ФАИ (бронеавтомобиль)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «ФАИ-М»)
Перейти к: навигация, поиск

Бронеавтомобиль ФАИ в музее Пограничных войск города Белостока (Польша)
ФАИ
(в скобках даны показатели для ФАИ-М)
Классификация

Лёгкий бронеавтомобиль

Боевая масса, т

2 (2,28)

Экипаж, чел.

2—3

История
Производитель

Ижорский завод

Годы производства

19331935
(1938 — 1939)

Годы эксплуатации

1933 — 1943

Количество выпущенных, шт.

697

Основные операторы

Размеры
Длина корпуса, мм

4310 (4325)

Ширина корпуса, мм

1675 (1750)

Высота, мм

2210 (2140)

Клиренс, мм

224 (185)

Бронирование
Тип брони

стальная катаная

Лоб корпуса, мм/град.

6

Борт корпуса, мм/град.

6

Корма корпуса, мм/град.

4

Днище, мм

3

Борт башни, мм/град.

6

Вооружение
Пулемёты

1 × 7,62-мм пулемёт ДТ,
1323 (1512) патронов

Подвижность
Тип двигателя

Карбюраторный четырёхцилиндровый
«ГАЗ-А» («ГАЗ-М1»)

Мощность двигателя, л. с.

42 (50)

Скорость по шоссе, км/ч

80 (83,1)

Запас хода по шоссе, км

200 (315)

Преодолеваемый подъём, град.

15 (14)

ФАИ — советский лёгкий бронеавтомобиль 1930-х годов. Бронеавтомобиль выполнен на шасси легкового автомобиля «Форд-А» (ФАИ) или ГАЗ-М1 (ФАИ-М). Всего было выпущено 697 бронеавтомобилей ФАИ и ФАИ-М, что делает эти бронеавтомобили вторыми по массовости в РККА в предвоенное время (после БА-20).

1934 - 135 (РККА - 93, НКВД - 20, Монголия - 22)

1935 - 452 (РККА - 442, НКВД - 10)

1936 - 110 (РККА - 75, Монголия - 15, Испания - 20)





История создания

Появление бронеавтомобиля ФАИ имело ряд предпосылок.

Первой и главной из них является заключение между правительством СССР и фирмой «Форд» договора о сотрудничестве, в соответствии с которым «Форд» начал с 31 мая 1929 года поставки в СССР комплектующих для сборки автомобилей «Форд-А», «Форд-АА» и «Форд-Тимкен». С февраля 1930 года на заводе «Гудок Октября» в Нижнем Новгороде начали собирать автомобили. В ноябре того же года к работе подключился Московский завод имени Коммунистического Интернационала Молодёжи (Завод им. КИМ), а к апрелю 1932 года в Нижнем Новгороде вступил в строй новый автомобильный завод, производство автомобилей на котором началось 6 декабря 1932.

Надо сказать, что шасси «Фордов» были достаточно прогрессивны для своего времени, поэтому почти сразу после заключения контракта им закономерно заинтересовались военные. В частности, на шасси автомобиля «Форд-Тимкен» предполагалось создать пушечный бронеавтомобиль, в то время, как шасси «Форда-А» рассматривалось в качестве перспективной базы для создания лёгкого бронеавтомобиля. Соответствующее задание было выдано КБ Ижорского завода и КБ под руководством Н. И. Дыренкова. Детище КБ Ижорского завода не вызвало у военных особого интереса, поскольку являлось довольно архаичным — по сути, опытные броневики являлись открытыми сверху бронекоробками, установленными на шасси «Форда-А» и вооружёнными двумя пулемётами каждая (один пулемёт размещался в лобовом листе справа от водителя, а другой — на штыревой установке в центре броневого кузова). Куда больший интерес военных вызвали бронеавтомобили Дыренкова, Д-8 и Д-12, которые в итоге и были приняты на вооружение РККА уже в 1931 году. Однако очень скоро и эти бронемашины перестали удовлетворять военных, поскольку пулемёты броневиков не обладали круговым обстрелом.

Вскоре КБ Ижорского завода получило задание на разработку нового бронеавтомобиля на том же шасси, но с установкой вооружения в башне. В работе инженеры-конструкторы Ижорского завода использовали опыт, полученный в ходе производства броневиков Д-8/Д-12. К середине 1932 года рабочие чертежи новой машины были готовы. Данная компоновка (с размещением вооружения в башне), хотя и являлась перспективной, привела к значительному увеличению высоты машины (до 2240 мм) и её массы (2 т) в сравнении с предшественником, однако это не повлияло на решение военных — уже в начале 1933 года броневик был принят на вооружение под индексом ФАИФорд-А, Ижорский») и запущен в производство.

В 1935 году КБ Ижорского завода было предложено разработать новый бронеавтомобиль на базе легкового автомобиля ГАЗ-М1, производство которого началось на Горьковском автомобильном заводе. К концу года была разработана бронемашина, внешне напоминавшая ФАИ, но отличавшаяся от предшественницы более просторным боевым отделением, видоизменённой башней и возможностью установки радиостанции. В начале 1936 года эта машина была принята на вооружение под названием БА-20 и пошла в серию. Однако в результате несогласованности действий различных предприятий, производство бронекорпусов для ФАИ на Ижорском заводе ещё какое-то время продолжалось. Когда оно наконец было прекращено, выяснилось, что в цехах завода скопилось более трёхсот бронекорпусов этих машин. Поскольку выпуск «Форда-А» к тому времени уже был прекращён, было принято решение установить имеющиеся бронекорпуса на шасси автомобиля М-1. В ноябре 1938 — январе 1939 года такой «гибридный» броневик был испытан на НИИБТ-полигоне Кубинке, получил положительные отзывы военных и был принят на вооружение. Гибрид, получивший название ФАИ-М, отличался от прародителя более длинной базой, на заднюю часть которой монтировался дополнительный топливный бак и кронштейн для крепления запасного колеса.

Описание конструкции

Бронеавтомобиль был выполнен на заднеприводном (4x2) шасси по конструктивной схеме с передним расположением двигателя и клепано-сварным, полностью закрытым корпусом, который изготавливался из листов катаной стали толщиной 4-6 мм. Такая бронировка была явно недостаточной и хотя устанавливалась с небольшими углами наклона, не могла обеспечить сколько-нибудь серьёзную защиту экипажу от пуль и осколков снарядов и мин. Экипаж бронемашины состоял из двух, реже — трёх человек. В отделении управления, совмещённом с боевым отделением, слева располагался водитель а справа от него — при наличии третьего члена экипажа — сидел командир машины. Для удобства размещения в машине или говоря проще, чтоб не упираться головой в крышу над их сиденьями на крыше отделения управления имелись глухие бронеколпаки. Рабочее место пулемётчика находилось позади них, в башне. Обзор из отделения управления обеспечивали водителю и командиру лобовые окна закрывавшиеся в боевой обстановке бронекрышками со смотровыми щелями, прямоугольные окна с бронекрышками имелись также в открывавшихся вперёд бортовых дверях машины.

На крыше боевого отделения размещалась цилиндрическая башня кругового вращения с бронеколпаком на крыше. В чуть скошенном лобовом листе башни был установлен 7,62-мм пулемёт ДТ, возимый боекомплект к которому состоял из 1323 патронов. Вращение башни осуществлялось за счёт физических усилий стрелка и с помощью спинного упора. Кроме того установка пулемёта позволяла вести огонь в секторе ±10° без поворота башни. В моторном отсеке расположенном в передней части корпуса, был установлен четырёхцилиндровый карбюраторный двигатель жидкостного охлаждения «ГАЗ-А», развивавший мощность 30,9 кВт (40 л.с.), что позволяло 2-тонной бронемашине двигаться по шоссе с максимальной скоростью 80 км/ч. С полным баком топлива машина могла пройти 200 км. С двигателем взаимодействовала трансмиссия, в состав которой входили однодисковое сцепление сухого трения, четырёхскоростная коробка передач (4+1), карданная передача главная передача и механические тормоза.

Доступ к двигателю с целью технического обслуживания и ремонта обеспечивала откидная крышка бронекапота, крепившаяся к неподвижной части крыши моторного отсека с помощью шарнирных петель. Спереди радиатор был защищён V-образным в поперечном сечении бронелистом толщиной 8-мм, в котором имелись два вертикальных лючка оборудованных подвижными створками, регулировавшими приток охлаждающего воздуха к радиатору и двигателю.

В заднеприводной (4x2) ходовой части с подвеской на полуэллиптических листовых рессорах использовались односкатные колёса с пулестойкими шинами. Передние и задние колёса сверху прикрывались плавно изогнутыми крыльями, которые внизу смыкались с подножками, на которых иногда крепились небольшие ящики с запасными частями и инструментами.

В 1935 году в состав штатного оборудования некоторого количества бронемашин ФАИ были введены сменные металлические бандажи с ребордами, что позволило этим броневикам передвигаться по железнодорожным путям со скоростью до 86 км/ч. Силами экипажа замена шин на бандажи осуществлялась приблизительно за 30 минут. Вес бронеавтомобиля в варианте дрезины составлял 1,9 т, боекомплект был увеличен до 2520 патронов. Эти машины использовались в составе бронепоездов в качестве лёгких разведывательных бронедрезин. Существенным их недостатками были малая скорость заднего хода (24 км/ч) и отсутствие радиостанции.

Служба и боевое применение

Всего за время серийного производства было построено 697 бронеавтомобилей ФАИ и ФАИ-М, что сделало их вторыми по массовости (после БА-20) пулемётным бронеавтомобилем РККА в предвоенное время. Бронеавтомобили ФАИ и ФАИ-М использовались в столкновениях у озера Хасан и на реке Халхин-Гол, где было безвозвратно потеряно 14 единиц, в Гражданской войне в Испании, куда было поставлено 20 машин, Зимней войне (потеряно 2 ФАИ) и в Великой Отечественной. ФАИ и ФАИ-М применялись вплоть до 1943 года.

В 1934 - 35 годах 30 ФАИ получили войска НКВД, а в 1934 и 1936 годах 37 машин поставили Монголии.

В составе броневых поездов (бп) (бп как воинская часть) броневых сил РККА, имелись разведывательные броневые дрезины которые представляли из себя доработанные броневые автомобили (стандартный с бронемашиной), но на железнодорожном ходу, имелась и модель ФАИ ж/д в количестве 9 единиц.

Оценка машины

Сохранившиеся экземпляры

Один из сохранившихся экземпляров бронемашины модификации «ЖД» располагается в Музее «Боевой славы Урала» в г. Верхней Пышме.

ФАИ в массовой культуре

В стендовом моделизме

Масштабную модель ФАИ (1/35) производит фирма Макет/MSD.

В компьютерных играх

Бронеавтомобиль ФАИ часто встречается в управляемом виде в игре Talvisota в кампании СССР. В кампании за Финляндию очень часто встречается, как противник.

Напишите отзыв о статье "ФАИ (бронеавтомобиль)"

Примечания

Литература

  • Коломиец М. В. Броня на колёсах. История советского бронеавтомобиля 1925—1945 гг. — М.: Яуза, Стратегия КМ, Эксмо, 2007. — 384 с. — (Советские танки). — 6000 экз. — ISBN 978-5-699-21870-7.
  • Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.

Ссылки

  • [www.battlefield.ru/fai.html Бронеавтомобиль ФАИ на сайте battlefield.ru]
  • [armor.kiev.ua/Tanks/BeforeWWII/fai-m/ Бронеавтомобиль ФАИ на Броне-сайте]

Отрывок, характеризующий ФАИ (бронеавтомобиль)

– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.