Джон Уэйн

Эта статья об американском актёре; о британском писателе см.: Уэйн, Джон (писатель).

Эта статья об американском актёре; об американском серийном убийце см.: Гейси, Джон Уэйн.

Джон Уэйн
John Wayne
Студийная фотография 1950-х годов
Место рождения:	Уинтерсет, Айова, США
Профессия:	актёр
Карьера:	1926—1976

Джон Уэйн (англ. John Wayne, урождённый Мэрион Роберт Моррисон (англ. Marion Robert Morrison), 26 мая 1907 — 11 июня 1979) — американский актёр, которого называли «королём вестерна». Лауреат премий «Оскар» и «Золотой глобус» (1970). Снимаясь ежегодно примерно в пяти фильмах, он был едва ли не самым востребованным голливудским актёром эпохи звукового кино. В июне 1999, Американский институт киноискусства назвал его 13-м в списке 100 величайших звёзд кино за 100 лет по версии AFI.

Биография

Джон Уэйн родился 26 мая 1907 года в Уинтерсет, Айова, на 224 South Second Street. Вскоре его второе имя было изменено с Роберт на Митчелл, поскольку его родители решили назвать их следующего сына Робертом. Отец Уэйна, Клайд Леонард Моррисон был сыном ветерана Гражданской войны в США Мариона Мичтелла Моррисона. Мать Уэйна, Мэри Альберта Браун, родилась в округе Ланкастер штата Небраска. Джон Уэйн воспитывался как пресвитерианец. Уэйн начинал в немых фильмах своего приятеля Джона Форда. Впоследствии, когда Форд стал одним из ведущих режиссёров Америки, редкий его фильм обходился без участия Уэйна. Для американцев тридцатых годов Уэйн был воплощением мужественности и индивидуализма. Начиная с ковбойской саги «Большая тропа» (1930), особый успех сопутствовал актёру в «боевиках» с драками и погонями, зачастую весьма малобюджетных.

В 1939 году Уэйн исполнил самую яркую свою роль — в масштабном вестерне «Дилижанс», который с успехом был показан и в советских кинотеатрах.

Во время Второй мировой войны снимался во многочисленных постановках на военные темы. Пытался вступить в ряды армии США, но получал отказ. Это стало его наиболее болезненным жизненным опытом. Его вдова позднее сказала, что «Он станет суперпатриотом до конца своих дней, пытаясь искупить вину за то, что оставался дома»(англ. He would become a 'superpatriot' for the rest of his life trying to atone for staying home.). По окончании войны вместе с сыновьями основал особую студию, которая специализировалась на производстве вестернов. Среди его фильмов тех лет особо выделяется «Форт Аламо» (1960), который он сам же и поставил. Был собственником острова Таборсильо.

Уэйн в молодости был сторонником Демократической партии. В течение же большей части своей карьеры он принадлежал к консервативному крылу республиканцев, был ультрапатриотом (особенно в поздний период жизни), ярым антикоммунистом. Некоторое время состоял в «Обществе Джона Бёрча», в 1968 году ему даже предлагали выдвигаться в вице-президенты с крайне правым кандидатом Уоллесом, но он отказался и, как и в 1960 году, активно поддерживал на выборах Никсона.

Уэйн был масоном, мастером в ложе «Марион МакДаниэл» № 56, в Тусоне, штат Аризона. Он имел 32 градус Шотландского устава и был членом парамасонской благотворительной организации Shriners. Также он был членом Йоркского устава.

За девять лет до кончины Уэйн был, наконец, удостоен «Оскара» за роль в широко известном вестерне «Настоящее мужество». Последний проект Уэйна — «Самый меткий» — вышел на экраны США в 1976 году. Джон Уэйн скончался 11 июня 1979 года в медицинском центре имени Рональда Рейгана, что в Лос-Анджелесе, где актёр лечился от рака желудка. На могильном камне высечены слова Уэйна из скандального интервью журналу Playboy:

Завтрашний день — самая важная вещь в жизни. Он навещает нас в полночь. Замечательно, когда он приходит и отдаётся прямо в наши руки. Он надеется, что мы возымели хоть какой-то урок со вчерашнего дня.

Избранная фильмография

• 1930 — Большая тропа / The Big Trail — Брэк Коулмен
• 1933 — Мордашка / Baby Face — Джимми Маккой-младший
• 1939 — Дилижанс / Stagecoach — Ринго Кид
• 1940 — Семь грешников / Seven Sinners — лейтенант Дэн Брент
• 1940 — Чёрная команда / Dark Command — Боб Ситон
• 1940 — Долгий путь домой / The Long Voyage Home — Оле Ольсен
• 1942 — Негодяи / The Spoilers — Рой Гленнистер
• 1944 — В седле / Tall in the Saddle — Роклин
• 1945 — Они были незаменимыми / They Were Expendable — лейтенант Расти Райан
• 1948 — Красная река / Red River — Томас Дансон
• 1948 — Форт Апачи / Fort Apache — Кирби Йорк
• 1948 — Три крёстных отца / 3 Godfathers — Роберт Мармадьюк Хайтауэр, бандит
• 1949 — Пески Иводзимы / Sands Of Iwo Jima — Сержант Джон Страйкер
• 1949 — Она носила жёлтую ленту / She Wore a Yellow Ribbon — капитан Натан Каттинг Бриттлс
• 1950 — Рио-Гранде / Rio Grande — лейтенант-полковник Кирби Йорк
• 1952 — Тихий человек / The Quiet Man — Шон Торнтон
• 1953 — Хондо / Hondo — Хондо Лейн
• 1956 — Искатели / The Searchers — Итан Эдвардс
• 1956 — Завоеватель / The Conqueror — Чингисхан
• 1957 — Крылья орлов / The Wings Of Eagles — Фрэнк «Спиг» Уид
• 1957 — Лётчик / Jet Pilot — Джим Шеннон
• 1958 — Варвар и гейша / The Barbarian and the Geisha — Таунсенд Харрис
• 1959 — Рио Браво / Rio Bravo — шериф Джон Т. Ченс
• 1959 — Кавалеристы / The Horse Soldiers — полковник Джон Марлоу
• 1960 — Форт Аламо / The Alamo — Дэвид Крокетт
• 1962 — Как был завоёван Запад / How The West Was Won — генерал Уильям Шерман
• 1962 — Самый длинный день / The Longest Day — полковник Бенджамин Вандервурт
• 1962 — Человек, который застрелил Либерти Вэланса / The Man Who Shot Liberty Valance — Том Донифон
• 1963 — Риф Донована / Donovan’s Reef — Майкл Донован
• 1963 — Маклинток! / McLintock! — Джордж Вашингтон Маклинток
• 1965 — Величайшая из когда-либо рассказанных историй / The Greatest Story Ever Told — Центурион (Лонгин)
• 1966 — Эльдорадо / El Dorado — Коул Торнтон
• 1967 — Боевой фургон / The War Wagon — Тау Джексон
• 1968 — Зелёные береты / The Green Berets — полковник Майк Кирби
• 1969 — Настоящее мужество / True Grit — Рустер Когберн
• 1970 — Рио Лобо / Rio Lobo — полковник Корд МакНелли
• 1972 — Ковбои / The Cowboys — Уил Андерсен
• 1974 — МакКью / McQ — лейтенант Лон «МакКью» МакХью
• 1975 — Брэнниган / Brannigan — лейтенант Брэнниган
• 1976 — Самый меткий / The Shootist — Джон Бернард «Джей-Би» Букс

Премии

• Оскар — «Лучшая мужская роль» («Настоящее мужество»)
• Золотой глобус — «Лучшая мужская роль — драма» («Настоящее мужество»)

Ссылки

• [www.johnwayne.com/ Официальный сайт]
• Джон Уэйн (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Джон Уэйн

Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.