ФК «Манчестер Юнайтед» в сезоне 1907/1908
Поделись знанием:
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.
Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.
Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
 Манчестер Юнайтед
| |||
| Сезон | 1907/1908 | ||
| Тренер | Эрнест Мангнэлл
| ||
| Председатель | Джон Генри Дейвис
| ||
| Капитан | Чарли Робертс
| ||
| Стадион | Бэнк Стрит | ||
| Первый дивизион | 1-е | ||
|---|---|---|---|
| Кубок Англии | 4 раунд | ||
| Суперкубок Англии | Победитель | ||
| Лучший бомбардир | Лига: Сэнди Тернбулл (25)Всего: Сэнди Тернбулл (27)
| ||
| Макс. кол-во зрителей | 50 000 против «Ньюкасл Юнайтед» (8 февраля 1908) | ||
| Мин. кол-во зрителей | 8000 против «Престон Норт Энд» (25 апреля 1908) | ||
| Среднее кол-во зрителей | 22 901 | ||
| |||
Сезон 1907/08 стал для «Манчестер Юнайтед» 16-м сезоном в Футбольной лиге и 25-м сезоном с момента основания клуба «Ньютон Хит Ланкашир энд Йоркшир Рейлуэй»[1]. По итогам сезона «Юнайтед» впервые в своей истории стал чемпионом Англии.
Содержание
Обзор сезона
Перед началом сезона, в первый уикенд августа, некоторые игроки «Манчестер Юнайтед» приняли участие в матчах против «Болтон Уондерерс», однако команды сыграли не в традиционный британский футбол, а в американский пушбол. Эта игра была малоизвестна в Великобритании и собрала большую толпу зрителей, пришедших посмотреть, как две команды пытаются затолкать в ворота соперника огромный мяч весом в 56 фунтов (более 25 кг). Первый матч завершился со счётом 1:1, в ответной встрече победитель также выявлен не был: 2:2. Несмотря на веселье игроков и зрителей, наблюдавшим за необычным зрелищем, местные газеты сообщили, что эта игра вряд ли приживётся в Британии[2].
17 августа 1907 года, в субботу, футболисты сыграли первый предсезонный матч между собой. Тренер разделил игроков на две команды: «красных» и «белых». В команде красных сыграли: Могер, Холден, Берджесс, Дакворт, Робертс, Белл, Берри, Пикен, Мензис, Миллз, Уильямс. За белых сыграли: Брумфилд, Макларни, Стейси, Дауни, Томсон, Макгилливрэй, Мередит, Бэннистер, Джимми Тернбулл, Дайер и Уолл. Матч прошёл на «Бэнк Стрит» и был благотворительным. Пришедшие на стадион зрители впервые увидели в футболке «Юнайтед» Джимми Тернбулла, а также вратаря Герберта Брумфилда, перешедшего из «Болтона» в самом конце прошлого сезона. Ещё одним дебютантом был Джорж Стейси, купленный у «Барнсли» за £200 для подмены Герберту Берджессу на левый фланг защиты. Команда «белых» выиграла первый товарищеский матч со счётом 4:3.
Первый официальный матч сезона «Юнайтед» провёл 2 сентября на выезде против «Астон Виллы» — самого титулованного на тот момент английского клуба.
Первый дивизион
| Дата | Соперник | Д / В | Счёт | Авторы голов за «Юнайтед» | Зрители |
|---|---|---|---|---|---|
| 2 сентября 1907 | Астон Вилла | В | 4:1 | Мередит (2), Бэннистер, Уолл | 20 000 |
| 7 сентября 1907 | Ливерпуль | Д | 4:0 | С. Тернбулл (3), Уолл | 24 000 |
| 9 сентября 1907 | Мидлсбро | Д | 2:1 | С. Тернбулл (2) | 20 000 |
| 14 сентября 1907 | Мидлсбро | В | 1:2 | Бэннистер | 18 000 |
| 21 сентября 1907 | Шеффилд Юнайтед | Д | 2:1 | С. Тернбулл (2) | 25 000 |
| 28 сентября 1907 | Челси | В | 4:1 | Мередит (2), С. Тернбулл, Бэннистер | 40 000 |
| 5 октября 1907 | Ноттингем Форест | Д | 4:0 | Бэннистер, Дж. Тернбулл, Уолл, автогол | 20 000 |
| 12 октября 1907 | Ньюкасл Юнайтед | В | 6:1 | Уолл (2), Мередит, Робертс, С. Тернбулл, Дж. Тернбулл | 25 000 |
| 19 октября 1907 | Блэкберн Роверс | В | 5:1 | С. Тернбулл (3), Дж. Тернбулл (2) | 30 000 |
| 26 октября 1907 | Болтон Уондерерс | Д | 2:1 | С. Тернбулл, Дж. Тернбулл | 35 000 |
| 2 ноября 1907 | Бирмингем Сити | В | 4:3 | Мередит (2), Дж. Тернбулл, Уолл | 20 000 |
| 9 ноября 1907 | Эвертон | Д | 4:3 | Уолл (2), Мередит, Робертс | 6000 |
| 16 ноября 1907 | Сандерленд | В | 2:1 | С. Тернбулл (2) | 30 000 |
| 23 ноября 1907 | Арсенал | Д | 4:2 | С. Тернбулл (4) | 10 000 |
| 30 ноября 1907 | Шеффилд Уэнсдей | В | 0:2 | 40 000 | |
| 7 декабря 1907 | Бристоль Сити | Д | 2:1 | Уолл (2) | 20 000 |
| 14 декабря 1907 | Ноттс Каунти | В | 1:1 | Мередит | 11 000 |
| 21 декабря 1907 | Манчестер Сити | Д | 3:1 | С. Тернбулл (2), Уолл | 35 000 |
| 25 декабря 1907 | Бери | Д | 2:1 | Мередит, Дж. Тернбулл | 45 000 |
| 28 декабря 1907 | Престон Норт Энд | В | 0:0 | 12 000 | |
| 1 января 1908 | Бери | В | 1:0 | Уолл | 29 500 |
| 18 января 1908 | Шеффилд Юнайтед | В | 0:2 | 17 000 | |
| 25 января 1908 | Челси | Д | 1:0 | Дж. Тернбулл | 20 000 |
| 8 февраля 1908 | Ньюкасл Юнайтед | Д | 1:1 | Дж. Тернбулл | 50 000 |
| 15 февраля 1908 | Блэкберн Роверс | Д | 1:2 | С. Тернбулл | 15 000 |
| 29 февраля 1908 | Бирмингем Сити | Д | 1:0 | С. Тернбулл | 12 000 |
| 14 марта 1908 | Сандерленд | Д | 3:0 | Белл, Берри, Уолл | 15 000 |
| 21 марта 1908 | Арсенал | В | 0:1 | 20 000 | |
| 25 марта 1908 | Ливерпуль | В | 4:7 | Уолл (2), Бэннистер, Дж. Тернбулл | 10 000 |
| 28 марта 1908 | Шеффилд Уэнсдей | Д | 4:1 | Уолл (2), Халс, С. Тернбулл | 30 000 |
| 4 апреля 1908 | Бристоль Сити | В | 1:1 | Уолл | 12 000 |
| 8 апреля 1908 | Эвертон | В | 3:1 | Халс, С. Тернбулл, Уолл | 17 000 |
| 11 апреля 1908 | Ноттс Каунти | Д | 0:1 | 20 000 | |
| 17 апреля 1908 | Ноттингем Форест | В | 0:2 | 22 000 | |
| 18 апреля 1908 | Манчестер Сити | В | 0:0 | 40 000 | |
| 20 апреля 1908 | Астон Вилла | Д | 1:2 | Пикен | 10 000 |
| 22 апреля 1908 | Болтон Уондерерс | В | 2:2 | Халс, Стейси | 18 000 |
| 25 апреля 1908 | Престон Норт Энд | Д | 2:1 | Халс, автогол | 8000 |
| № | Клуб | М | В | Н | П | МЗ | МП | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Манчестер Юнайтед | 38 | 23 | 6 | 9 | 81 | 48 | 52 |
| 2 | Астон Вилла | 38 | 17 | 9 | 12 | 77 | 59 | 43 |
| 3 | Манчестер Сити | 38 | 16 | 11 | 11 | 62 | 54 | 43 |
Кубок Англии
| Дата | Раунд | Соперник | Д / В | Счёт | Авторы голов за «Юнайтед» | Зрители |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 11 января 1908 | 1 раунд | Блэкпул | Д | 3:1 | Уолл (2), Бэннистер | 11 747 |
| 1 февраля 1908 | 2 раунд | Челси | Д | 1:0 | С. Тернбулл | 25 184 |
| 22 февраля 1908 | 3 раунд | Астон Вилла | В | 2:0 | С. Тернбулл, Уолл | 12 777 |
| 7 марта 1908 | 4 раунд | Фулхэм | В | 1:2 | Дж. Тернбулл | 41 000 |
Суперкубок Англии
| Дата | Соперник | Стадион | Счёт | Авторы голов за «Юнайтед» | Зрители |
|---|---|---|---|---|---|
| 27 апреля 1908 | Куинз Парк Рейнджерс | Стэмфорд Бридж | 1:1 | Мередит | 6000 |
| Переигровка | |||||
| 29 августа 1908 | Куинз Парк Рейнджерс | Стэмфорд Бридж | 4:0 | Дж. Тернбулл (3), Уолл | 6000 |
Статистика игроков
| Поз. | Имя | Лига | Кубок Англии | Суперкубок Англии | Итого | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Игры | Голы | Игры | Голы | Игры | Голы | Игры | Голы | ||
| Вр | Гарри Могер
|
29 | −37 | 4 | −3 | 2 | −1 | 35 | −41 |
| Вр | Герберт Брумфилд
|
9 | −11 | 0 | 0 | 0 | 0 | 9 | −11 |
| Защ | Герберт Берджесс
|
27 | 0 | 3 | 0 | 2 | 0 | 32 | 0 |
| Защ | Тед Далтон
|
1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 1 | 0 |
| Защ | Джордж Стейси
|
18 | 1 | 3 | 0 | 2 | 0 | 23 | 1 |
| Защ | Дик Холден
|
26 | 0 | 3 | 0 | 0 | 0 | 29 | 0 |
| Защ | Аарон Хьюм
|
3 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 3 | 0 |
| Хав | Алекс Белл
|
35 | 1 | 4 | 0 | 2 | 0 | 41 | 1 |
| Хав | Дик Дакворт
|
35 | 0 | 3 | 0 | 2 | 0 | 40 | 0 |
| Хав | Алекс Дауни
|
10 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 10 | 0 |
| Хав | Джон Макгилливрей
|
1 | 0 | 1 | 0 | 0 | 0 | 2 | 0 |
| Хав | Чарли Робертс
|
32 | 2 | 3 | 0 | 2 | 0 | 37 | 2 |
| Хав | Эрнест Томпсон
|
3 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 3 | 0 |
| Хав | Керр Уайтсайд
|
1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 1 | 0 |
| Нап | Джимми Бэннистер
|
36 | 5 | 4 | 1 | 2 | 0 | 42 | 6 |
| Нап | Билл Берри
|
3 | 1 | 1 | 0 | 0 | 0 | 4 | 1 |
| Нап | Гарольд Халс
|
6 | 4 | 0 | 0 | 0 | 0 | 6 | 4 |
| Нап | Алекс Мензис
|
6 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 6 | 0 |
| Нап |  Билли Мередит
|
37 | 10 | 4 | 0 | 2 | 1 | 43 | 11 |
| Нап | Джек Пикен
|
8 | 1 | 0 | 0 | 1 | 0 | 9 | 1 |
| Нап | Джимми Тернбулл
|
26 | 10 | 3 | 1 | 2 | 3 | 31 | 14 |
| Нап | Сэнди Тернбулл
|
30 | 25 | 4 | 2 | 1 | 0 | 35 | 27 |
| Нап | Томас Уилсон
|
1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 1 | 0 |
| Нап | Гарри Уильямс
|
1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 1 | 0 |
| Нап | Джордж Уолл
|
36 | 19 | 4 | 3 | 2 | 1 | 42 | 23 |
Трансферы
Пришли в клуб
| Дата | Поз. | Имя | Из клуба | Сумма |
|---|---|---|---|---|
| Апрель 1907 | Вр | Герберт Брумфилд
|
Болтон Уондерерс
|
неизвестно |
| Апрель 1907 | Защ | Джордж Стейси
|
Барнсли
|
£200 |
| Май 1907 | Нап | Джимми Тернбулл
|
Лейтон
|
неизвестно |
| Май 1907 | Хав | Керр Уайтсайд
|
Эрвин Виктория
|
неизвестно |
| Август 1907 | Вр | Том Уилкокс
|
Блэкпул
|
неизвестно |
| Октябрь 1907 | Нап | Дэвид Кристи
|
Херлфорд
|
неизвестно |
| Октябрь 1907 | Нап | Джо Форд
|
Кру Александра
|
неизвестно |
| Февраль 1908 | Хав | Джо Карри
|
Скотсвуд
|
неизвестно |
| Февраль 1908 | Нап | Томми Уилсон
|
Лидс Сити
|
неизвестно |
| Март 1908 | Нап | Гарольд Халс
|
Саутенд Юнайтед
|
£350 |
Ушли из клуба
| Дата | Поз. | Имя | В клуб | Сумма |
|---|---|---|---|---|
| 8 апреля 1907 | Защ | Томми Блэксток
|
Игрок умер | |
| Апрель 1907 | Защ | Боб Бонтрон
|
Сандерленд
|
неизвестно |
| Май 1907 | Хав | Фрэнк Бакли
|
Астон Вилла
|
неизвестно |
| Май 1907 | Защ | Винс Хейз
|
Брентфорд
|
неизвестно |
| Май 1907 | Нап | Сэнди Робертсон
|
Брэдфорд
|
неизвестно |
| Май 1907 | Нап | Чарли Сэгар
|
Атертон
|
неизвестно |
| Май 1907 | Нап | Альф Скофилд
|
Завершил карьеру игрока | |
| Июнь 1907 | Нап | Алекс Робертсон
|
неизвестно | неизвестно |
| Июнь 1907 | Вр | Боб Валентайн
|
Свинтон Регби
|
неизвестно |
| Июль 1907 | Нап | Томми Аркесден
|
Гейнсборо Тринити
|
неизвестно |
| Июль 1907 | Нап | Клем Беддоу
|
Бернли
|
неизвестно |
| Август 1907 | Защ | Тед Далтон
|
Пендлбери
|
неизвестно |
| Август 1907 | Защ | Джо Уильямс
|
неизвестно | неизвестно |
| Сентябрь 1907 | Нап | Алекс Мензис
|
Лутон Таун
|
неизвестно |
Напишите отзыв о статье "ФК «Манчестер Юнайтед» в сезоне 1907/1908"
Примечания
- ↑ [www.stretfordend.co.uk/seasons/season1908.html Manchester United Season 1907/08] (англ.). StretfordEnd.co.uk. [www.webcitation.org/6Aarfli62 Архивировано из первоисточника 11 сентября 2012].
- ↑ Mark Metcalf. Manchester United 1907—1911. The first halcyon years. — 2014. — ISBN 9781445622613.
Ссылки
- [www.stretfordend.co.uk/seasons/season1908.html Сезон 1907/08] на сайте StretfordEnd.co.uk (англ.)
Отрывок, характеризующий ФК «Манчестер Юнайтед» в сезоне 1907/1908
Пьер засмеялся.– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.
Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.
Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
