Училище Святой Анны

Училище Святой Анны (Анненшуле, нем. Annenschule) — школа в Санкт-Петербурге, основанная в 1736 году для обучения детей немецких поселенцев. В настоящее время в обоих зданиях школы находится физико-математический лицей № 239

История школы

В 1711 году, для оснащения армии и флота России, участвовавшей в Северной войне, на левом берегу Невы, напротив будущей Выборгской стороны, был создан Литейный двор. Для него, а также возникшего позднее Пушечного двора, необходимо было большое количество мастеров, часть которых Пётр I пригласил из-за границы: из Дании, Швейцарии, Голландии и Германии. Многие мастера приезжали со своими семьями, оборудованием и селились в слободах, называвшихся по их происхождению: немецкая слобода, датская слобода, голландская слобода и т. д.

Немецкая слобода, размещавшаяся в районах, примыкающих к современному Литейному проспекту, создала свою лютеранскую общину. В 1720—1722 годах на окраине слободы была построена деревянная лютеранская церковь, освящённая 18 марта 1722 года в честь апостола Петра. Её первым настоятелем стал Иоганн Леонард Шатнер, который прибыл из Москвы в составе полка, назначенного в гарнизон Литейного двора. По своей инициативе Шатнер стал обучать немецкой грамоте и Закону Божьему нескольких мальчиков — детей прихожан. Вскоре популярность учителя возросла и места в церкви для занятий стало не хватать. Поэтому Шатнер начал добиваться у общины согласия на постройку отдельного школьного здания. С помощью графа Якова Вилимовича Брюса школа в отдельном деревянном здании около церкви была построена и 3 января 1736 года торжественно освящена. Этим было положено начало Анненшуле.

В 1734—1740 годах на месте деревянного храма по проекту архитектора П. М. Еропкина была построена более вместительная новая церковь — тоже деревянная, но уже с каменным фундаментом. В 1740 году умерла императрица Анна Иоанновна, пожертвовавшая в своё время большую сумму денег на строительство нового храма. Церковный совет на заседании 16 октября решил, что новая церковь будет носить имя Святой Анны (до этого она называлась церковью Святого Петра или кирхой «на Литейном дворе»). Одновременно это название получила и школа при церкви. С тех пор она стала называться Училищем Святой Анны (или, по-немецки — Annenschule) .

Во второй половине XVIII века училище неоднократно перемещалось в более просторные деревянные здания. В это же время происходило развитие училища и в области преподавания учебных предметов. В начале царствования Екатерины II учебный курс школы, помимо Закона Божьего и немецкой грамоты, включал уже русский, французский и латинский языки, арифметику, географию, музыку и пение. В школе стали учиться дети не только из немецких семей. Первоначально преподавание в училище было элементарным, но с 1764 года число предметов, по-видимому, увеличилось. В 1766 года учреждены были новые должности: ректора, конректора, кантора и органиста.

В 1775—1779 годах неподалёку от здания школы архитектором Юрием Матвеевичем Фельтеном была возведена каменная лютеранская церковь Святой Анны, выполненная в стиле раннего классицизма. Вслед за каменной церковью, в 1785 году, было возведено и каменное здание школы (ныне это здание по адресу Кирочная, 8).

В 1780 году школа была разделена на два отделения — мужское и женское, причём каждое состояло из трёх классов, в которых, помимо вышеназванных предметов, начали преподавать историю и рисование. Ранее школа была элементарной, теперь она сменила свой стаус и стала городской. Её программа была близка к программе реального училища. В мужском отделении преподавались богословие, история, естествознание, технология, арифметика, каллиграфия, математика, русский, немецкий, французский и латинский языки, музыка, пение, рисование, танцы. Учащиеся занималисьпо учебным пособиям, написанным учителями училища, членами Академии Наук России. Училище заметно отличалось от себе подобных высокой демократичностью и веротерпимостью. Отбор учеников в училище не зависел от сословия и вероисповедания мальчиков и девочек. В остальном Анненшуле имело очень много общего с государственными гимназиями, однако права поступления в университет её питомцы не имели.

В 1830-е годы школа ввела в свой курс естественную историю, технологию, английский язык. В 1833—1839 годах новый директор доктор Эрихсен преобразовал школу в заведение с классическим характером. С этого момента был окончательно введён гимназический курс для мальчиков и девочек, в результате чего школа стала весьма престижной. Сорок её выпускников стали студентами Петербургского, Московского, Дерптского и Гельсингфоргского университетов, а 33 выпускницы сдали экзамен на гувернанток. С 1843 года началось издание ежегодных сборников научных работ преподавателей с годовыми отчётами школы, которое продолжалось вплоть до Первой мировой войны.

3 ноября 1852 года указом императора Николая I школе был присвоен статус государственной гимназии, а преподаватели получили статус государственных служащих (однако без права на государственную пенсию). В 1856 году произошло открытие реального отделения. В связи с этим несколько изменилось официальное название Анненшуле. С этого времени она называлась Училище Святой Анны в составе мужской и женской гимназий, реального отделения, мужской и женской элементарных (начальных) школ. В 1862 году выпускники школы получили право без сдачи вступительных экзаменов только по аттестату об окончании гимназии поступать в университет.

К 1860-м годам Анненшуле сильно выросла (в 1867—1868 годах в ней училось 537 учеников и 305 учениц) и ей стало не хватать помещений. Поэтому в 1868 году по проекту архитектора А. И. Дютака было возведено новое каменное здание (в этом здании сегодня находится Физико-математический лицей № 239).

Своего наивысшего расцвета Училище Святой Анны достигло в конце XIX — начале XX, когда его директором был талантливый педагог Иосиф (Йозеф) Иосифович Кениг. Он заведовал школой 26 лет (1884—1910) и в этот период школа постоянно расширялась: от 1153 учеников в 1884 году до 1733 в 1908.

В 1889 году на деньги, пожертвованные выпускниками школы, по проекту архитектора В. А. Шрётера к зданию школы был пристроен гимнастический зал арочного типа со стальным каркасом, удостоенный на Всероссийской гигиенической выставке 1893 года золотой медали, как не имеющий себе равных в Европе.

К началу XX века Анненшуле состояла уже из мужской и женской гимназий, реального училища, элементарной и подготовительной школ и сиротского дома. Вновь потребовалось увеличение учебной площади и в 1905—1906 годах для элементарных школ было выстроено новое здание в стиле модерн на противоположной стороне от церкви Святой Анны (ныне ФМЛ № 239).

После Октябрьской революции, 18 октября 1918 года, Училище Святой Анны было национализировано и постановлением Наркома народного просвещения зачислено в разряд правительственных учебных заведений, на его базе была организована 11-я советская трудовая школа. Преподавание предметов на немецком языке было сокращено, а затем полностью прекращено. Постепенно сменился педагогический персонал. Директором школы и преподавателем математики до своего ареста в 1937 году был И. Г. Вайсман (1885—1938), в прошлом — журналист, редактор и издатель «Бессарабского обозрения» (литературный псевдоним И. Григорьев). С 1934 года в бывшем здании для начальных школ размещалась средняя школа № 32 (ныне — № 203), а в старом здании Училища с 1922 года — № 11 (с 1941 года — № 189).

В 1975 году это здание было передано физико-математической школе № 239 (ныне называющейся ФМЛ № 239), которая и занимает это здание долгие годы. В лицее (внутри) имеется доска в память об Анненшуле.

Известные ученики

В разные годы в школе учились и воспитывались:

Бах, Роберт Романович, скульптор Беггров, Александр Карлович, художник Бродский, Иосиф Александрович, поэт Буш, Владимир Владимирович, филолог Грановская, Елена Маврикиевна, актёр Гребенщиков, Борис Борисович, рок музыкант Достоевская, Анна Григорьевна, супруга и публикатор великого писателя Ефимов, Игорь Маркович, писатель Зелинский, Фаддей Францевич, филолог Имянитов, Илья Моисеевич, физик Кони, Анатолий Фёдорович, юрист Корчной, Виктор Львович, гроссмейстер

Лесгафт, Пётр Францевич, врач и педагог Люгебиль, Карл Якимович, филолог Мартинсон, Сергей Александрович, актёр Миклухо-Маклай, Николай Николаевич, учёный и путешественник Перельман, Григорий Яковлевич, математик Пропп, Владимир Яковлевич, филолог Радлов, Сергей Эрнестович, режиссёр Струве, Василий Васильевич, востоковед Фаберже, Петер Карл, ювелир Фрейндлих, Бруно Артурович, актёр Шеллер, Александр Константинович, писатель Эйхвальд, Эдуард Эдуардович, врач

Ссылки

• [maps.yandex.ru/?ll=30.352652%2C59.944015&spn=0.080681%2C0.007406&z=14&l=map%2Csta%2Cstv&ol=stv&oll=30.352027920000005%2C59.94532095000001&ost=spn%3A58.20244853301088%2C19.67228297788989~dir%3A-153.85117603997057%2C10.307780768238306 Здание на яндекс-панораме]

Литература

• [encspb.ru/object/2804011716 Энциклопедия Санкт-Петербурга. Анненшуле]
• Ефимов Д. Г. [www.sch239.spb.ru:8001/pages/history/history.pdf История 239 школы]. Проверено 4 сентября 2007 года. [vgiv.narod.ru/doc/239_history.pdf Архивировано из первоисточника 7 сентября 2011].

Отрывок, характеризующий Училище Святой Анны

Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.