У Цзинцзы
У Цзинцзы | |
吳敬梓 | |
У Цзинцзы, портрет XX века | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: | |
Гражданство: |
Империя Цин |
Род деятельности: |
У Цзинцзы (кит. трад. 吳敬梓, упр. 吴敬梓, пиньинь: Wú Jìngzǐ; 1701, Чучжоу, Аньхой — 11 января 1754, Янчжоу, Цзянсу) — китайский писатель, благодаря своему роману «Неофициальная история конфуцианцев» считающийся основоположником китайской социальной прозы и реалистической сатиры.
Содержание
Биография
У Цзинцзы родился в обеспеченной семье цинского чиновника У Линьци (吳霖起). Семья У была заметна на чиновничьем и литературном поприще: дед его У Дань был членом Академии Ханьлинь. Однако У Цзинцзы не удалось сдать экзамены на заметную чиновничью должность (он прошел лишь уездный уровень). Получив славу изгоя и мота в своей семье, он стал частным лицом и занимался различными работами представителя образованного класса. Большую часть жизни он бедствовал. В попытке улучшить материальное состояние, в возрасте 32 лет он перебрался в Нанкин, где стал заметной фигурой в среде образованного чиновничества города.
Не позднее, чем в 1740 году в Нанкине он начал писать своё единственное значительное произведение «Неофициальная история конфуцианцев», считающееся первым значимым социально-сатирическим романом в китайской литературе. Работа над этим романом заняла более 10 лет его жизни.
Помимо этого романа, значимое литературное наследие У Цзинцзы включает несколько поэтических произведений (большая часть из них не сохранилась) и комментарии к классическому поэтическому сборнику «Ши-цзин».[1]
По преданию, У Цзинцзы умер, захлебнувшись вином во время встречи с другом.
Неофициальная история конфуцианцев
Книга живописует повседневную жизнь представителей образованного класса и намечает палитру жизни различных социальных слоёв.
Роман оказал значительное влияние на китайскую литературу XX века, в первую очередь на творчество Лу Синя.
Семья
У У Цзинцзы было трое детей, из которых старший У Лан стал известным математиком и заметным поэтом.
Дань памяти
В родном городе У Цзинцзы, в Чучжоу, некогда уезда Цюаньцзяо, располагается ныне музей писателя.
Библиография
- У Цзин-цзы. Неофициальная история конфуцианцев. Перевод, комментарии Д. Воскресенского. М., 1959, переиздания 1999, 2008.
Напишите отзыв о статье "У Цзинцзы"
Примечания
Литература
- Лисевич И. С. [bse.sci-lib.com/article114892.html У Цзин-цзы] // БСЭ.
- Фишман О. Л. «[feb-web.ru/feb/ivl/vl8/vl8-6012.htm Неофициальная история конфуцианцев]» // История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983—1994.
- Фишман О. Л. Китайский сатирический роман, М., 1966, с. 71-106.
- Lu Hsun, A brief history of Chinese fiction, Peking, 1959, p. 288-97.
- Encyclopædia Britannica 2005 Ultimate Reference Suite DVD, article- «Wu Ching-tzu»
- He, Manzi, [203.72.198.245/web/Content.asp?ID=65043&Query=1 «Rulin Waishi» («The Scholars»)]. Encyclopedia of China, 1st ed.
- Paul S. Ropp, Dissent in Early Modern China: Ju-Lin Wai-Shih and Ch’ing Social Criticism (Ann Arbor: University of Michigan Press, 1981).
Это заготовка статьи о писателе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Это заготовка статьи о человеке из Китая. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий У Цзинцзы
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.