Учёные записки Казанского университета
| Учёные записки Казанского университета | |
 Обложка первого номера журнала за 1835 год | |
| Специализация: | |
|---|---|
| Язык: | |
| Адрес редакции: |
420008, Казань, ул. Кремлёвская, 18 |
| Главный редактор: |
д-р. э. н., проф. И. Р. Гафуров |
| Учредители: | |
| Издатель: |
Издательство Казанского университета |
| Страна: | |
| История издания: | |
| Веб-сайт: |
[www.ksu.ru/uz .ru/uz] |
Учёные записки Казанского университета — научный журнал Казанского (Приволжского) федерального университета, одно из старейших периодических изданий научного характера в России.
Содержание
История
Начало издания
Первоначально типографией Императорского Казанского университета издавались в 1811—1820 годах газета «Казанские известия» и сменивший её в 1820—1833 годах журнал «Казанский Вестник, издаваемый при императорском Казанском университете», где публиковались преподаватели университета.
Однако эти издания не носили строго научного характера, поэтому по инициативе ректора Императорского Казанского университета математика Н. И. Лобачевского в 1834 году был основан журнал «Учёные Записки, издаваемые императорским Казанским университетом». Открывая первый номер «Учёных записок», учёный разъяснял отличие этого издания от общественно-политических и художественных журналов, приверженных изображению «страстей и чувств»: страницы нового журнала предназначены только для тех, «кому принадлежит трудиться собственно для науки и ожидать награды в своей известности, учёной славе»[1].
1834—1917 годы
В течение десятилетия Н. И. Лобачевский самолично занимался «Учёными записками», руководил издательским комитетом, рецензировал научные статьи. В последующие четверть века журнал редактировал филолог О. М. Ковалевский, занимавший в 1850-е годы пост ректора университета.
В этот период в журнале были опубликованы важнейшие работы Н. И. Лобачевского по неевклидовой геометрии: «Понижение степени в двузначном уравнении, когда показатель без единицы делится на восемь» (1834, кн. 1), «Воображаемая геометрия» (1835, кн. 1), «Новые начала геометрии с полной теорией параллельных» (1835, кн. 3; 1836, кн. 2, 3; 1837, кн. 1; 1838, кн. 1, 3), «Пангеометрия» (1855, кн. 1). В «Учёных записках» печатались также работы химика А. М. Бутлерова, слависта В. И. Григоровича, ботаника А. Н. Бекетова, зоолога А. Х. Эверсмана, анатома Е. Ф. Аристова, математика А. Ф. Попова, геолога и этнографа А. П. Орлова[2], медика А. И. Козлова и других учёных.
В конце 1850-х годов потребовалось реорганизовать университетский журнал.
Учреждение отдельной цензуры при Казанском университете я считаю также одним из самых необходимых условий для облегчения профессоров в их учёных занятиях. Проходят нередко месяцы, прежде нежели посланные в цензуру статьи или сочинения возвратятся обратно к автору; появление их делается уже несовременным, отсталым и отнимает всякую охоту к продолжению занятий и к обнародованию своих трудов. Эта отдельная цензура при университете дала бы особую жизнь журналу, издаваемому с 1834 года при Казанском университете под названием «Учёные записки».
Существуя уже 23 года и издаваясь по прежним не удовлетворяющим ни настоящему времени, ни состоянию науки теперь правилам, журнал этот нисколько не может дать обществу свидетельства об учёной деятельности университетского сословия. Публика почти не знает о его существовании, и многие из профессоров, естественно, находят для себя выгоднее помещать статьи в столичных журналах, где труд их вполне вознаграждается.
В прошлом году составлена была комиссия для заменения прежних правил издания новыми, могущими придать значение и жизнь «Учёным запискам», и я вполне надеюсь, что с будущего года этот важный орган умственной деятельности университета будет уже иметь другой характер, более согласный с требованиями, делаемыми учёному журналу обществом и наукою.— Донесение попечителя Казанского учебного округа В. П. Молоствова Министру народного просвещения А. С. Норову 14 февраля 1857 года.[3]
В 1862-1864 годах «Учёные записки» стали издавался с двумя отделами: 1) по отделению физико-математических наук, 2) по отделению историко-филологических и политико-юридических наук.
В это время одним из редакторов журнала стал А. П. Чебышёв-Дмитриев.
В 1865 году журнал был разделён на две части: «Известия университета» и собственно «Учёные записки университета».
В «Известиях» публиковались сведения об официальной истории Казанского университета: протоколы заседаний Совета университета, списки профессоров, отчёты факультетов, учебные программы н конспекты лекций, сведения о научной деятельности преподавателей, о работе университетских лабораторий и клиник, обсуждения диссертаций. В «Учёных записках» печатались научные труды профессоров Казанского университета, главным образом, филологического, историко-юридического и медицинского содержания[4].
С 1865 года редактором журнала был Н. Н. Булич, с 1867 года — Н. И. Ильминский, с 1872 года — А. М. Осипов, с 1883 года — избранный ректором Н. Н. Булич[4].
В этот период в журнале участвовали также А. Я. Данилевский, В. Я. Рожанский, И. Н. Холмогоров и другие.
В 1884—1889 годах «Учёные записки» были поделены на журналы факультетов университета. При этом сохранялась единая нумерация этих изданий по годам с момента основания «Учёных записок».
В 1890—1917 годах вновь издавался единый университетский журнал, включавший, тем не менее, несколько подсерий (например, «Бюллетень Метеорологической обсерватории Императорского Казанского университета» являлся одно время приложением журнала).
В начале 1900-х годов редактором был Ф. Г. Мищенко, в 1903 году им стал А. И. Александров, в 1908 году — А. А. Пионтковский, а с 1916 года — А. А. Симолин[5].
Периодические издания некоторых университетских обществ являлись обособленными журналами и не входили в «Учёные записки» университета. Среди них, например: «Известия Общества археологии, истории и этнографии при Императорском Казанском университете», «Дневник Казанского общества врачей при Императорском Казанском университете», «Труды Общества естествоиспытателей при Императорском Казанском университете», «Труды факультетной терапевтической клиники Императорского Казанского университета», «Труды Юридического общества при Императорском Казанском университете», «Чтения в Обществе любителей русской словесности в память А. С. Пушкина при Императорском Казанском университете», «Известия Физико-математического общества при Императорском Казанском университете».
Всего к 1918 году было выпущено 84 тома («года») «Учёных записок» в 532 книгах. В них было опубликовано около 1800 статей и заметок[6].
В официальной части журнала помещались протоколы заседаний совета университета, сведения о правительственных распоряжениях, о назначении профессоров, адъюнктов, преподавателей и т. д. В неофициальной части печатались научные статьи по богословию, философии, педагогике, языкознанию, литературе, истории, этнографии, археологии, географии, статистике, математике, механике, физике, астрономии, химии, геологии, политической экономии, медицине[6].
1925—1972 годы
Прекратившийся в революционную эпоху выпуск «Учёных записок», был возобновлён Казанским государственным университетом имени В. И. Ульянова-Ленина в 1925 году. «Записки» в советское время публиковались разрозненно, но под единым названием и нумерацией томов (каждому году издания соответствовал один том).
В 1972 году, после 130-го тома, издание «Учёных записок» Казанским ордена Трудового Красного Знамени государственным университетом имени В. И. Ульянова-Ленина было прекращено.
1995—2010 годы
В 1990-е годы выход «Учёных записок» возобновляется: с 1995 года по 2004 год ежегодно публиковались несколько отдельных томов.
С 2005 года периодическое издание «Учёных записок» стало выходить на регулярной основе, в трёх раздельных сериях: «Гуманитарные науки», «Естественные науки» и «Физико-математические науки». Серии были зарегистрированы в Федеральной службе по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного наследия 31 мая 2005 года как отдельные журналы[7].
С 2007 года журналы серий входят в список изданий, рекомендуемых Высшей аттестационной комиссией России для опубликования основных научных результатов диссертации на соискание учёной степени кандидата и доктора наук.
27 августа 2010 года журналы серий были перерегистрированы в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций в связи с изменением типа и вида учредителя журнала: Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Казанский государственный университет имени В. И. Ульянова-Ленина» было преобразовано в Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Казанский (Приволжский) федеральный университет». В связи с этим из названий журналов было убрано слово «государственного»[1].
Хронология именований издания
- 1834—1835 — Ученыя Записки, издаваемыя Императорскимъ Казанскимъ Университетомъ
- 1835—1861 — Ученыя Записки Императорскаго Казанскаго Университета
- 1862—1864 — Ученыя Записки Императорскаго Казанскаго Университета:
- Ученыя Записки Императорскаго Казанскаго Университета по отдѣлению физико-математическихъ наукъ
- Ученыя Записки Императорскаго Казанскаго Университета по отдѣлению историко-филологическихъ и политико-юридическихъ наукъ
- 1865—1884 — Извѣстія и Ученыя Записки Императорскаго Казанскаго Университета (года XXXII-LII):
- Известия Императорскаго Казанскаго Университета
- Ученыя Записки Императорскаго Казанскаго Университета
- 1884—1889 — Ученыя Записки Императорскаго Казанскаго Университета:
- Ученыя Записки Императорскаго Казанскаго Университета по историко-филологическому факультету
- Ученыя Записки Императорскаго Казанскаго Университета по медицинскому факультету
- Ученыя Записки Императорскаго Казанскаго Университета по физико-математическому факультету
- Ученыя Записки Императорскаго Казанскаго Университета по юридическому факультету
- 1890—1917 — Ученыя Записки Императорскаго Казанскаго Университета (года XLVII-LXXXIII)
- 1917 — Ученыя Записки Казанскаго Университета (год LXXXIV)
- 1925—1971 — Учёные записки Казанского государственного университета (тома 75[8]—130):
- Серия «Механика»
- Серия «Физика и механика»
- Бюллетень астрономической обсерватории им. В. П. Энгельгардта
- Известия Казанского физико-математического общества
- Труды Общества естествоиспытателей при Казанском государственном университете им. В. И. Ульянова-Ленина
- Сборник работ Научно-исследовательского института математики и механики им. Н. Г. Чеботарёва
- Серия «Вероятностные методы и кибернетика»
- 1995—2005 — Учёные записки Казанского государственного университета (тома 131—146)
- 2005—2010 — Учёные записки Казанского государственного университета (тома 147—151):
- Учёные записки Казанского государственного университета. Серия Гуманитарные науки
- Учёные записки Казанского государственного университета. Серия Естественные науки
- Учёные записки Казанского государственного университета. Серия Физико-математические науки
- 2010—2011 — Учёные записки Казанского университета (тома 152—153):
- Учёные записки Казанского университета. Серия Гуманитарные науки
- Учёные записки Казанского университета. Серия Естественные науки
- Учёные записки Казанского университета. Серия Физико-математические науки
Современное состояние
|
|
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Учёные записки Казанского университета"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.ksu.ru/uz/index2009.php Первая страница] // Официальный сайт Учёных записок Казанского университета.
- ↑ Ястребцев Е. Орлов, Александр Петрович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
- ↑ Светлана Фролова. [www.archive.gov.tatarstan.ru/magazine/go/anonymous/main/?path=mg:/numbers/2007_1/001/001_9/ О. М. Ковалевский и В. П. Молоствов о состоянии Казанского университета 150 лет назад] // Научно-документальный журнал «Гасырлар авазы — Эхо веков» — 2007. — № 1.
- ↑ 1 2 [feb-web.ru/feb/periodic/pp0-abc/pp1/pp1-4641.htm Известия и ученые записки имп. Казанского университета (Казань, 1865—1884)] // Русская периодическая печать (1702—1894): Справочник / Под ред. А. Г. Дементьева, А. В. Западова, М. С. Черепахова; Авт.-сост. Н. В. Баранская, Н. С. Булгакова, Т. Г. Динесман, Б. Н. Касабова, М. И. Кострова, Г. Г. Курочкина, А. Д. Левин, Е. Е. Миропольская, А. П. Светлов, Н. А. Сверчков, Н. В. Сендык, Е. П. Прохоров, С. Г. Рудич, М. С. Черепахов, Е. М. Фингерит. — М.: Гос. изд-во полит. лит., 1959. — 835 с. — С. 464.
- ↑ [feb-web.ru/feb/periodic/bb-abc/bb3/bb3-5241.htm Ученые записки Казанского университета: (Библиография периодических изданий России. № 8958)] // Беляева Л. Н., Зиновьева М. К., Никифоров М. М. Библиография периодических изданий России, 1901—1916. — Л.: ГПБ, 1960. — Т. 3: Р—Я. — С. 524.
- ↑ 1 2 [feb-web.ru/feb/periodic/pp0-abc/pp1/pp1-2343.htm Ученые записки, издаваемые имп. Казанским университетом (Казань, 1834—1918)] // Русская периодическая печать (1702—1894): Справочник. — М.: Гос. изд-во полит. лит., 1959. — С. 234—235.
- ↑ [www.ksu.ru/uz/index.php Архив (номера за 2005—2008 гг.)] // Официальный сайт Учёных записок Казанского университета.
- ↑ В 1925 году нумерация «Учёных записок» начата с тома № 75.
Литература
- Георгиев П. В. "Учёные записки Казанского университета» в поле научных коммуникаций России (1834–1917) // Учёные записки Казанского университета. Серия Гуманитарные науки. - 2014. - Том 156, Книга 3. - С. 7-19.
- Георгиев П. В. «Учёные записки» казанского университета как памятник научных коммуникаций университетского сообщества во второй половине XIX – начале ХХ века // Классический университет: история и современность: материалы Всероссийской с международным участием научно-практической конферен-ции, посвящѐнной 85-летию Удмуртского государственного университета; Ижевск, 3-4 февраля 2016 г. / отв. ред. и сост. В. В. Пузанов, Д. В. Репников. – Ижевск: Издательский центр «Удмуртский университет», 2016. – С. 188-194.
- Список лиц и учреждений, которым высылаются «Ученые записки». — Казань: В универ. тип., 1911.
- Указатель статей, напечатанных в Ученых записках Казанского университета за время 1834—1899 года включительно. — Казань, 1900. — 90 с.
- Указатель статей к Ученым запискам Казанского ордена Трудового Красного Знамени государственного университета им. В. И. Ульянова-Ленина за 1900—1950 гг. / [Сост. Н. А. Калягина]. — Казань, 1955. — 132 с.
- Учёные Записки // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- «Учёные записки» Казанского государственного университета, 1951—1972 гг.: Указатель содержания / Составители: В. И. Шишкин, А. Х. Хусаинова, Э. И. Амерханова — Казань: Изд-во Казанского ун-та, 2002. — 108 c. — ISBN 5-7464-0744-5
Отрывок, характеризующий Учёные записки Казанского университета
– Вы спите, мама?– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
