Уэсуги (род)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Род Уэсуги (яп. 上杉氏 уэсуги-си) — японский самурайский род периодов Муромати, Сэнгоку и Эдо в XIVXIX веках. Вел своё происхождение от древнего рода Фудзивара.





История

Первоначально род Уэсуги делился на три ветви: Огигаяцу, Инукакэ и Яманоути. Из них только ветвь Яманоути Уэсуги имела большое значение и сохранилась до наших дней. Из рода Уэсуги наиболее известен Уэсуги Кэнсин (15301578), один из наиболее известных полководцев периода Сэнгоку («Эпохи воюющих провинций»).

В период Эдо (16031868) род Уэсуги стал одним из тодзама-дайме («внешние даймё»), в отличие от фудай-дайме и симпан-дайме, которые были наследственными вассалами или союзниками сёгунской династии Токугава.

Родоначальником рода считался крупный государственный деятель Фудзивара-но Ёсикадо, который занимал должность дайдзё-дайдзина («министра высшей политики») в IX веке.

Кандзюдзи Сигэфуса, 13-й потомок родоначальника рода Фудзивара-но Ёсикадо, в конце XIII века получил в наследственное владение домен Уэсуги в провинции Танго. После прибытия и вступление во владение доменом он принял имя Уэсуги Сигэфуса. От него происходили три главные ветви рода: Инукакэ, Яманоути и Огигаяцу.

Период Муромати

Мать первого сёгуна Японии из династии Асикага — Асикага Такаудзи (1305—1358) — была дочерью Уэсуги Ёрисигэ и внучкой Уэсуги Сигэфуса.

В течение периода Муромати члены рода Уэсуги занимали важнейшие военно-административные должности. Они назначали сюго (военными наместниками) отдельных провинций и канто канрэями (заместителями сёгуна в регионе Канто).

Постепенно род Уэсуги приобрел большую власть и силу в регионе Канто. В 1454 году канто канрэй Асикага Сигэудзи (ок. 1438—1497) умертвил своего заместителя Уэсуги Норитада (1433—1454), но влияние рода Уэсуги не уменьшилось. Вассалы рода Уэсуги подняли восстание, разбили Сигэудзи и захватили Камакуру. В 1455 году Асикага Сигэудзи вынужден был бежать из Канто в дружественный город Кога. По просьбе рода Уэсуги сёгун Асикага Ёсимаса отправил своего брата Масамото, назначенного новым канто канрэем, с войском в Канто. Между сторонниками Сигэудзи и Масамото началась борьба за власть в регионе, который постепенно оказался в руках усилившегося рода Уэсуги. Уэсуги быстро расширялся и вскоре разделился на три ветви, названные по месту их резиденций. Ветвь Огигаяцу правила из замка Кавагоэ в провинции Мусаси, ветвь Яманоути утвердилась в замке Хираи в провинции Кодзукэ. Третья ветвь, Инакакэ, также имела собственный замок.

Все три ветви Уэсуги приняли участие в феодальных междоусобицах в Японии. Они даже сражались между собой за верховную власть в регионе Канто, которая продолжалась примерно двадцать пять лет. Ветви Огигаяцу и Яманоути смогли выжить в этом конфликте, а третья ветвь, Инукакэ, пресеклась.

Период Сэнгоку

Ветвь Огигаяцу Уэсуги традиционно опиралась на род Ота в провинции Мусаси, а Яманоути Уэсуги — на вассальный род Нагао из провинции Этиго. Ота Докан Сукэнага, вассал ветви Огигаяцу, которые были менее многочисленны, чем их родственники из ветви Яманогути, построил для своего господина Уэсуги Садамаса (1443—1494) в 1456 году замок Эдо. По распоряжению Уэсуги Моситомо Ота Докан укрепил в 1457 году замок Кавагоэ. В 1486 году по приказу Уэсуги Садамаса Ота Докан был убит. Нагао Тамэкагэ, вассал ветви Яманогути Уэсуги, в первые десятилетия XVI века вступил в союз с Ходзё Соуном, который в дальнейшем стал одним из сильнейших противников Уэсуги.

Род Го-Ходзё постепенно подчинил своей власти значительную часть региона Канто. В 1524 году Уэсуги Томооки, воевавший с родом Ходзё, потерпел поражение в битве при Таканавахара и потерял замок Эдо. После взятия Эдо между родами Уэсуги и Ходзё началась 17-летняя война за власть в Канто. В 1537 году после смерти Уэсуги Томооки Ходзё Удзицуна взял его резиденцию — замок Кавагоэ. После усиления рода Го-Ходзё Уэсуги две ветви рода Уэсуги — Огигаяцу во главе с Уэсуги Томосада и Яманоути во главе с Уэсуги Норимаса заключили союз для совместной борьбы против рода Го-Ходзё. В 1546 году в битве при Кавагоэ Ходзё нанесли поражение противнику. В этом сражении погиб Уэсуги Томосада, последний представитель ветви Огигаяцу.

Уэсуги Норимаса, владелец замка Хираи, вел неудачную борьбу против родов Такэда и Го-Ходзё. В 1551 году он лишился своего замка Хираи, который был захвачен Ходзё Удзиясу. Уэсуги Норимаса, лишившись всех владений, бежал в провинцию Этиго к к вассальному рода Нагао. Нагао Кагэтора предоставил убежище Уэсуги Норимасе, который взамен был вынужден его усыновить. Кагэтора стал приемным сыном Уэсуги Норимасы, который в дальнейшем передал ему свои титулы.

Нагао Кагэтора принял новое имя — Уэсуги Кэнсин — и начал войну против родов Го-Ходзё и Такэда за контроль над регионом Канто. В 1578 году после смерти Кэнсина между его приемными сыновьями Кагэкацу и Кагэторой началась междоусобная борьба за власть. В 1579 году победу одержал Уэсуги Кагэкацу, который вынудил Кагэтору совершить ритуальное самоубийство. Позднее Уэсуги Кагэкацу получил во владение от Тоётоми Хидэёси обширный домен Айдзу с доходом 1200000 коку риса.

Во время битвы при Сэкигахара Уэсуги Кагэкацу выступил на стороне Исиды Мицунари в его войне против Токугава Иэясу. После победы Токугава Иэясу Уэсуги Кагэкацу лишился богатого удела Айдзу.

Период Эдо

В 1600 году Уэсуги Кагэкацу, ставший тодзама-даймё, получил во владение новый домен Ёнэдзава в провинции Дэва (доход — 300 000 коку). Область Ёнэдзава находилась в регионе Тохоку, на северо-востоке острова Хонсю.

Потомки Уэсуги Кагэкацу управляли Ёнэдзава-ханом до конца периода Эдо и ликвидации системы ханов. Последним дайме Ёнэдзава-хана был Уэсуги Мосинори (18441919), правивший в 18691871 годах.

XX—XXI века

В 1919 году после смерти Уэсуги Мосинори 15-м главой рода стал его старший сын граф Уэсуги Нориаки (1876—1953). В 1953 году после смерти Наориаки 16-м главой рода становится его третий сын Уэсуги Таканори (1917—1995). С 1995 года главой рода Уэсуги является Уэсуги Кунинори (род. 1943), старший сын Таканори и правнук Мосинори, профессор института космонавтики и астронавтики, министр образования

Выдающиеся представители рода

Источники

Напишите отзыв о статье "Уэсуги (род)"

Отрывок, характеризующий Уэсуги (род)

Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.