Ушаков, Дмитрий Викторович

Дмитрий Викторович Ушаков
Дата рождения:	12 мая 1964(1964-05-12) (59 лет)
Место рождения:	Москва‎
Страна:	СССР СССР→Россия Россия
Научная сфера:	психология
Место работы:	Московский городской психолого-педагогический университет, Институт психологии РАН
Учёная степень:	доктор психологических наук
Альма-матер:	МГУ
Научный руководитель:	Я. А. Пономарёв

Дми́трий Ви́кторович Ушако́в (род. 12 мая 1964, Москва) — российский учёный, доктор психологических наук, член-корреспондент РАН, специалист в области когнитивной психологии, психологии творчества и одарённости. Является руководителем Научно-образовательного центра социальных компетенций и интеллекта МГППУ, Лаборатории психологии и психофизиологии творчества РАН, вице-президентом международной организации «Евроталант», Европейского комитета по образованию одаренных детей и юношей при Совете Европы, членом редколлегий и редакционных советов многих научных изданий, в том числе, журналов Психология, Gifted and Talented International Journal, Экспериментальная психология. Ушаков — автор популярных изданий, лауреат конкурса «Лучшие молодые ученые РАН» в номинации докторов наук до 45 лет, номинант национального психологического конкурса «Золотая психея» в номинации личность года.

Биография

Родился в семье известного специалиста по психологии речи и психолингвистике Т. Н. Ушаковой. Окончил факультет психологии МГУ им. М. В. Ломоносова, в 1989 году защитил кандидатскую диссертацию под руководством Я. А. Пономарёва. В 1991—1992 годах — постдокторант в Сорбонне в группе Жерара Верньо, ученика Жана Пиаже.

С середины 1990-х годов сотрудничает с Евроталантом (Европейским комитетом по образованию одаренных детей и юношей при Совете Европы), впоследствии — вице-президент этой организации. С 2003 года заведует лабораторией психологии и психофизиологии творчества в Институте психологии РАН. С 2008 года — руководитель Центра исследования и развития одаренности МГППУ, который позднее преобразован в Центр социальных компетенций и интеллекта. Профессор факультета психологии МГУ, где читает спецкурс «Современные теории интеллекта». 22 декабря 2011 года избран членом-корреспондентом РАН по Отделению общественных наук. Член ВАК РФ (с 2016).

Научная деятельность

В начале 2000-х годов развил структурно-динамическую теорию интеллекта, которая впервые в развернутом виде отражена в монографии «Интеллект: структурно-динамическая теория» 2003 г. и защищена в виде докторской диссертации. Структурно-динамическая теория дает объяснение и предсказывает ряд фактов. Например, предсказано, что интеллектуальные функции, более востребованные средой, должны обладать более высокой наследуемостью и нагрузкой по генеральному(общему) фактору интеллекта. Эти предсказания впоследствии получили экспериментальное подтверждение.

Предложил понятие интенсивной системы работы с одаренными детьми в противоположность экстенсивной. Вторая предполагает выявление одаренных детей на основе достижений и развитие через предоставление более сложной образовательной программы. Первая же основана на выявлении одаренности через диагностику потенциала и развитие с учетом индивидуальных особенностей.

Ввёл в совместной статье с А. Л. Журавлевым и А. В. Юревичем понятие психосоциального человека Идея заключается в том, чтобы описать психологические механизмы социальных процессов. По мнению авторов, модели, используемые в экономических науках, принимают человека за константу, будь то классический homo economicus или ограничено рациональный человек Г. Саймона и Д. Канемана. Такой подход не позволяет понять роль менталитета в экономике, хотя, как показали события 1990-х гг. в России, определенный менталитет является необходимой предпосылкой успешной работы тех или иных социальных институтов. Институциональные реформы требуют подготовки в плане менталитета. Понятие психосоциального человека позволяет ввести представление о психологических механизмах, обеспечивающих воспроизводство менталитета.

Разработал ряд тестов социального и эмоционального интеллекта и креативности. Является (совместно с Д. В. Люсиным) редактором-составителем двух книг по социальному и эмоциональному интеллекту.

Ссылки

• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-61963.ln-ru Профиль Дмитрия Викторовича Ушакова] на официальном сайте РАН
• [ipras.ru/cntnt/rus/dop_dokume/minisajty_/ushakov1.html Страница] на сайте ИП РАН
• [isaran.ru/?q=ru/person&guid=E6151720-9C21-9C86-5E66-2FE2E229D4F9 Историческая справка] на сайте Архива РАН
• [doc-filmik.net/news/zagadki_prirody_genii_2011/2011-04-15-1254 Научно-популярный фильм с участием Д. В. Ушакова «Загадки природы. Гении» ]

Отрывок, характеризующий Ушаков, Дмитрий Викторович

«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.