Уэбб, Клифтон

Клифтон Уэбб
Clifton Webb
Клифтон Уэбб. Кадр из трейлера фильма «Лора» (1944)
Имя при рождении:	Webb Parmelee Hollenbeck
Дата рождения:	19 ноября 1889(1889-11-19)
Место рождения:	Индианаполис, Индиана, США
Дата смерти:	13 октября 1966(1966-10-13) (76 лет)
Место смерти:	Беверли-Хилс, Калифорния, США
Гражданство:	США США
Профессия:	актёр
Карьера:	1913 — 1962
Награды:	Номинации на Оскар (1945, 1947, 1949), Золотой глобус (1947)

Клифтон Уэбб (англ. Clifton Webb, имя при рождении — Webb Parmelee Hollenbeck) (19 ноября 1889 года — 13 октября 1966 года) — американский актёр театра и кино, танцор и певец, более всего известный своими киноролями 1940-х годов.

Уэбб начал творческую карьеру как оперный и опереточный певец, а также бальный танцор. Затем он с успехом работал на Бродвее в мюзиклах и драматических спектаклях. Лишь в 1944 году, когда ему было уже 53 года, Уэбб начал работать в Голливуде. Первая же роль едкого, высокомерного газетного обозревателя Валдо Лидекера в фильме нуар «Лора» (1944) принесла ему огромный успех. За этой работой последовали сходные по амплуа роли в фильме нуар «Тёмный угол» (1946) и драме «Остриё бритвы» (1946). В 1948 году Уэбб сыграл в комедии «Ловко устроился», которая стала для него вторым крупным успехом и принесла общенациональную славу. После этих картин «на протяжении более чем пятнадцати лет Уэбб оставался одним из главных действующих лиц студии „Двадцатый век Фокс“, а его фильмы гарантированно приносили прибыль». К наиболее значимым картинам Уэбба относятся также семейная комедия «Оптом дешевле» (1950), фильм-катастрофа «Титаник» (1953), мелодрама «Три монеты в фонтане» (1954) и военный триллер «Человек, которого никогда не было» (1956).

Вклад Уэбба в кинематограф был неоднократно отмечен престижными наградами. Он был дважды номинирован на Оскар как лучший актёр второго плана: в 1945 году — за фильм «Лора» (1944) и 1947 году — за фильм «Остриё бритвы» (1946). В 1949 году он был номинирован на Оскар как лучший актёр в главной роли за фильм «Ловко устроился» (1948). Кроме того, в 1947 году Уэбб завоевал Золотой глобус как лучший актёр второго плана за работу в фильме «Остриё бритвы», а в 1953 году был номинирован на Золотой глобус как лучший актёр в жанре мюзикл и комедия за работу в фильме «Звёзды и полосы навсегда» (1952).

Ранние годы жизни и начало творческой карьеры

Клифтон Уэбб (его имя при рождении — Уэбб Пармили Холленбек) родился 19 ноября 1889 года в Индианаполисе, штат Индиана, в семье железнодорожных клерков. Через два года после его рождения семья распалась, и Уэбб с матерью Мэйбелл вскоре переехал в Нью-Йорк, где с трёх лет начал заниматься танцами. Когда ему было семь лет, он обратил на себя внимание режиссёра одного из детских театров, и «уже в 1900 году дебютировал в престижном Карнеги-холле» . За дебютом последовала целая серия подростковых актёрских ролей в детских постановках. Помимо танцевально-театрального образования, Уэбб стал изучать музыку и живопись. В 13 лет он поступил в Художественную школу Чейза, где занимался у знаменитого художника Джорджа Уэсли Беллоуза. В 14 лет он впервые принял участие в выставке, однако, несмотря на очевидные успехи, Уэбб, по его собственным словам «устал от живописи, и вместо этого стал изучать вокал» .

В 1906 году Уэбб дебютировал на нью-йоркской сцене под именем Мастер Уэбб Раум. Некоторое время он работал под различными именами, в конце концов сделав своё имя фамилией, а в качестве имени избрав название городка в Нью-Джерси, звучание которого понравилось его маме.В качестве оперного певца Уэбб выступал в таких операх, как «Миньон», «Мадам Баттерфляй», «Богема» и «Ганзель и Гретель». Однако Уэбб вновь испытывал потребность поменять творческое амплуа, и в 1908 году, параллельно с вокальной карьерой стал работать профессиональным танцором в бальном клубе в Нью-Йорке. «Именно как танцор он добился наибольшего признания». Вскоре Уэбб начал гастролировать по стране с бальными номерами и даже открыл собственную танцевальную студию, а с 1913 года стал танцевать в бродвейских мюзиклах. Одновременно он стал играть и в драматических постановках, хотя всё-таки наибольших успехов он достиг как артист музыкальной комедии. После того, как он успешно исполнил роли Махатмы Ганди и Дугласа Фербенкса-младшего в музыкальном ревю «Когда приветствуют тысячи» (1933—1934), один из критиков назвал его «самым разносторонним среди всех американских артистов ревю» .

Карьера на Бродвее: 1913—1947 годы

К 1913 году Уэбб уже сыграл более чем в 20 опереттах, прежде чем дебютировал на Бродвее в оперетте «Пурпурная дорога», которая выдержала 136 представлений. К 1920 году «высокий и стройный артист, который танцевал и пел чистым, мягким тенором», принял участие в целой серии популярных бродвейских мюзиклов и ревю. В 1920-е годы Уэбб сыграл в восьми крупных бродвейских постановках, не считая разовых спектаклей. «Игра Уэбба не осталась незамеченной, и в 1920-30-е годы его уже признавали как одного из крупнейших театральных талантов в стране, многогранного артиста, в равной степени способного играть в мюзиклах, комедиях и драмах». Большинство бродвейских постановок Уэбба были мюзиклами, но он также играл и в чисто драматических произведениях, среди них «Как важно быть серьёзным» (1939) Оскара Уайлда и пьесы своего многолетнего друга Ноэла Кауарда, среди них спектакль «Неугомонный дух» (1941—1943), который шёл на Бродвее в течение трёх лет и выдержал более 600 представлений. Всего в период с 1913 по 1947 год Уэбб сыграл в 23 успешных бродвейских шоу, начав с заметных ролей второго плана и быстро перейдя на главные роли.

Ранние работы в кино: 1917—1935 годы

Уэбб впервые снялся в кино в 1917 году в роли танцора в немом фильме-ревю «Параде Национального красного креста» (1917), а в 1920 году сыграл небольшую роль в ещё одном немом фильме — «Полли с прошлым» (1920). В 1925 году популярная актёрская пара Мери Хэй и Ричард Бартлмесс пригласила Уэбба для съёмок в одной из главных ролей в своём фильме «Новые игрушки». Фильм оказался успешным в финансовом плане. После этого Уэбб сыграл в мелодраме «Сердце сирены» (1925), но затем не появлялся в художественных фильмах почти 20 лет.

В 1930 году один из его театральных скетчей Уэбба, сыгранный с его партнёром Фредом Алленом, был снят на пленку компанией «Витафон» и выпущен как короткометражный фильм под названием «Безмолвная тревога». В середине 1930-х годов сразу после его успеха в бродвейском спектакле «Когда приветствуют тысячи» Уэбба пригласила в Голливуд «компания „Метро-Голдвин-Майер“ для кинопроекта, который однако столкнулся со сценарными проблемами. Актёр провёл в Голливуде долгих 18 месяцев, получая положенную ему по контракту зарплату в 3.500 долларов в неделю и абсолютно ничего не делая, ненавидя каждую минуту своего пребывания там… Он вернулся в Нью-Йорк с намерением больше никогда не тратить столько времени впустую».

Уэбб вновь стал играть на Бродвейской сцене, а несколько лет спустя во время гастролей по США с чрезвычайно успешным спектаклем «Неугомонный дух» (1941—1943) он получил предложение, которое стало переломным в его карьере. К нему обратился режиссёр Отто Премингер с предложением сыграть язвительного газетного обозревателя Валдо Лидекера в фильме нуар «Лора» (1944). При этом ещё до начала съёмок Уэбб подписал пятилетний контракт со студией «Двадцатый век Фокс» .

Успешная карьера в Голливуде: 1944—1962 годы

Уэббу было уже за пятьдесят, когда его кинокарьера по-настоящему только началась. В 1943 году студия «Двадцатый век Фокс» решила поставить фильм нуар по роману Веры Каспари «Лора». Продюсер и режиссёр фильма Отто Премингер был абсолютно убеждён в том, что Уэбб идеально подходит на роль элегантного, но порочного влиятельного радиожурналиста Валдо Лидекера, который был маниакально увлечён героиней Джин Тирни. Но главный продюсер студии Дэррил Ф. Занук «не мог терпеть чудаковатость, изнеженность, манерность и откровенно гейскую сущность Уэбба, и сделал всё возможное, чтобы тот не получил роль. К счастью, мнение Премингера одержало верх, и Уэбб — в том, что обычно признаётся как его истинный кинодебют — стал одним из самых важных звеньев успеха этого чрезвычайно популярного фильма. Фильм имел огромный кассовый успех и восторженную реакцию критики, которая была в восхищении от этого „умного и сложного“ фильма и от игры великолепного актёрского состава, где наибольшие похвалы выпали на долю Уэбба. В частности, критик Лауэлл Е. Ределингс в „Hollywood Citizen-News“ высказал мнение, что „превосходная работа Уэбба становится завершающим штрихом этой кинопьесы — свою работу он отшлифовал до атласной гладкости и отполировал до блеска“, а Дороти Мэннерс в „Los Angeles Examiner“ написала, что „Лора“ — это действительно картина Клифтона Уэбба. Уэбба и Премингера. Господа Премингер и Уэбб, видимо, объединили усилия и сказали: „Давайте покажем, как по-настоящему выглядит искушённый, циничный сноб“. Результатом стала выдающаяся, совершенно блестящая игра Уэбба в роли острого как рапира обозревателя и ценителя искусства, который становится злополучным покровителем Лоры и Свенгали» . Фильм получил Оскар за лучшую операторскую работу, а также ещё четыре номинации на Оскар, среди них — номинация Уэббу как лучшему актёру второго плана. Этот успех положил начало очень продуктивным двадцатилетним взаимоотношениям актёра и студии.

«После триумфа „Лоры“» , каждый из последующих 15 фильмов с участием Уэбба был успешным, среди них было почти всё — от комедий до самого напряжённого нуара, такого как «Тёмный угол» (1946). Успех «Лоры» подтолкнул «Фокс» поставить Уэбба в фильм Генри Хэтэуэя «Тёмный угол» (1946) на роль богатого владельца арт-галереи Харди Кэткарта, который боготворит свою молодую жену, но относится к ней как к очередному дорогому экспонату своей коллекции. Его персонаж, как и сам Уэбб, обладал надменной физиономией и острым умом, и кроме того отличался одержимостью, утончённостью и коварством во многом напоминая Валдо Лидекера из «Лоры», однако «это была эмоционально менее глубокая картина, и в ней Уэбб шел более традиционными шагами злодея, убив двух персонажей…, прежде чем быть убитым самому объектом своей любви». После выхода фильма Уэббу аплодировали за его игру, в частности, Джеймс О’Хара в «Los Angeles Examiner» написал, что «в своём первом появлении на экране после „Лоры“ Уэбб выдаёт ту же отточенную игру, как и в том единственном фильме, который принёс ему высший рейтинг как великолепному характерному актёру». Однако в рецензии в «Нью-Йорк таймс» было обращено внимание на то, что актёр «получил ещё один шанс насладиться исполнением роли язвительного персонажа», далее отметив, что «если мистер Уэбб не поменяет свой стиль в ближайшее время, его поклонники могут потерять терпение». Тем не менее, в своём третьем фильме, драме Эдмунда Гулдинга «Остриё бритвы» (1946) по одноимённому роману Сомерсета Моэма, Уэбб снова сыграл сходную роль классического сноба, завсегдатая светских мероприятий и законодателя мод Эллиотта Темплтона. Эта роль принесла актёру вторую номинацию на Оскар как лучшему актёру второго плана.

В 1948 году Уэбб окончательно стал звездой, сыграв мистера Линна Алоизиуса Бельведера, ехидного и всезнающего няньку в хитовой эксцентричной комедии «Ловко устроился» (1948). «Его педантичный мистер Бельведер недалеко ушёл от привередливого, изящного, суетливого и беспокойного типа личности, каким был Уэбб в реальной жизни». Хотя имя Уэбба стояло лишь третьим в списке актёров после Роберта Янга и Морин О’Хара, именно его персонаж завоевал основные симпатии зрителей. «Уэбб стал сенсацией, создав настолько убедительный портрет своего героя, что на него обрушился поток писем от родителей со всей страны, которые просили у него совета, как воспитывать своих детей» . Эта работа принесла ему номинацию на Оскар как лучшему актёру в главной роли. «Роль мистера Бельведера была настолько популярной, что угрожала поглотить его целиком, и потому Уэбб решительно отказался участвовать в каком-либо сиквеле без собственного согласия». В результате было снято всего два из них — «Мистер Бельведер идёт в колледж» (1949) и «Мистер Бельведер звонит в звонок» (1951) — «но ни один из них не был настолько хорош, как первый фильм».

Комедия «Оптом дешевле» (1950), была поставлена по автобиографической книге Фрэнка Гилберта-младшего и Эренстин Гилберт Кэйри и рассказывает о семейной паре экспертов по эффективности (их сыграли Уэбб и Мирна Лой), которые в 1910-20-х годах воспитывают 12 собственных детей, пытаясь применять к ним разработанные ими научные методы. Успех фильма привёл к продолжению «Оптом дешевле 2» (1952), в котором Уэбб появился только в камео воспоминании, так как фильм повествует о жизни семьи после смерти отца. Уэбб вновь предстал в образе мыслящего категориями эффективности промышленного дизайнера и отца в комедии Генри Костера «Тайное бегство» (1951). Его герой пытается во всём управлять жизнью своей дочери (Энн Фрэнсис), что приводит к её бегству после выпускного бала со случайным возлюбленным и погоне за отца за юной парой по стране. Затем, вопреки своему амплуа Уэбб сыграл роль ангела, который в образе техасского миллионера спускается на землю, чтобы помочь девочке родиться в семье вечно занятых своей театральной жизнью родителей в фантазийной комедии Джорджа Ситона «Ради Бога» (1950).

В комедии «Лодка мечты» (1952) Уэбб сыграл респектабельного профессора колледжа Торнтона Сэйра, который в молодости был известен как идол немого кино по прозвищу «Лодка мечты». Став признанным учёным, которому его прошлая слава может разрушить научную карьеру, Сэйр хочет прекратить демонстрацию своих старых фильмов по телевидению. Всё заканчивается тем, что Сэйр, который во многом напоминает самого Уэбба, вновь начинает сниматься в кино и приходит на премьеру своего нового фильма «Хорошо устроился» (1948). Биографический фильм «Звёзды и полосы навсегда» (1952) был посвящён жизни и творчеству популярного композитора и дирижёра оркестра военных маршей конца 19 века Джона Филипа Соузы. Исполнение роли Соузы в этом фильме принесло Уэббу номинацию на Золотой глобус за лучшую главную роль в жанре мюзикл/комедия.

В фильме-катастрофе «Титаник» (1953) Жана Негулеско Уэбб сыграл драматическую роль светского сноба и властного мужа, живущего в постоянном конфликте со своей феминистски настроенной женой (Барбара Стэнвик). Однако в кульминационный момент он забывает обо всех семейных противоречиях, «пересаживает женщин и детей с обреченного судна в лодки и трогательно восстанавливает отношения с младшим сыном, который решил умереть вместе с ним». Затем, вернувшись к значительно более лёгким ролям, Уэбб сыграл в комедии «Мистер Скаутмастер» (1953), высокомерного телеведущего, который пытается поднять свои снижающиеся рейтинги в молодёжной среде став лидером группы бойскаутов. В романтической комедии «Три монетки в фонтане» (1954) живущий в Риме немолодой американский писатель в исполнении Уэбба, наконец, находит свою любовь в лице своей многолетней секретарши (Дороти МакГуайр).

Британская военная драма «Человек, которого никогда не было» (1956) Рональда Нима была основана на реальном эпизоде Второй мировой войны — операции британской разведки по дезинформации нацистских войск относительно планов высадки союзнических войск в Сицилии. В этой картине Уэбб сыграл нетипичную для себя роль бородатого капитан-лейтенанта британских ВМС Юэна Мантегю, которому поручена реализация этой секретной операции. В приключенческой романтической драме «Мальчик на дельфине» (1957) с Аланом Лэддом и Софи Лорен, Уэбб исполнил роль богатого коллекционера, незаконными способами добывающего древнегреческие артефакты. После этого Уэбб сыграл заглавную роль производителя колбасы из Пенсильвании, который в результате комического поворота событий стал двоежёнцем, в фильме Генри Левина «Великолепный мистер Пеннипеккер» (1959). Фильм привлёк к себе неожиданное общественное внимание после того, как католическая церковь заявила, что подобная тематика не может быть темой комедии. Снова работая с режиссёром Левиным, Уэбб сыграл в комедии «Каникулы для возлюбленных» (1959) бостонского психолога, который вместе с женой и дочерью отправляется в спонтанное путешествие в Бразилию к своей второй дочери-архитектору, у которой, по его мнению, возникли проблемы в личной жизни. Последний фильм Уэбба «Сатана никогда не спит» (1962) рассказывает о событиях периода Гражданской войны в Китае в 1949 году. В этом фильме Уэбб сыграл сдающего дела пожилого священника в отдалённой католической миссии, который в финале жертвует собой, спасая десятки людей от уничтожения преследующими их частями коммунистической армии Китая.

Индивидуальные особенности и творческое амплуа

Элегантный и учтивый, с едким чувством юмора и высокомерием, Уэбб обладал талантом широкого диапазона, который охватывал не только его успехи в театре и на экране, но он и в качестве танцора, художника и оперного певца. Личные черты Уэбба и его персонажей хорошо соответствовали друг другу, что дало ему возможность сыграть «целую галерею высокомерных героев за свою блестящую, но непродолжительную кинокарьеру». Высокий, стройный и безукоризненно ухоженный актёр, Уэбб, по словам историка кино Брюса Эдера, «был одной из самых невероятных кинозвёзд, которого только можно себе представить — в эпоху, когда мужчины в главных ролях должны были быть мужественными и отважными, он был жеманным и откровенно изнеженным». Как пишет киновед Ричард Харланд Смит, «со своими фирменными тонкими усиками и едва скрываемым презрением, Клифтон Уэбб был взрывом асексуальной утончённости в заряженную тестостероном послевоенную эпоху». Эдер добавляет: «Там, где актёры в звёздных ролях прокладывали себе дорогу кулаками,… Уэбб пользовался острым языком и язвительной манерой речи, … и там где кинозвёзды-мужчины поддерживали экранный образ, от которого женщины должны были ощущать себя тающими в их объятиях,… Уэбб редко когда даже приближался к женщинам, за исключением ролей отцов или дядюшек. Тем не менее, публика жадно глотала всё это, деликатно не обращая внимания на широко разрекламированный статус Уэбба как „холостяка“, который живёт с матерью».

Личная жизнь

Уэбб никогда не был женат, не имел детей, и «вообще был почти открытым геем, настолько, насколько в то время себе могла себе это позволить голливудская звезда. Он жил со своей матерью, вместе с ней посещал вечеринки, и имел статус „холостяка“, что в то время подразумевало, что он гей». Когда его спрашивали «об уместности бездетному, неженатому мужчине исполнять роль отца 12 человек (в „Оптом дешевле“), он отвечал: „Мне не надо было становиться убийцей, чтобы сыграть Валдо Лидекера — я не отец, но я актёр“».

«Уэбб всегда очень стильно одевался на публике и владел десятками дорогих костюмов — он был, во многих смыслах, первым „метросексуалом“ Америки на протяжении десятилетий». «Элегантный вкус Уэбба позволял позволял ему удерживаться в списке самых хорошо одетых людей Голливуда на протяжении десятилетий. А безупречная личная жизнь гея позволила ему уберечь свою карьеру от скандалов».

На протяжении всей своей жизни Уэбб «был неотделим от своей властолюбивой матери Мейбелл, вместе с которой прожил вплоть до её смерти в 1960 году в возрасте 91 года. Друг актёра, драматург Ноэл Кауард заметил по поводу реакции Уэбба на смерть матери: „Наверное, это ужасно стать сиротой в 71 год“». Без сомнения, Уэбб был потрясён потерей матери, проведя долгое время в трауре и одиночестве, за что Кауард стал называть его «самым старым сиротой в мире» . После смерти матери Уэбб сыграл всего лишь в одном фильме — «Сатана никогда не спит» (1962). На протяжении последующих лет он много болел, в январе 1963 года ему провели операцию по коррекции аневризмы брюшной аорты, а в мае 1966 года ему вновь сделали операцию на кишечнике. Через несколько месяцев после второй операции, 13 октября 1966 года Уэбб умер от инфаркта в своём доме в Лос-Анджелесе, через шесть лет после смерти матери.

Фильмография

Год	Название	Оригинальное название	Роль
1917	Шествие Национального красного креста	National Red Cross Pageant	Танцор (французский эпизод)
1920	Полли с прошлым	Polly with a Past	Гарри Ричардсон
1924	Не дать разорвать человека	Let Not Man Put Asunder	Майор Берти
1925	Новые игрушки	New Toys	Том Лоуренс
1925	Сердце Серены	The Heart of a Siren	Максим
1944	Лора	Laura	Валдо Лидекер
1946	Тёмный угол	The Dark Corner	Харди Кэтхарт
1946	Остриё бритвы	The Razor’s Edge	Эллиот Темплтон
1948	Ловко устроился	Sitting Pretty	Линн Бельведер
1949	Мистер Бельведер идёт в колледж	Mr. Belvedere Goes to College	Линн Бельведер
1950	Оптом дешевле	Cheaper by the Dozen	Фрэнк Банкер Гилбрет
1950	Ради Бога	For Heaven’s Sake	Чарльз/Худой Чарльз
1951	Мистер Бельведер звонит в звонок	Mr. Belvedere Rings the Bell	Линн Бельведер
1951	Тайное бегство	Elopement	Говард Осборн
1952	Оптом дешевле 2	Belles on Their Toes	Фрэнк Банкер Гилбрет
1952	Лодка мечты	Dreamboat	Торнтон Сэйр/Лодка мечты/ Брюс Блэр
1952	Звёзды и полосы навсегда	Stars and Stripes Forever	Джон Филип Соуза
1953	Титаник	Titanic	Ричард Уорд Стёрджес
1953	Мистер Скаутмастер	Mr. Scoutmaster	Роберт Джордан
1954	Три монеты в фонтане	Three Coins in the Fountain	Джон Фредерик Шэдуэлл
1954	Мир женщины	Woman’s World	Эрнест Гиффорд
1956	Человек, которого никогда не было	The Man Who Never Was	Капитан-лейтенант Юэн Мантэгю
1957	Мальчик на дельфине	Boy on a Dolphin	Виктор Пармэли
1959	Замечательный мистер Пеннипэккер	The Remarkable Mr. Pennypacker	Мистер Хорэс Пеннипэккер
1959	Каникулы для влюблённых	Holiday for Lovers	Роберт Дин
1962	Сатана никогда не спит	Satan Never Sleeps	Отец Бовард

Литература

• Alain Silver (Editor), Elizabeth Ward (Editor). [www.amazon.com/Film-Noir-Encyclopedic-Reference-American/dp/0879514795 Film Noir: An Encyclopedic Reference to the American Style, Third Edition]. — Woodstock, New York: The Overlook Press, 1992. — ISBN 978-0-87951-479-2.
• Spencer Selby. [www.amazon.com/Dark-City-The-Film-Noir/dp/0786404787 Dark City: The Film Noir]. — Jeffeson, NC and London: McFarland & Co Inc, 1997. — ISBN 978-0-7864-0478-0.
• Geoff Mayer and Brian McDonnell. [www.amazon.com/Encyclopedia-Film-Noir-Geoff-Mayer/dp/0313333068/ Encyclopedia of Film Noir]. — Westport, Connecticut: Greenwood Press, 2007. — ISBN 978-0-3133-3306-4.
• Karen Burroughs Hannsberry. [www.amazon.com/Bad-Boys-Actors-Film-Noir/dp/0786437391/ Bad Boys: The Actors of Film Noir]. — Jefferson, North Carolina, and London: McFarland & Company, Inc., 2008. — ISBN 978-0-7864-3739-9.
• Floyd Conner. [www.amazon.com/Hollywoods-Most-Wanted-TM-Oddities/dp/1574884808 Hollywood's Most Wanted: The Top 10 Book of Lucky Breaks, Prima Donnas, Box Office Bombs, and Other Oddities]. — Washington D.C.: Brassey's, 2002. — ISBN 978-1574884807.

Ссылки

• [www.allmovie.com/artist/clifton-webb-p75151 Клифтон Уэбб] на сайте Allmovie
• [www.afi.com/members/catalog/SearchResult.aspx?s=1&Type=PN&Tbl=&CatID=DATABIN_CAST&ID=33317&searchedFor=Clifton_Webb_&SortType=ASC&SortCol=RELEASE_YEAR Клифтон Уэбб] на сайте Американского института киноискусства
• [www.tcm.com/tcmdb/person/203076%7C33317/Clifton-Webb/ Клифтон Уэбб] на сайте Turner Classic Movies

Отрывок, характеризующий Уэбб, Клифтон

То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.
И он опять обратился к Пьеру.
– Сергей Кузьмич, со всех сторон , – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она тоже не знает.
Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере.
– Конечно, c'est un parti tres brillant, mais le bonheur, ma chere… – Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая… – Браки совершаются на небесах,] – отвечала пожилая дама.
Князь Василий, как бы не слушая дам, прошел в дальний угол и сел на диван. Он закрыл глаза и как будто дремал. Голова его было упала, и он очнулся.
– Aline, – сказал он жене, – allez voir ce qu'ils font. [Алина, посмотри, что они делают.]
Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным, равнодушным видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели и разговаривали.
– Всё то же, – отвечала она мужу.
Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.
– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне всё сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца… и она будет тебе хорошая жена… Бог да благословит вас!…
Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.