ФАИ (бронеавтомобиль)
Бронеавтомобиль ФАИ в музее Пограничных войск города Белостока (Польша) | |
ФАИ (в скобках даны показатели для ФАИ-М) | |
---|---|
Классификация |
Лёгкий бронеавтомобиль |
Боевая масса, т |
2 (2,28) |
Экипаж, чел. |
2—3 |
История | |
Производитель | |
Годы производства | |
Годы эксплуатации |
1933 — 1943 |
Количество выпущенных, шт. |
697 |
Основные операторы | |
Размеры | |
Длина корпуса, мм |
4310 (4325) |
Ширина корпуса, мм |
1675 (1750) |
Высота, мм |
2210 (2140) |
Клиренс, мм |
224 (185) |
Бронирование | |
Тип брони |
стальная катаная |
Лоб корпуса, мм/град. |
6 |
Борт корпуса, мм/град. |
6 |
Корма корпуса, мм/град. |
4 |
Днище, мм |
3 |
Борт башни, мм/град. |
6 |
Вооружение | |
Пулемёты |
1 × 7,62-мм пулемёт ДТ, |
Подвижность | |
Тип двигателя |
Карбюраторный четырёхцилиндровый |
Мощность двигателя, л. с. |
42 (50) |
Скорость по шоссе, км/ч |
80 (83,1) |
Запас хода по шоссе, км |
200 (315) |
Преодолеваемый подъём, град. |
15 (14) |
ФАИ — советский лёгкий бронеавтомобиль 1930-х годов. Бронеавтомобиль выполнен на шасси легкового автомобиля «Форд-А» (ФАИ) или ГАЗ-М1 (ФАИ-М). Всего было выпущено 697 бронеавтомобилей ФАИ и ФАИ-М, что делает эти бронеавтомобили вторыми по массовости в РККА в предвоенное время (после БА-20).
1934 - 135 (РККА - 93, НКВД - 20, Монголия - 22)
1935 - 452 (РККА - 442, НКВД - 10)
1936 - 110 (РККА - 75, Монголия - 15, Испания - 20)
Содержание
История создания
Появление бронеавтомобиля ФАИ имело ряд предпосылок.
Первой и главной из них является заключение между правительством СССР и фирмой «Форд» договора о сотрудничестве, в соответствии с которым «Форд» начал с 31 мая 1929 года поставки в СССР комплектующих для сборки автомобилей «Форд-А», «Форд-АА» и «Форд-Тимкен». С февраля 1930 года на заводе «Гудок Октября» в Нижнем Новгороде начали собирать автомобили. В ноябре того же года к работе подключился Московский завод имени Коммунистического Интернационала Молодёжи (Завод им. КИМ), а к апрелю 1932 года в Нижнем Новгороде вступил в строй новый автомобильный завод, производство автомобилей на котором началось 6 декабря 1932.
Надо сказать, что шасси «Фордов» были достаточно прогрессивны для своего времени, поэтому почти сразу после заключения контракта им закономерно заинтересовались военные. В частности, на шасси автомобиля «Форд-Тимкен» предполагалось создать пушечный бронеавтомобиль, в то время, как шасси «Форда-А» рассматривалось в качестве перспективной базы для создания лёгкого бронеавтомобиля. Соответствующее задание было выдано КБ Ижорского завода и КБ под руководством Н. И. Дыренкова. Детище КБ Ижорского завода не вызвало у военных особого интереса, поскольку являлось довольно архаичным — по сути, опытные броневики являлись открытыми сверху бронекоробками, установленными на шасси «Форда-А» и вооружёнными двумя пулемётами каждая (один пулемёт размещался в лобовом листе справа от водителя, а другой — на штыревой установке в центре броневого кузова). Куда больший интерес военных вызвали бронеавтомобили Дыренкова, Д-8 и Д-12, которые в итоге и были приняты на вооружение РККА уже в 1931 году. Однако очень скоро и эти бронемашины перестали удовлетворять военных, поскольку пулемёты броневиков не обладали круговым обстрелом.
Вскоре КБ Ижорского завода получило задание на разработку нового бронеавтомобиля на том же шасси, но с установкой вооружения в башне. В работе инженеры-конструкторы Ижорского завода использовали опыт, полученный в ходе производства броневиков Д-8/Д-12. К середине 1932 года рабочие чертежи новой машины были готовы. Данная компоновка (с размещением вооружения в башне), хотя и являлась перспективной, привела к значительному увеличению высоты машины (до 2240 мм) и её массы (2 т) в сравнении с предшественником, однако это не повлияло на решение военных — уже в начале 1933 года броневик был принят на вооружение под индексом ФАИ («Форд-А, Ижорский») и запущен в производство.
В 1935 году КБ Ижорского завода было предложено разработать новый бронеавтомобиль на базе легкового автомобиля ГАЗ-М1, производство которого началось на Горьковском автомобильном заводе. К концу года была разработана бронемашина, внешне напоминавшая ФАИ, но отличавшаяся от предшественницы более просторным боевым отделением, видоизменённой башней и возможностью установки радиостанции. В начале 1936 года эта машина была принята на вооружение под названием БА-20 и пошла в серию. Однако в результате несогласованности действий различных предприятий, производство бронекорпусов для ФАИ на Ижорском заводе ещё какое-то время продолжалось. Когда оно наконец было прекращено, выяснилось, что в цехах завода скопилось более трёхсот бронекорпусов этих машин. Поскольку выпуск «Форда-А» к тому времени уже был прекращён, было принято решение установить имеющиеся бронекорпуса на шасси автомобиля М-1. В ноябре 1938 — январе 1939 года такой «гибридный» броневик был испытан на НИИБТ-полигоне Кубинке, получил положительные отзывы военных и был принят на вооружение. Гибрид, получивший название ФАИ-М, отличался от прародителя более длинной базой, на заднюю часть которой монтировался дополнительный топливный бак и кронштейн для крепления запасного колеса.
Описание конструкции
Бронеавтомобиль был выполнен на заднеприводном (4x2) шасси по конструктивной схеме с передним расположением двигателя и клепано-сварным, полностью закрытым корпусом, который изготавливался из листов катаной стали толщиной 4-6 мм. Такая бронировка была явно недостаточной и хотя устанавливалась с небольшими углами наклона, не могла обеспечить сколько-нибудь серьёзную защиту экипажу от пуль и осколков снарядов и мин. Экипаж бронемашины состоял из двух, реже — трёх человек. В отделении управления, совмещённом с боевым отделением, слева располагался водитель а справа от него — при наличии третьего члена экипажа — сидел командир машины. Для удобства размещения в машине или говоря проще, чтоб не упираться головой в крышу над их сиденьями на крыше отделения управления имелись глухие бронеколпаки. Рабочее место пулемётчика находилось позади них, в башне. Обзор из отделения управления обеспечивали водителю и командиру лобовые окна закрывавшиеся в боевой обстановке бронекрышками со смотровыми щелями, прямоугольные окна с бронекрышками имелись также в открывавшихся вперёд бортовых дверях машины.
На крыше боевого отделения размещалась цилиндрическая башня кругового вращения с бронеколпаком на крыше. В чуть скошенном лобовом листе башни был установлен 7,62-мм пулемёт ДТ, возимый боекомплект к которому состоял из 1323 патронов. Вращение башни осуществлялось за счёт физических усилий стрелка и с помощью спинного упора. Кроме того установка пулемёта позволяла вести огонь в секторе ±10° без поворота башни. В моторном отсеке расположенном в передней части корпуса, был установлен четырёхцилиндровый карбюраторный двигатель жидкостного охлаждения «ГАЗ-А», развивавший мощность 30,9 кВт (40 л.с.), что позволяло 2-тонной бронемашине двигаться по шоссе с максимальной скоростью 80 км/ч. С полным баком топлива машина могла пройти 200 км. С двигателем взаимодействовала трансмиссия, в состав которой входили однодисковое сцепление сухого трения, четырёхскоростная коробка передач (4+1), карданная передача главная передача и механические тормоза.
Доступ к двигателю с целью технического обслуживания и ремонта обеспечивала откидная крышка бронекапота, крепившаяся к неподвижной части крыши моторного отсека с помощью шарнирных петель. Спереди радиатор был защищён V-образным в поперечном сечении бронелистом толщиной 8-мм, в котором имелись два вертикальных лючка оборудованных подвижными створками, регулировавшими приток охлаждающего воздуха к радиатору и двигателю.
В заднеприводной (4x2) ходовой части с подвеской на полуэллиптических листовых рессорах использовались односкатные колёса с пулестойкими шинами. Передние и задние колёса сверху прикрывались плавно изогнутыми крыльями, которые внизу смыкались с подножками, на которых иногда крепились небольшие ящики с запасными частями и инструментами.
В 1935 году в состав штатного оборудования некоторого количества бронемашин ФАИ были введены сменные металлические бандажи с ребордами, что позволило этим броневикам передвигаться по железнодорожным путям со скоростью до 86 км/ч. Силами экипажа замена шин на бандажи осуществлялась приблизительно за 30 минут. Вес бронеавтомобиля в варианте дрезины составлял 1,9 т, боекомплект был увеличен до 2520 патронов. Эти машины использовались в составе бронепоездов в качестве лёгких разведывательных бронедрезин. Существенным их недостатками были малая скорость заднего хода (24 км/ч) и отсутствие радиостанции.
Служба и боевое применение
Всего за время серийного производства было построено 697 бронеавтомобилей ФАИ и ФАИ-М, что сделало их вторыми по массовости (после БА-20) пулемётным бронеавтомобилем РККА в предвоенное время. Бронеавтомобили ФАИ и ФАИ-М использовались в столкновениях у озера Хасан и на реке Халхин-Гол, где было безвозвратно потеряно 14 единиц, в Гражданской войне в Испании, куда было поставлено 20 машин, Зимней войне (потеряно 2 ФАИ) и в Великой Отечественной. ФАИ и ФАИ-М применялись вплоть до 1943 года.
В 1934 - 35 годах 30 ФАИ получили войска НКВД, а в 1934 и 1936 годах 37 машин поставили Монголии.
В составе броневых поездов (бп) (бп как воинская часть) броневых сил РККА, имелись разведывательные броневые дрезины которые представляли из себя доработанные броневые автомобили (стандартный с бронемашиной), но на железнодорожном ходу, имелась и модель ФАИ ж/д в количестве 9 единиц.
Оценка машины
Сохранившиеся экземпляры
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Один из сохранившихся экземпляров бронемашины модификации «ЖД» располагается в Музее «Боевой славы Урала» в г. Верхней Пышме.
ФАИ в массовой культуре
В стендовом моделизме
Масштабную модель ФАИ (1/35) производит фирма Макет/MSD.
В компьютерных играх
Бронеавтомобиль ФАИ часто встречается в управляемом виде в игре Talvisota в кампании СССР. В кампании за Финляндию очень часто встречается, как противник.
Напишите отзыв о статье "ФАИ (бронеавтомобиль)"
Примечания
Литература
- Коломиец М. В. Броня на колёсах. История советского бронеавтомобиля 1925—1945 гг. — М.: Яуза, Стратегия КМ, Эксмо, 2007. — 384 с. — (Советские танки). — 6000 экз. — ISBN 978-5-699-21870-7.
- Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
Ссылки
- [www.battlefield.ru/fai.html Бронеавтомобиль ФАИ на сайте battlefield.ru]
- [armor.kiev.ua/Tanks/BeforeWWII/fai-m/ Бронеавтомобиль ФАИ на Броне-сайте]
Отрывок, характеризующий ФАИ (бронеавтомобиль)
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.