Уэйк

Уэйк
Wake Island

Основано	1899
Официальный язык	английский
Территория • Всего	6,5 км²
Население • Оценка (2009) • Перепись (2009) • Плотность	150 чел. 0 чел. чел./км²
Валюта	доллар США
Интернет-домены	.us (ранее .um)

Остров Уэйк (англ. Wake Island) — атолл, расположенный в северной части Тихого океана (Океания), на середине пути между Гавайскими островами и островом Гуам. Ранее включался в состав архипелага Ансона.

Общая площадь — 6,5 км². В состав атолла входят собственно остров Уэйк с высотой до 6 метров над уровнем моря, а также более мелкие островки Уилкс и Пил, соединённые с Уэйком мостами.

Владение США (неинкорпорированная неорганизованная территория), административно подчинённое Министерству внутренних дел США и управляемое командованием ВВС США.

История

Атолл был открыт 20 октября 1568 года испанским путешественником Альваро Менданья де Нейра. Местного населения здесь не было. Никакой ценности атолл не представлял, и о нём забыли. В 1796 атолл был вновь открыт английским капитаном У. Уэйком.

В декабре 1840 атолл был исследован американской экспедицией, военным кораблём под командованием лейтенанта Чарльза Уилкса. Было отмечено отсутствие источников пресной воды и растительности (кроме кустарника). Лишь в январе 1899 атолл был присоединён к США как ничейная территория. Была построена станция кабельной связи.

Расположение атолла относительно Маршалловых и Гавайских островов

В 1935 на атолле сооружён аэродром для промежуточных посадок на линии США — Филиппины. Для обслуживания аэродрома компания Pan American Airways построила маленький посёлок под названием ПААвиль — первое поселение людей на острове Уэйк.

В 1940 на Уэйке началось строительство американской военной базы. В 1941 там были размещены 12 самолётов-истребителей, батальон морской пехоты, 6 артиллерийских орудий калибра 127 мм. Всего около 500 военнослужащих. В это же время на острове находилось около 1200 гражданских лиц (технический персонал и строители). Особую страницу военной истории занимает оборона острова в декабре 1941 года во время Второй мировой войны.

После Второй мировой войны на Уэйке была построена новая американская авиабаза. Численность персонала и членов семей доходила до 1,6 тыс. В августе 2006 база была эвакуирована из-за приближения особо мощного тайфуна. После тайфуна на острове работает небольшая группа военных и гражданских лиц (150 человек в 2009 году).

Природные условия

Климат атолла тропический, пассатный, довольно сухой — осадков в среднем около 1000 мм в год. Источников пресной воды нет (для снабжения базы питьевой водой были сооружены водосборные резервуары и опреснительная установка).

Песчаные почвы атолла малоплодородны. Растительность бедна, единственный вид птиц (нелетающих), обитавший на острове, был полностью уничтожен японскими солдатами во время оккупации (в конце войны их перестали снабжать извне, и солдаты переловили и съели всех птиц).

Территориальные претензии

На атолл Уэйк претендует Республика Маршалловы Острова.

В культуре и в играх

Об этом острове идёт речь в рассказе Дж. Балларда «Моя мечта о полёте на остров Уэйк» (1974).

Остров появляется в играх Arma 3, Battlefield 1942, Battlefield Vietnam: World War II Mod, Battlefield 2, Battlefield 2142, Battlefield Heroes, Battlefield 1943, Battlefield 3 (DLC: Back to Karkand), War Thunder в качестве основной карты и в Ил 2 Штурмовик (ЗС). В серии игр Battlefield является самой легендарной картой.

Ссылки

• [www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/geos/wq.html The World Factbook. Wake Island] (англ.). Central Inteligence Agency (13 May 2013). Проверено 13 июня 2013.

Литература

• Edwin Horace Bryan, Jr. American Polynesia and the Hawaiian Chain. Honolulu, Hawaii 1942.

Отрывок, характеризующий Уэйк

Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»