ФК «Манчестер Юнайтед» в сезоне 1967/1968
Поделись знанием:
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
 Манчестер Юнайтед
| |||
| Сезон | 1967/1968 | ||
| Тренер |  Мэтт Басби
| ||
| Председатель | Луис Эдвардс
| ||
| Стадион | Олд Траффорд | ||
| Первый дивизион | 2-е | ||
|---|---|---|---|
| Кубок Англии | 3 раунд | ||
| Кубок чемпионов | Чемпион | ||
| Суперкубок Англии | Разделённая победа | ||
| Лучший бомбардир | Лига: Джордж Бест (28)Всего: Джордж Бест (32)
| ||
| Макс. кол-во зрителей | 65 500 против «Тоттенхэма» (27 января 1968) 65 500 против «Реал Мадрид» (24 апреля 1968) | ||
| Мин. кол-во зрителей | 43 912 против «Хибернинанс» (20 сентября 1967) | ||
| Среднее кол-во зрителей | 57 790 | ||
| |||
Сезон 1967/68 стал для «Манчестер Юнайтед» 66-м сезоном в Футбольной лиге и 23-м сезоном подряд в высшем дивизионе чемпионата Англии[1]. По итогам сезона «Юнайтед» впервые в своей истории выиграл Кубок европейских чемпионов, также став первым английским клубом, выигравшим этот турнир. В чемпионате команда заняла 2-е место, на два очка отстав от «Манчестер Сити».
Главным героем сезона стал североирландский игрок Джордж Бест, забивший 32 гола во всех турнирах и получивший по итогам сезона «Золотой мяч» и награду «футболист года» по версии Ассоциации футбольных журналистов.
Ещё четверо игроков «Юнайтед» забили в сезоне десять и более голов: Бобби Чарльтон (20), Брайан Кидд (17), Джон Астон (11) и Денис Лоу (10).
Содержание
Суперкубок Англии
12 августа 1967 года «Юнайтед» начал сезон с матча на Суперкубок Англии против «Тоттенхэм Хотспур» на «Олд Траффорд». Двумя голами в ворота «шпор» отметился Бобби Чарльтон, а Денис Лоу забил третий. Однако «Тоттенхэм» также забил три мяча, и матч завершился вничью со счётом 3:3[2]. Такой результат означал, что Суперкубок стал раздёленным, и каждый из клубов хранил его на протяжении шести месяцев.
| Дата | Соперник | Д / В | Счёт | Авторы голов за «Юнайтед» | Зрители |
|---|---|---|---|---|---|
| 12 августа 1967 | Тоттенхэм Хотспур | Д | 3:3 | Чарльтон (2), Лоу | 54 106 |
Первый дивизион
| Дата | Соперник | Д / В | Счёт | Авторы голов за «Юнайтед» | Зрители |
|---|---|---|---|---|---|
| 19 августа 1967 | Эвертон | В | 1:3 | Чарльтон | 61 452 |
| 23 августа 1967 | Лидс Юнайтед | Д | 1:0 | Чарльтон | 53 016 |
| 26 августа 1967 | Лестер Сити | Д | 1:1 | Фоулкс | 51 256 |
| 2 сентября 1967 | Вест Хэм Юнайтед | В | 3:1 | Кидд, Райан, Чарльтон | 36 562 |
| 6 сентября 1967 | Сандерленд | В | 1:1 | Кидд | 51 527 |
| 9 сентября 1967 | Бернли | Д | 2:2 | Бернс, Креранд | 55 809 |
| 16 сентября 1967 | Шеффилд Уэнсдей | В | 1:1 | Бест | 47 274 |
| 23 сентября 1967 | Тоттенхэм Хотспур | Д | 3:1 | Бест (2), Лоу | 58 779 |
| 30 сентября 1967 | Манчестер Сити | В | 2:1 | Чарльтон (2) | 62 942 |
| 7 октября 1967 | Арсенал | Д | 1:0 | Астон | 60 197 |
| 14 октября 1967 | Шеффилд Юнайтед | В | 3:0 | Астон, Кидд, Лоу | 29 170 |
| 25 октября 1967 | Ковентри Сити | Д | 4:0 | Астон (2), Бест, Чарльтон | 54 253 |
| 28 октября 1967 | Ноттингем Форест | В | 1:3 | Бест | 49 946 |
| 4 ноября 1967 | Сток Сити | Д | 1:0 | Чарльтон | 51 041 |
| 8 ноября 1967 | Лидс Юнайтед | В | 0:1 | 43 999 | |
| 11 ноября 1967 | Ливерпуль | В | 2:0 | Бест (2) | 54 515 |
| 18 ноября 1967 | Саутгемптон | Д | 3:2 | Астон, Чарльтон, Кидд | 48 732 |
| 25 ноября 1967 | Челси | В | 1:1 | Кидд | 54 712 |
| 2 декабря 1967 | Вест Бромвич Альбион | Д | 2:1 | Бест (2) | 52 568 |
| 9 декабря 1967 | Ньюкасл Юнайтед | В | 2:2 | Данн, Кидд | 48 639 |
| 16 декабря 1967 | Эвертон | Д | 3:1 | Астон, Лоу, Сэдлер | 60 736 |
| 23 декабря 1967 | Лестер Сити | В | 2:2 | Чарльтон, Лоу | 40 104 |
| 26 декабря 1967 | Вулверхэмптон Уондерерс | Д | 4:0 | Бест (2), Чарльтон, Кидд | 63 450 |
| 30 декабря 1967 | Вулверхэмптон Уондерерс | В | 3:2 | Астон, Чарльтон, Кидд | 53 940 |
| 6 января 1968 | Вест Хэм Юнайтед | Д | 3:1 | Астон, Бест, Чарльтон | 54 468 |
| 20 января 1968 | Шеффилд Уэнсдей | Д | 4:2 | Бест (2), Чарльтон, Кидд | 55 254 |
| 3 февраля 1968 | Тоттенхэм Хотспур | В | 2:1 | Бест, Чарльтон | 57 790 |
| 17 февраля 1968 | Бернли | В | 1:2 | Бест | 31 965 |
| 24 февраля 1968 | Арсенал | Д | 2:0 | Бест | 46 417 |
| 2 марта 1968 | Челси | Д | 1:3 | Кидд | 62 978 |
| 16 марта 1968 | Ковентри Сити | В | 0:2 | 47 110 | |
| 23 марта 1968 | Ноттингем Форест | Д | 3:0 | Бреннан, Бернс, Херд | 61 978 |
| 27 марта 1968 | Манчестер Сити | Д | 1:3 | Бест | 63 004 |
| 30 марта 1968 | Сток Сити | В | 4:2 | Астон, Бест, Гоулинг, Райан | 30 141 |
| 6 апреля 1968 | Ливерпуль | Д | 1:2 | Бест | 63 059 |
| 12 апреля 1968 | Фулхэм | В | 4:0 | Бест (2), Кидд, Лоу | 40 152 |
| 13 апреля 1968 | Саутгемптон | В | 2:2 | Бест, Чарльтон | 30 079 |
| 15 апреля 1968 | Фулхэм | Д | 3:0 | Астон, Бест, Чарльтон | 60 465 |
| 20 апреля 1968 | Шеффилд Юнайтед | Д | 1:0 | Лоу | 55 033 |
| 27 апреля 1968 | Вест Бромвич Альбион | В | 3:6 | Лоу (2), Кидд | 43 412 |
| 4 мая 1968 | Ньюкасл Юнайтед | Д | 6:0 | Бест (3), Кидд (2), Сэдлер | 59 976 |
| 11 мая 1968 | Сандерленд | Д | 1:2 | Бест | 62 963 |
Итоговая турнирная таблица
| Поз. | Клуб | М | В | Н | П | МЗ | МП | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Манчестер Сити | 42 | 26 | 6 | 10 | 86 | 43 | 58 |
| 2 | Манчестер Юнайтед | 42 | 24 | 8 | 10 | 89 | 55 | 56 |
| 3 | Ливерпуль | 42 | 22 | 11 | 9 | 71 | 40 | 55 |
Кубок Англии
| Дата | Раунд | Соперник | Д / В | Счёт | Авторы голов за «Юнайтед» | Зрители |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 27 января 1968 | 3 раунд | Тоттенхэм Хотспур | Д | 2:2 | Бест, Чарльтон | 63 500 |
| 31 января 1968 | 3 раунд Переигровка |
Тоттенхэм Хотспур | В | 0:1 | 57 200 |
Кубок европейских чемпионов
См. также: Кубок европейских чемпионов 1967/1968
| Дата | Раунд | Соперник | Д / В / Н | Счёт | Авторы голов за «Юнайтед» | Зрители |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 20 сентября 1967 | Первый раунд Первый матч |
Хибернианс | Д | 4:0 | Лоу (2), Сэдлер (2) | 43 912 |
| 27 сентября 1967 | Первый раунд Второй матч |
Хибернианс | В | 0:0 | 25 000 | |
| 15 ноября 1967 | Второй раунд Первый матч |
Сараево | В | 0:0 | 45 000 | |
| 29 ноября 1967 | Второй раунд Второй матч |
Сараево | Д | 2:1 | Астон, Бест | 62 801 |
| 27 февраля 1968 | Четвертьфинал Первый матч |
Гурник Забже | Д | 2:0 | Кидд | 63 456 |
| 13 марта 1968 | Четвертьфинал Второй матч |
Гурник Забже | В | 0:1 | 105 000 | |
| 24 апреля 1968 | Полуфинал Первый матч |
Реал Мадрид | Д | 1:0 | Бест | 63 500 |
| 15 мая 1968 | Полуфинал Второй матч |
Реал Мадрид | В | 3:3 | Фоулкс, Сэдлер, автогол | 125 000 |
| 29 мая 1968 | Финал | Бенфика | Н | 4:1 (доп. вр.) |
Чарльтон (2), Бест, Кидд | 92 225 |
Статистика игроков
| Поз. | Имя | Лига | Кубок Англии | Кубок европейских чемпионов | Суперкубок Англии | Итого | |||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Игры | Голы | Игры | Голы | Игры | Голы | Игры | Голы | Игры | Голы | ||
| Вр | Джимми Риммер
|
1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 1 | 0 |
| Вр | Алекс Степни
|
41 | –55 | 2 | –3 | 9 | –6 | 1 | –3 | 53 | –67 |
| Защ |  Шей Бреннан
|
13 | 1 | 0 | 0 | 3 | 0 | 1 | 0 | 17 | 1 |
| Защ | Фрэнсис Бернс
|
36 | 2 | 2 | 0 | 7 | 0 | 0 | 0 | 49 | 2 |
| Защ | Тони Данн
|
37 | 1 | 2 | 0 | 9 | 0 | 1 | 0 | 49 | 1 |
| Защ | Фрэнк Копел
|
1+1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 1+1 | 0 |
| Хав | Пэт Креранд
|
41 | 1 | 2 | 0 | 9 | 0 | 1 | 0 | 53 | 1 |
| Хав | Джон Фицпатрик
|
14+3 | 0 | 2 | 0 | 2 | 0 | 0 | 0 | 18+3 | 0 |
| Хав | Билл Фоулкс
|
24 | 1 | 0 | 0 | 6 | 1 | 1 | 0 | 31 | 2 |
| Хав | Дэвид Сэдлер
|
40+1 | 3 | 2 | 0 | 9 | 3 | 0 | 0 | 51+1 | 6 |
| Хав | Нобби Стайлз
|
20 | 0 | 0 | 0 | 7 | 0 | 1 | 0 | 28 | 0 |
| Нап | Джон Астон-младший
|
34+3 | 11 | 2 | 0 | 6 | 1 | 1 | 0 | 43+3 | 11 |
| Нап | Джордж Бест
|
41 | 28 | 2 | 1 | 9 | 3 | 1 | 0 | 53 | 32 |
| Нап | Бобби Чарльтон
|
41 | 15 | 2 | 1 | 9 | 2 | 1 | 2 | 53 | 20 |
| Нап | Алан Гоулинг
|
4+1 | 1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 4+1 | 1 |
| Нап | Дэвид Херд
|
6 | 1 | 1 | 0 | 1 | 0 | 0 | 0 | 8 | 1 |
| Нап | Брайан Кидд
|
38 | 15 | 2 | 0 | 9 | 2 | 1 | 0 | 50 | 17 |
| Нап | Денис Лоу
|
23 | 7 | 1 | 0 | 3 | 2 | 1 | 1 | 28 | 10 |
| Нап | Джимми Райан
|
7+1 | 2 | 0 | 0 | 1 | 0 | 0 | 0 | 8+1 | 2 |
В графе «Игры» указаны выходы в стартовом составе, после знака + указаны выходы на замену. В графе «Голы» после знака − указаны пропущенные мячи (для вратарей).
Напишите отзыв о статье "ФК «Манчестер Юнайтед» в сезоне 1967/1968"
Примечания
- ↑ [www.stretfordend.co.uk/seasons/season1968.html Manchester United Season 1967/68] (англ.). StretfordEnd.co.uk. [www.webcitation.org/6AnFbUB4p Архивировано из первоисточника 19 сентября 2012].
- ↑ [select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F30716FA3F5F15738DDDAA0994D0405B878AF1D3 GOALIE REGISTERS IN SOCCER GAME; Jennings Helps Tottenham Gain 3-3 Deadlock] (англ.), New York Times (13 August 1967), стр. 175.
Ссылки
- [www.stretfordend.co.uk/seasons/season1968.html Сезон 1967/68] на сайте StretfordEnd.co.uk (англ.)
Отрывок, характеризующий ФК «Манчестер Юнайтед» в сезоне 1967/1968
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
