ФК «Аякс» Амстердам в сезоне 1956/1957

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Аякс
Сезон 1956-1957
Тренер Карл Хуменбергер
Президент Вим Волкерс
Стадион Де Мер, Амстердам
Чемпионат Нидерландов 1-е место
Кубок Нидерландов 3-й раунд
Лучший бомбардир Чемпионат:
Вим Блейенберг (17)

Кубок Нидерландов:
Вим Блейенберг (4)
Макс. кол-во зрителей 54 025 («Фейеноорд» — «Аякс»)
Мин. кол-во зрителей 5000 (НОАД — «Аякс»)
Основная
форма
Гостевая
форма

1955-1956   …   1957-1958

Сезон 1956-1957 — 1-й сезон для амстердамского «Аякса» в Высшем дивизионе Нидерландов[1], а также 56-й год со дня основания футбольного клуба. Клуб одержал победу в чемпионате Нидерландов спустя 10 лет после последнего чемпионства. Главным тренером в сезоне был австриец Карл Хуменбергер, работавший с командой с 1954 года.





Обзор сезона

Спустя два года, после вступления Футбольного союза Нидерландов в УЕФА, было решено создать новую систему чемпионатов. Впервые в истории нидерландского футбола, сильнейшие команды со всей страны были объединены в одну лигу. Совершенно новый турнир получил название Eredivisie (рус. Высший дивизион). Футболистам разрешалось заключать с командами контракты и получать деньги за игру в футбол, который наконец получил в Нидерландах статус профессионального вида спорта. За каждую победу в чемпионате клуб получал два очка, за ничью — одно.

Футбольный сезон для амстердамского «Аякса» начался 12 августа 1956 года с товарищеской игры против немецкой команды «Фортуна» из города Дюссельдорфа. Эта была первая официальная встреча амстердамцев с другой командой из Европы. Первая игра в сезоне завершилось с ничейным результатом 2:2. Спустя ровно неделю, 19 августа, «Аякс» одержал первую победу, обыграв в товарищеском матче австрийский клуб «Фёрст» из Вены.

26 августа 1956 года, амстердамцы стартовали в 41-м розыгрыше Кубка Нидерландов, в последний раз национальный кубок официально проводился в сезоне 1949/1950. В матче первого раунда, «Аякс» на своём поле разгромил со счётом 6:1 любительский клуб «Зебюргия». Примечательно, что в этой игре дебютировал 18-и летний нападающий Шак Сварт.

В чемпионате сезон для «Аякса» начинался в Амстердаме, 2 сентября 1956 года, в игре с вице-чемпионами прошлого сезона, клубом НАК[1]. Команда Хуменбергера добилась минимальной победы, благодаря единственному мячу Лука ден Эдела[1]. Помимо автора гола, в той игре участвовали следующие футболисты: вратарь Эдди Питерс Графланд, Гер ван Маурик, Вим Андерисен, Кор Гелхёйзен, Вилли Шмидт, Ринус Михелс, Клас Баккер, Герард ван Дейк, Люк Бейкер, Пит ван дер Кёйл и Вим Блейенберг[1]. Пять туров спустя, «Аякс» единолично занимал первое место[2], однако уже в следующем 6-м туре, клуб потерпел первое поражение в чемпионате, уступив в гостях «Рапиду» со счётом 4:2[3], хотя после первого тайма амстердамцы вели 0:1. И в следующей игре, состоявшейся 14 октября в рамках третьего раунда Кубка Нидерландов, амстердамцы вновь уступили со счётом 4:2, на этот раз «Аякс» проиграл «Волендаму» и завершил своё выступление в национальном кубке. После поражений в чемпионате и кубке, в игре команды начался спад, победы чередовались с поражениями, а к 16-туру «Аякс» занимал только 8 место[4].

13 января 1957 года, «Аякс» одержал в чемпионате победу над клубом НОАД из Тилбурга. С этого момента у клуба началась беспроигрышная серия, которая длилась 18 матчей. Лишь после 29 тура амстердамцы смогли вернуть себе лидерство в турнирной таблице, сместив с первого места команду «Фортуна '54»[5].

Чемпионский титул амстердамцы смогли себе обеспечить в 33-м туре, состоявшемся 19 мая, в игре против клуба БВК из Амстердама. Проигрывая по ходу встрече со счётом 1:0, «Аякс» во втором тайме забил пять безответных мячей в ворота БВК[6]. Набрав 49 очков, «Аякс» в 1957 году стал первым победителем Высшего дивизиона Нидерландов[1].

Лучшим снайпером клуба по итогам сезона стал Вим Блейенберг, на его счету было 17 голов в 30 матчах чемпионата, ещё 4 мяча он забил в 3 играх Кубка Нидерландов. Прошедший сезон стал последним для ветерана команды 34-х летнего нападающего Герарда ван Дейка, выступавшего за «Аякс» с 1943 года. За 14 лет карьеры в амстердамском клубе ван Дейк провёл 317 матчей и забил 89 голов.

Основные даты

Состав команды

Позиция Имя Год рождения
Вр Эдди Питерс Графланд 1934
Вр Ян ван Дрехт 1932
Вр Бертус Хогерман 1938
Защ Вим Андерисен 1931
Защ Пит Аудерланд 1933
Защ Люк Бейкер 1932
Защ Ад Виссер 1935
Защ Ари де Вит 1935
Защ Кор Гелхёйзен 1929
Защ Гер ван Маурик 1933
Защ Хенк Элзер 1932
Позиция Имя Год рождения
ПЗ Клас Баккер 1926
ПЗ Франс Постма 1932
ПЗ Гюс ван Хам 1935
ПЗ Вилли Шмидт 1926
Нап Вим Блейенберг 1930
Нап Ге ван Дейк 1923
Нап Пит ван дер Кёйл 1933
Нап Ринус Михелс 1928
Нап Алберт Пост 1934
Нап Шак Сварт 1938
Нап Лук ден Эдел 1933

Статистика

Игры и голы

Поз. Нац. Имя Чемпионат Нидерландов Кубок Нидерландов Итого
Игры Голы Игры Голы Игры Голы
Вр Эдди Питерс Графланд 33 –39 3 –6 36 –45
Вр Ян ван Дрехт 1 –1 0 0 1 –1
Вр Бертус Хогерман 0 0 1 0 1 0
Защ Вим Андерисен 34 0 3 0 37 0
Защ Пит Аудерланд 12 5 1 1 13 6
Защ Люк Бейкер 1 0 1 0 2 0
Защ Ад Виссер 23 0 0 0 23 0
Защ Ари де Вит 0 0 1 0 1 0
Защ Кор Гелхёйзен 33 0 2 0 35 0
Защ Гер ван Маурик 34 0 2 0 36 0
Защ Хенк Элзер 6 0 0 0 6 0
ПЗ Клас Баккер 34 3 3 0 37 3
ПЗ Франс Постма 6 0 1 0 7 0
ПЗ Гюс ван Хам 1 0 0 0 1 0
ПЗ Вилли Шмидт 32 10 3 1 35 11
Нап Вим Блейенберг 30 17 3 4 33 21
Нап Ге ван Дейк 33 5 3 1 36 6
Нап Пит ван дер Кёйл 28 11 1 2 29 13
Нап Ринус Михелс 29 6 3 1 32 7
Нап Алберт Пост 2 0 0 0 2 0
Нап Шак Сварт 5 0 1 0 6 0
Нап Лук ден Эдел 15 7 2 1 17 8

Бомбардиры

Включает в себя все официальные игры. Список отсортирован по итоговому результату.

Поз. Нац. Имя Чемпионат Нидерландов Кубок Нидерландов Итого
1 Вим Блейенберг 17 4 21
2 Пит ван дер Кёйл 11 2 13
3 Вилли Шмидт 10 1 11
4 Лук ден Эдел 7 1 8
5 Ринус Михелс 6 1 7
6 Пит Аудерланд 5 1 6
= Ге ван Дейк 5 1 6
8 Клас Баккер 3 0 3
ВСЕГО 64 11 75

Стартовая команда

Здесь приведена команда из 11 стартовых игроков проведших наибольшее количество матчей в чемпионате сезона 1956-1957 по схеме 3-2-5, которая наиболее часто применялась в играх этого сезона.

Поз. Нац. Игрок Кол-во игр
Вр Эдди Питерс Графланд 33
Защ Вим Андерисен 34
Защ Кор Гелхёйзен 33
Защ Гер ван Маурик 34
ПЗ Клас Баккер 34
ПЗ Ад Виссер 23
Нап Вилли Шмидт 32
Нап Ге ван Дейк 33
Нап Ринус Михелс 29
Нап Пит ван дер Кёйл 28
Нап Вим Блейенберг 30


Клуб

Тренерский штаб

Должность Штат
Главный тренер Карл Хуменбергер

Другая информация

Президент клуба Вим Волкерс
Стадион Де Мер
Вместимость 22 000

Соревнования

Общее

Соревнование Стартовый раунд Финальная позиция Первый матч Последний матч
Чемпионат Нидерландов 1-е 2 сентября 1956 30 мая 1957
Кубок Нидерландов 1 раунд 3 раунд 26 августа 1956 14 октября 1956

Предсезонные и товарищеские матчи

Легенда      Выигрыш      Ничья      Поражение

Чемпионат Нидерландов

Турнирная таблица

Pos Команда И В Н П Очки ГЗ ГП +/-
1 Аякс 34 22 5 7 49 64 40 +24 Кубок чемпионов
2 Фортуна '54 34 20 5 9 45 76 48 +28 1
3 Энсхеде 34 15 11 8 41 81 47 +34
4 МВВ 34 15 10 9 40 53 42 +9
5 ПСВ 34 18 3 13 39 93 71 +22
6 Фейеноорд 34 15 9 10 39 79 58 +21
7 ВВВ '03 34 16 6 12 38 50 53 +3
8 Спарта 34 12 12 10 36 66 59 +7
9 НАК 34 14 8 12 36 59 61 −3
10 ДУС 34 17 1 16 35 79 75 −4
11 Рапид 34 13 7 14 33 64 63 −1
12 НОАД 34 12 7 15 31 54 64 −10
13 БВК Амстердам 34 11 8 15 30 49 67 −18
14 ГВАВ 34 9 10 15 28 52 66 −14
15 БВВ 34 11 4 19 26 70 76 −6
16 Элинвейк 34 10 4 20 24 52 87 −25
17 Виллем II 34 8 6 20 22 59 79 −20 Выбывание в Первый дивизион
18 ЕВВ 34 8 4 22 20 39 83 −44

1 Обладатель Кубка Нидерландов 1956—1957.

Статистика выступлений

Итого Дома На выезде
М О В Н П МЗ МП РМ В Н П МЗ МП РМ В Н П МЗ МП РМ
34 71 22 5 7 64 40 +24 12 1 4 29 15 +14 10 4 3 35 25 +10

Источник: [www.rsssf.com/tablesn/ned57.html rsssf]

Результаты по турам

Тур 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Поле Д Г Д Г Д Г Д Г Д Д Г Д Г Д Д Г Г Д Г Д Г Д Г Д Г Д Г Д Г Д Г Г Д
Итог В В В В В П В П В П В П Н П П В Н В Н В Н В В В В В В В В Н В В В
Место 6 2 2 1 1 1 1 2 1 5 5 3 5 6 6 8 7 7 7 6 6 7 4 4 2 2 2 2 1 1 1 1 1 1

Источник: архив газеты «[www.archiefleeuwardercourant.nl/index.do Leeuwarder Courant]».
Поле: В = на выезде; Д = дома. Итог: Н = ничья; П = поражение; В = победа; О = матч отложен.

Матчи

Кубок Нидерландов

Матчи

Напишите отзыв о статье "ФК «Аякс» Амстердам в сезоне 1956/1957"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 [www.ajax.nl/Nieuws/Nieuwsarchief/Nieuws-artikel/Historie-Winst-in-eredivisieouverture.htm Historie: Winst in eredivisie-ouverture.] (нид.). AFC Ajax. [www.webcitation.org/67XGuWXye Архивировано из первоисточника 9 мая 2012].
  2. [www.archiefleeuwardercourant.nl/vw/article.do?id=LC-19561008-5009&vw=org Eredivisie.] (нид.). Leeuwarder Courant. [www.webcitation.org/67XGvnW3q Архивировано из первоисточника 9 мая 2012].
  3. [www.archiefleeuwardercourant.nl/vw/article.do?id=LC-19561022-5001&vw=org Eredivisie.] (нид.). Leeuwarder Courant. [www.webcitation.org/67XGwfTaD Архивировано из первоисточника 9 мая 2012].
  4. [www.archiefleeuwardercourant.nl/vw/article.do?id=LC-19570107-5006&vw=org Eredivisie.] (нид.). Leeuwarder Courant. [www.webcitation.org/67XGxReJx Архивировано из первоисточника 9 мая 2012].
  5. [www.archiefleeuwardercourant.nl/vw/article.do?id=LC-19570415-5001&vw=or Eredivisie.] (нид.). Leeuwarder Courant. [www.webcitation.org/67XGyFCax Архивировано из первоисточника 9 мая 2012].
  6. [www.archiefleeuwardercourant.nl/vw/article.do?id=LC-19570520-4001&vw=org Eredivisie.] (нид.). Leeuwarder Courant. [www.webcitation.org/67XGz0qpz Архивировано из первоисточника 9 мая 2012].
  7. [www.ajax.nl/web/show/id=154417/contentid=65216 Ajax lanceert de Ajax Bibliotheek.] (нид.). AFC Ajax. [www.webcitation.org/67XGzpq1W Архивировано из первоисточника 9 мая 2012].
  8. 1 2 3 [www.ajax.nl/Nieuws/Nieuwsarchief/Nieuws-artikel/Ajax-110-1950-1959.htm Ajax 110: 1950—1959.] (нид.). AFC Ajax. [www.webcitation.org/67XH0jPdk Архивировано из первоисточника 9 мая 2012].
  9. [www.archiefleeuwardercourant.nl/vw/article.do?id=LC-19570611-6005&vw=org Voetbal.] (нид.). Leeuwarder Courant. [www.webcitation.org/67XH1bd1o Архивировано из первоисточника 9 мая 2012].

Ссылки

  • [www.eredivisie.nl/statistieken/historie/1956 Высший дивизион Нидерландов на сайте «Eredivisie.nl»]  (англ.)
  • [www.rsssf.com/tablesn/ned57.html Футбольный сезон в Нидерландах]  (англ.)
  • [www.ajax.nl/Ajax-TV/De-landstitel-van-1957.htm De landstitel van 1957]  (нид.)

Отрывок, характеризующий ФК «Аякс» Амстердам в сезоне 1956/1957

Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.