн. ком. Гл. интендантского упр. — СПб.: Картографическое заведение А.Ильина, 1881–1900.
  2. [www.gorod.gatchina.biz/dll_9102601 История Гатчинского аэродрома]
  3. В.В.Король. Земля и небо генерала А.М.Кованько, СПб, Политехника, 2005 г..
  4. [www.retroplan.ru/encyclopaedia.html?sobi2Task=sobi2Details&catid=91&sobi2Id=822 Авиация и воздухоплавание до Второй мировой войны.]
  5. [militera.lib.ru/memo/russian/sb_piloty_ego_velichestva/13.html «Военная Литература», Мемуары, Милитера.]
  6. [www.citywalls.ru/house12023.html Комплекс построек Офицерской воздухоплавательной школы, Citywalls.RU]
  7. В послевоенное время на этом месте появился «почтовый ящик» — военный авиационный завод № 138 76-й армии ВВС. В 1996 году предприятие было расформировано. Сначала площадку передали в управление 419-го авиаремонтного завода. Но через год тот отказался от дополнительной нагрузки. И комплекс передали на баланс военных складов — расположенной неподалеку войсковой части № 53963. Но тоже ненадолго. В 2006 году командующий объединенной 6-й Армии ВВС и ПВО выставил комплекс из девяти заводских зданий на торги. Приобрела недвижимость частная компания, торгующая строительной техникой, а территорию ей предоставили в аренду на 10 лет с правом продления договора. При этом пять зданий бывшего авиационного завода — Караульный дом, Главное здание, Канцелярия, Жилой корпус и Казармы — находятся под охраной КГИОП как вновь выявленные памятники архитектуры. Два из них — Главное здание и Казармы — и оказались проданы.
  8. 1 2 [www.saper.etel.ru/history/ingznaki.html Нагрудные знаки военных чинов инженерных войск Русской Армии конца XIX − начала XX веков.]

Литература

  • В.П. Захаров, Первый военный аэродром, М., Воениздат, 1988 г..
  • Е.Н. Шевелева, Нагрудные знаки Русской Армии, Фарн. Санкт-Петербург (СПб), 1993 г..
  • В.В.Король. Земля и небо генерала А.М.Кованько, СПб, Политехника, 2005 г..

Ссылки

  • [fsussr.com/history/spbports/vpark/ Воздухоплавательный парк.](недоступная ссылка)
  • [vppress.ru/stories/vozduhoplavatelnaya-amneziya-5810 Воздухоплавательная амнезия]
  • [gov.spb.ru/gov/admin/terr/r_frunz/sprav_fr/atvillages В деревнях Волково и Купчино.]
  • [www.gorod.gatchina.biz/dll_9102601 История Гатчинского аэродрома]
  • [vozduhpark.narod.ru/index.html «Воздухоплавательный парк». Сайт, посвященный Офицерской воздухоплавательной школе]
  • [www.saper.etel.ru/history/ingznaki.html Нагрудные знаки военных чинов инженерных войск Русской Армии конца XIX − начала XX веков.]
  • [www.retroplan.ru/encyclopaedia.html?sobi2Task=sobi2Details&catid=91&sobi2Id=822 Авиация и воздухоплавание до Второй мировой войны.]
  • [www.citywalls.ru/house12023.html Комплекс построек Офицерской воздухоплавательной школы, Citywalls.RU]
  • [militera.lib.ru/memo/russian/sb_piloty_ego_velichestva/13.html «Военная Литература», Мемуары, Милитера.]

Отрывок, характеризующий Учебный воздухоплавательный парк

Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.



В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.