Учредительное Собрание Италии

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Учредительное собрание Италии»)
Перейти к: навигация, поиск

Конституционная ассамблея Итальянской республики (итал. Assemblea Costituente della Repubblica Italiana), более известная в российской историографии как Учредительное собрание — выборный законодательный орган, имевший своей целью выработать новую конституцию для нового итальянского государства — Итальянской Республики. Была избрана всеобщим голосованием 2 июня 1946 года. Одновременно с голосованием проходил конституционный референдум, на котором большинство населения высказалось за республиканскую форму правления. Ассамблея работала с 25 июня 1946 по 31 января 1948 года. Заседания проходили во дворце Монтечиторио в Риме. 22 декабря 1947 года Ассамблея приняла окончательный текст Конституции Итальянской Республики, которая вступила в силу 1 января 1948. Помимо принятия текста конституции, Ассамблея также исполняла три иных функции: выдавала мандат доверия правительству, принимала государственный бюджет и ратифицировала международные соглашения. В том числе, Ассамблеей был ратифицирован Парижский мирный договор, установивший условия мира с Антигитлеровской коалицией.



Состав ассамблеи

В Ассамблею, по принятому избирательному закону, выборы должны были проводиться по всей стране в 32 округах по избирательным спискам, места среди которых распространялись по пропорциональной системе. Закон предполагал избрание 573 депутатов, но выборы, по причине неопределённости статуса и действия там оккупационного режима союзников, не проводились на территориях Больцано, Триест, Гориция, Пола, Зара и Фиуме.

Всего на выборах было избрано 556 депутатов. Крупнейшие фракции образовали Христианско-демократическая (207 депутатов), Социалистическая (115) и Коммунистическая (104) партии.

28 июня Ассамблея избрала временным главой государства (взамен утратившего власть монарха) Энрико Де Никола. Несмотря на попытку уйти в отставку в 1947 году, он был переизбран на этот пост.

Правительства

  • Третье правительство Де Гаспери
    • Со 2 февраля 1947 по 13 мая 1947
    • Председатель совета министров: Альчиде Де Гаспери (ХДП)
    • Партии, участвующие в правительстве: ХДП, ИКП, ИСП
  • Четвёртое правительство Де Гаспери
    • С 31 мая 1947 по 23 мая 1948
    • Председатель совета министров: Альчиде Де Гаспери (ХДП)
    • Партии, участвующие в правительстве: ХДП, ИЛП, СПИТ, ИРП

Председатели Конституционной ассамблеи


Напишите отзыв о статье "Учредительное Собрание Италии"

Отрывок, характеризующий Учредительное Собрание Италии

Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»