Уэбстер, Джон
Поделись знанием:
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
| Джон Уэбстер | |
| John Webster | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Род деятельности: | |
| Годы творчества: |
1602—1624 |
Джон Уэ́бстер, англ. John Webster; 1578, Лондон — 1634, там же) — английский драматург, современник Шекспира и Бен Джонсона, мастер т. н. «кровавой трагедии».
Содержание
Биография
Биографических данных о Уэбстере не сохранилось, известно лишь, что он был сыном портного.
Творчество
Творчество Уэбстера охватывает 1602—1624 гг.
До 1612 года в сотрудничестве с драматургами Деккером, Марстоном, Хейвудом и другими Уэбстер пишет ряд пасторальных, бытовых комедий и мещанских фарсов. Все они, по мнению некоторых исследователей, отличаются ещё художественной незрелостью: юмор не был стихией «мрачного Уэбстера».
Слава драматурга покоится на двух шедеврах:
«The White Devil», 1612, переведена на русский язык Аксёновым под заглавием «Белый дьявол».
Сюжетом послужили исторические события Италии эпохи Медичи, в центре которых фигурирует знаменитая куртизанка Виттория Коромбона.
В показе распущенности двора, аристократической олигархии и всесильного католического духовенства, Уэбстер всецело стоит на позициях гуманизма.
«The Duchess of Malfi» («Герцогиня Мальфи», 1614).
Фабула «Герцогини» заимствована из новеллы Банделло, переведённой Пэйнтером в сборнике «Дворец наслаждения».
В жанровом отношении трагедии Уэбстера принадлежат к «трагедиям крови», восходящим к «Испанской трагедии» Кида. В них мы находим весь реквизит этого жанра: мрачную фантастику (сцена на кладбище, замогильный голос герцогини), эффекты ужаса (пляска умалишённых и сцена с могильщиком), нагромождение преступлений (умерщвление детей и мужа), гиперболизацию человеческих страстей и сублимированную патетику. Особенной яркостью отличается образ Виттории Аккорамбони, проникнутой жестокостью и лицемерием.
Композиция Уэбстера грешит отсутствием логической связи между отдельными сценами и недостаточной чёткостью сюжетного построения (напр. отдельные акты «Белого дьявола» и бледный V акт в «Герцогине»), но сжатость и художественная выразительность языка (представляющего собой чередование прозы и стихов), лирическая насыщенность, мрачный пафос его метафор обеспечивают Уэбстеру место не только гениального драматурга, но и выдающегося поэта.
Перу Уэбстера принадлежит также трагикомедия «The Devil’s Law Case» («Процесс дьявола», 1620).
Ему также приписывалась трагедия «Аппий и Виргиния», но Р. Брук доказал, что она написана Хейвудом[1].
Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.
Экранизации
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Уэбстер в мировой культуре
- Джон Уэбстер появляется во «Влюблённом Шекспире» (1998) — его играет Джо Робертс (Joe Roberts)
- Сюжетная основа «Отеля», 2001) Майка Фиггиса — съёмки в Венеции английской группой фильма по «Герцогине Мальфи».
- Популярен классический «коктейль Уэбстера» (Webster cocktail): 1 1/2 чайной ложки абрикосового бренди, 15 мл сухого вермута, 30 мл джина, 1/2 лайма, — смешать в шейкере, добавить лёд и хорошо сбить, — процедить в бокал для коктейля и сразу подавать[2].
Библиография
на русском языке
- Вебстер, Джон. Белый дьявол / Пер. И. Аксёнова // Аксёнов И. А. Елисаветинцы. Вып. I. М.: Центрифуга, 1916.
- Уэбстер, Джон. [krispen.ru/u.php Герцогиня Амальфи]/ Пер. П. Мелковой// Современники Шекспира : в 2 т. М. : Искусство, 1959. Т. 2. С. 129–280
- Уэбстер, Джон. [lib.ru/INOOLD/WEBSTER/webster1_1.txt Всем тяжбам тяжба, или когда судится женщина, сам черт ей не брат]: Трагикомедия в 5-и действиях / Пер. С.Таска // Младшие современники Шекспира Т. Мидлтон и У. Роули, Дж. Форд, Дж. Уэбстер, Б. Джонсон, Дж. Шерли ] / Под ред. А. А. Аникста. [lib.ru/SHAKESPEARE/shks_contemporaries.txt Предисловие] А. Горбунова. М.: МГУ, 1986. С. 259—337. («Университетская библиотека»)
- Толова В. [lib.ru/SHAKESPEARE/sh_ch77.txt Трагедия Джона Вебстера «Герцогиня Мальфи»]: К проблеме творческого метода // Шекспировские Чтения, 1977. М.: Наука, 1980. С.232—247.
на английском
- Webster, John. Complete works: 3 vls. / Ed. by F. L. Lucas. L., 1927 (лучшее изд. соч. Вебстера, обширная литература в т. I)
- Gnoli D. Vittoria Accoramboni, Firenze, 1870;
- Gosse E.C. Webster // Seventeenth-century studies. 2 nd ed. L., 1885.
- Symond J. A. Renaissance in Italy. L., 1886.
- Symond J. A. Italian Byways. L., 1883.
- Dictionary of National Biography / Ed. by S. Lee. L., 1899. V. LX. (нуждается в поправках)
- Stoll E. E. John Webster, periods of his work…, Boston, 1905. (Лучшее исследование о творчестве Уэбстера)
- Crawfeord C. Collectanea, 2 vls. L., 1906—1907.
- Суинберн Swinburne A. C. [www.letrs.indiana.edu/cgi-bin/acs-idx.pl?type=section&rgn=level1&byte=1613585 John Webster] // Swinburne A. C. [www.letrs.indiana.edu/cgi-bin/acs-idx.pl?type=contents&rgn=work&byte=1592687 Age of Shakespeare]. L., 1908.
- Pierce F. E. The Collaboration of Webster and Dekker. N. Y., 1909.
- Brooke R. John Webster and the Elisabethan Drama, L., 1916.
Напишите отзыв о статье "Уэбстер, Джон"
Примечания
Ссылки
- Венгерова З. А. Вебстер, Джон // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Джон Вебстер (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.ibdb.com/person.php?id=11223 Джон Вебстер] (англ.) на сайте Internet Broadway Database
- [www.gutenberg.org/browse/authors/w#a857 Сочинения J.Webster’а] (англ.) в проекте «Гутенберг»
- Захаров Н. В. [around-shake.ru/personae/4472.html Уэбстер Джон]. Информационно-исследовательская база данных «Современники Шекспира» (2013). Проверено 9 ноября 2014. [www.webcitation.org/6TwMhIRq3 Архивировано из первоисточника 9 ноября 2014].
Отрывок, характеризующий Уэбстер, Джон
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
