ФК «Спартак» Москва в сезоне 1979
Поделись знанием:
Владыко господи! Услыши нас, молящихся тебе: укрепи силою твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду его и кротость, воздаждь ему по благости его, ею же хранит ны, твой возлюбленный Израиль. Благослови его советы, начинания и дела; утверди всемогущною твоею десницею царство его и подаждь ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа. Сохрани воинство его; положи лук медян мышцам, во имя твое ополчившихся, и препояши их силою на брань. Приими оружие и щит, и восстани в помощь нашу, да постыдятся и посрамятся мыслящий нам злая, да будут пред лицем верного ти воинства, яко прах пред лицем ветра, и ангел твой сильный да будет оскорбляяй и погоняяй их; да приидет им сеть, юже не сведают, и их ловитва, юже сокрыша, да обымет их; да падут под ногами рабов твоих и в попрание воем нашим да будут. Господи! не изнеможет у тебе спасати во многих и в малых; ты еси бог, да не превозможет противу тебе человек.
Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.
С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.
У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.
Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
| ФК «Спартак» Москва</font> | |||
| Общая информация</font> | |||
| Сезон | 1979 | ||
| Стадион [1] | «Центральный» (9 матчей), «Локомотив» (6 матчей), «Торпедо» (1 матч), «Победа» (1 матч) | ||
| Начальник команды | Николай Старостин | ||
| Главный тренер | Константин Бесков | ||
| Соревнования</font> | |||
| Чемпионат | 1 место | ||
|---|---|---|---|
| Кубок | 1/4 финала | ||
| Дубль | 5 место | ||
| Лучший бомбардир</font> | |||
| Чемпионат | Георгий Ярцев (14 мячей) | ||
| Всего | Георгий Ярцев (15 мячей) Юрий Гаврилов (15 мячей) | ||
| Домашняя посещаемость</font> | |||
| Наибольшая | 50000 | ||
| Наименьшая | неизвестно | ||
| Средняя | неизвестно | ||
| Форма</font> | |||
| |||
Сезон 1979 года стал для ФК «Спартак» Москва 58-м в своей истории.
Содержание
Команда
Основной состав
Чемпионат СССР 1979
Основная статья: Чемпионат СССР по футболу 1979
В начале 1979 года «Спартак» покинуло несколько ведущих игроков, ушёл ключевой полузащитник Гладилин, вратарь Прохоров, форвард Павленко. В середине сезона команду покинул Булгаков. Казалось, что потеряв нескольких ключевых игроков, «Спартак» не сможет рассчитывать на многое в предстоящем сезоне. В начале сезона несмотря на победу над принципиальным соперником киевским «Динамо», спартаковцы прочно обосновались в середине турнирной таблицы. Но затем команда стала набирать очки, в первую очередь благодаря забивным игрокам: Родионову, Гаврилову, Ярцеву, Шавло и молодому Черенкову. Первый круг «Спартак» завершил на 5-м месте. Второй круг, спартаковцы начали здорово обыграв московское «Динамо» (2:1), после этого команда набрала хороший ход. Победа над «Локомотивом» 8:1, показала слаженность спартаковского коллектива. В этом матче хет-трик провел лучший нападающий команды Ярцев, красивейший гол забил пришедший летом в команду Эдгар Гесс, также мячи забили Гаврилов и Черенков. 28 сентября «Спартак» встречался с лидером первенства и главным соперником киевским «Динамо». Уже на 10-й минуте Гаврилов открыл счет, киевляне пытались отыграться, но великолепно действовал в воротах Ринат Дасаев. В конце матча спартаковцам удалось реализовать контратаку, на 81-й минуте мяч в сетку украинской команды отправил Ярцев. «Спартак» возглавил турнирную таблицу, однако затем последовали 2 ничьи, которые не принесли спартаковцам очков. Регламент чемпионата страны устанавливал лимит на ничьи. Команде разрешалось сыграть 8 матчей вничью, остальные ничейные результаты не приносили очков. В последнем туре, чтобы оформить чемпионство спартаковцам необходимо было побеждать в Ростове. В начале матча, спартаковцы забили 2 гола, однако затем Дасаев получил травму, вышедший на поле молодой вратарь Прудников, не вошёл игру, пропустив гол—2:1. Во втором тайме команды обменялись голами, в итоге победа «Спартака» 3:2. Красно-белые заслуженно стали чемпионами страны, спустя всего лишь 2 сезона после возвращения из первой лиги.[2]
Первый круг
| 1 тур 24 марта 1979 | Нефтчи (Баку) | 0:2 </span> | Спартак (Москва) | Баку | |
Глушаков (Шавло)  28'Ярцев 60'
|
Стадион: Республиканский им В. И. Ленина Зрителей: 35 000 Судья: Ю. Игнатов (Калуга) | ||||
| 2 тур 2 апреля 1979 | Шахтер (Донецк) | 2:0 </span> | Спартак (Москва) | Донецк | |
| В. Старухин 24' В. Роговский 38'
|
Стадион: "Локомотив" Зрителей: 43 000 Судья: Е. Александров (Ярославль) | ||||
| 3 тур 10 апреля 1979 | Заря (Ворошиловград) | 1:2 </span> | Спартак (Москва) | Ворошиловград | |
| А. Быков 09' А. Журавлев  58' (вратарь)
|
Ярцев (Романцев, Булгаков) 13' А. Сорокин (Шавло) 52'Самохин  86' (затяжка времени)
|
Стадион: «Авангард» Зрителей: 16 000 Судья: А. Мильченко (Сухуми) | |||
| 4 тур 14 апреля 1979 | Спартак (Москва) | 1:1 </span> | Пахтакор (Ташкент) | Стаханов | |
| Романцев (Глушаков) 32'
|
Т. Исаков 36'
|
Стадион: «Победа» Зрителей: 14 000 Судья: К. Вихров (Киев) | |||
| 5 тур 23 апреля 1979 | Спартак (Москва) | 1:1 </span> | Черноморец (Одесса) | Москва | |
| Хидиятуллин 81'
|
А. Шепель 57'
|
Стадион: «Торпедо» Зрителей: 17 000 Судья: Р. Юшка (Вильнюс) | |||
| 6 тур 27 апреля 1979 | Арарат (Ереван) | 2:0 </span> | Спартак (Москва) | Ереван | |
| Ан. Хачатрян 17' Б. Меликян 54'
|
Стадион: «Раздан» Зрителей: 20 000 Судья: А. Теметьев (Ужгород) | ||||
| 7 тур 2 мая 1979 | Спартак (Москва) | 2:0 </span> | Динамо (Киев) | Москва | |
| Мирзоян (11м - Гаврилов) 42'
|
Стадион: «Локомотив» Зрителей: 27 000 Судья: А. Мильченко (Сухуми) | ||||
| 8 тур 9 мая 1979 | Динамо (Москва) | 0:0 </span> | Спартак (Москва) | Москва | |
| Стадион: «Торпедо» Зрителей: 21 000 Судья: В. Баскаков (Москва) | |||||
| 9 тур 23 мая 1979 | Спартак (Москва) | 1:1 </span> | Динамо (Тбилиси) | Москва | |
| Ярцев 37' 40' (правило 9 метров)
|
Дараселия 61'
|
Стадион: «Локомотив» Зрителей: 30 000 Судья: М. Ступар (Ивано-Франковск) | |||
| 10 тур 28 мая 1979 | Кайрат (Алма-Ата) | 1:2 </span> | Спартак (Москва) | Алма-Ата | |
| А. Гостенин 15'
|
Сидоров (Романцев, Хидиятуллин) 03' Сидоров 10'
|
Стадион: Центральный стадион Казахской ССР Зрителей: 14 000 Судья: Н. Козьяков (Воронеж) | |||
| 11 тур 2 июня 1979 | Спартак (Москва) | 0:0 </span> | СКА (Ростов-на-Дону) | Москва | |
| Стадион: «Локомотив» Зрителей: 18 000 Судья: К. Вихров (Киев) | |||||
| 12 тур 7 июня 1979 | Спартак (Москва) | 1:0 </span> | Крылья Советов (Куйбышев) | Москва | |
| А.Сорокин (Гаврилов) 67' Романцев 75' (грубая игра)
|
Стадион: «Локомотив» Зрителей: 14 000 Судья: Ю. Сергиенко (Харьков) | ||||
| 13 тур 12 июня 1979 | Спартак (Москва) | 4:0 </span> | Локомотив (Москва) | Москва | |
| Гаврилов 52' Черенков (Мирзоян, Гаврилов) 72'Гаврилов (Ярцев) 82'А. Сорокин 86'
|
Стадион: «Локомотив» Зрителей: 20 000 Судья: Л. Акселевич (Москва) | ||||
| 14 тур 18 июня 1979 | Зенит (Ленинград) | 0:1 </span> | Спартак (Москва) | Ленинград | |
| Сидоров (Гаврилов) 36'
|
Стадион: им. В. Л. Ленина Зрителей: 28 000 Судья: М. Ступар (Ивано-Франковск) | ||||
| 15 тур 23 июня 1979 | Динамо (Минск) | 1:2 </span> | Спартак (Москва) | Минск | |
| А.Прокопенко 67'
|
Черенков 07' Гаврилов (Вл. Букиевский) 41'
|
Стадион: им. "Трактор" Зрителей: 25 000 Судья: Ю. Сергиенко (Харьков) | |||
| 16 тур 7 июля 1979 | Спартак (Москва) | 4:1 </span> | ЦСКА (Москва) | Москва | |
| Черенков 56' Сидоров (Шавло) 62'Никонов (Черенков) 70'Романчев (Никонов) 82'
|
Ю. Чесноков (11м) 86'
|
Стадион: «Локомотив» Зрителей: 30 000 Судья: Л. Акселевич (Москва) | |||
| 17 тур 12 июля 1979 | Торпедо (Москва) | 1:1 </span> | Спартак (Москва) | Москва | |
| Н.Васильев 22'
|
Хидиятуллин (Шавло) 53'
|
Стадион: «Торпедо» Зрителей: 22 000 Судья: А. Кадетов (Москва) | |||
Второй круг
| 18 тур 7 августа 1979 | Спартак (Москва) | 2:1 </span> | Динамо (Москва) | Москва | |
| А.Махавиков (автогол) 38' Ярцев (Шавло) 44'
|
В. Газзаев 31'
|
Стадион: Центальный им. В. И. Ленина Зрителей: 35 000 Судья: Э. Шкловский (Москва) | |||
| 19 тур 12 августа 1979 | Спартак (Москва) | 0:1 </span> | Торпедо (Москва) | Москва | |
| В.Пимушин 75'
|
Стадион: Центальный им. В. И. Ленина Зрителей: 50 000 Судья: С. Беляев (Москва) | ||||
| 20 тур 19 августа 1979 | Локомотив (Москва) | 1:8 </span> | Спартак (Москва) | Москва | |
| А.Аверьянов 76'
|
Гесс 05' Черенков (Шавло, Сорокин) 07'Гаврилов 51'Ярцев 57'Ярцев (11м) 78'Ярцев 81'Шавло (Гесс) 83'Шавло 89'
|
Стадион: "Локомотив" Зрителей: 18 000 Судья: В. Баскаков (Москва) | |||
| 21 тур 24 августа 1979 | Спартак (Москва) | 3:1 </span> | Динамо (Минск) | Москва | |
| Ярцев (Гесс) 07' Гаврилов (Шавло) 15'Гаврилов 32'
|
А. Байдачный 57'
|
Стадион: Центальный им. В. И. Ленина Зрителей: 45 000 Судья: Э. Азим-заде (Баку) | |||
| 22 тур 28 августа 1979 | Спартак (Москва) | 3:1 </span> | Заря (Ворошиловград) | Москва | |
| Гесс (Ярцев) 32' Ярцев 35'Ярцев 45' (выше)Ярцев (Шавло) 68'
|
А. Иванов 57'
|
Стадион: Центальный им. В. И. Ленина Зрителей: 45 000 Судья: Г. Налбандян (Ереван) | |||
| 23 тур 1 сентября 1979 | Крылья Советов (Куйбышев) | 0:5 </span> | Спартак (Москва) | Куйбышев | |
| В. Капаев (автогол) 15' Ярцев (Сидоров, Черенков) 42'Гаврилов (Шавло) 72'Ярцев (11м) 75'Шавло (11м) 80'
|
Стадион: "Металлург" Зрителей: 12 000 Судья: А. Поликанов (Ленинград) | ||||
| 24 тур 15 сентября 1979 | Динамо (Тбилиси) | 0:0 </span> | Спартак (Москва) | Тбилиси | |
| Стадион: "Динамо" им. В.И.Ленина Зрителей: 75 000 Судья: М.Ступар (Ивано-Франковск) | |||||
| 25 тур 24 сентября 1979 | Спартак (Москва) | 0:0 </span> | Кайрат (Алма-Ата) | Москва | |
| Стадион: Центральный им. В.И.Ленина Зрителей: 38 000 Судья: А.Теметевр (Ужгород) | |||||
| 26 тур 28 сентября 1979 | Динамо (Киев) | 0:2 </span> | Спартак (Москва) | Киев | |
| Гаврилов (Сидоров) 10' Ярцев (Хидиятуллин) 81'
|
Стадион: "Динамо" Зрителей: 18 000 Судья: Ю. Игнатов (Калуга) | ||||
| 27 тур 6 октября 1979 | Спартак (Москва) | 3:1 </span> | Зенит (Ленинград) | Москва | |
| Ярцев 11' Гесс (Самохин, Гаврилов) 15'Гаврилов (Никонов, Сидоров) 80'А. Сорокин (Сидоров) 84'
|
Казаченок 41'
|
Стадион: Центральный им. В. И. Ленина Зрителей: 35 000 Судья: Э. Азим-заде (Баку) | |||
| 28 тур 10 октября 1979 | ЦСКА (Москва) | 2:5 </span> | Спартак (Москва) | Москва | |
| А.Коробочка 01' А. Коробочка 42'
|
Гесс (Гаврилов) 23' Гаврилов (Никонов, Шавло) 34'А. Сорокин 69'Мирзоян (11м) 83'Шавло 87'
|
Стадион: Центральный им. В. И. Ленина Зрителей: 55 000 Судья: Э. Шкловский (Москва) | |||
| 29 тур 17 октября 1979 | Спартак (Москва) | 1:0 </span> | Арарат (Ереван) | Москва | |
| Мирзоян (11м) 39' Хидиятуллин 70' (гр. игра)
|
Стадион: Центальный им. В. И. Ленина Зрителей: 50 000 Судья: С. Строев (Минск) | ||||
| 30 тур 21 октября 1979 | Пахтакор (Ташкент) | 1:1 </span> | Спартак (Москва) | Ташкент | |
| М.Бондарев 78'
|
Мирзоян (11м - Ярцев) 71'
|
Стадион: "Пахтакор" Зрителей: 40 000 Судья: Г. Налбандян (Ереван) | |||
| 31 тур 5 ноября 1979 | Спартак (Москва) | 3:0 </span> | Арарат (Ереван) | Москва | |
| Ярцев (Гаврилов, Сидоров) 12' Гаврилов 26'Ярцев 62'вратарьРоманцев 74'
|
Стадион: Центальный им. В. И. Ленина Зрителей: 10 000 Судья: Ю. Игнатов (Калуга) | ||||
| 32 тур 10 ноября 1979 | Спартак (Москва) | 3:1 </span> | Шахтер (Донецк) | Москва | |
| Гаврилов (Шавло, Ярцев) 27' Сидоров (Шавло) 60'Сидоров (Гаврилов) 85'
|
В. Малый 87'
|
Стадион: Центальный им. В. И. Ленина Зрителей: 42 000 Судья: Э. Азим-заде (Баку) | |||
| 33 тур 16 ноября 1979 | Черноморец (Одесса) | 1:1 </span> | Спартак (Москва) | Одесса | |
| Вяч.Головин 07'
|
Хидиятуллин 10'
|
Стадион: Центральный стадион ЧМП Зрителей: 25 000 Судья: Ю. Игнатов (Калуга) | |||
| 34 тур 25 ноября 1979 | СКА (Ростов-на-Дону) | 2:3 </span> | Спартак (Москва) | Ростов-на-Дону | |
| С.Андреев 36' С. Андреев (11м) 80'
|
Гаврилов (Ярцев) 05' Вл. Букиевский (Ярцев) 26'Мирзоян (11м - Сидоров) 71'
|
Стадион: СКА Зрителей: 25 000 Судья: Э. Азим-заде (Баку) | |||
Итоговая таблица
| М | Клуб | И | В | Н | П | МЗ | МП | РМ | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | «Спартак» Москва | 34 | 21 | 10 | 3 | 66 | 25 | +41 | 50 (-2) |
| 2 | «Шахтер» Донецк | 34 | 20 | 8 | 6 | 57 | 33 | +24 | 48 |
| 3 | «Динамо» Киев | 34 | 21 | 5 | 8 | 51 | 26 | +25 | 47 |
| 4 | «Динамо» Тбилиси | 34 | 19 | 12 | 3 | 54 | 27 | +27 | 46 (-4) |
| 5 | «Динамо» Москва | 34 | 17 | 9 | 8 | 41 | 27 | +14 | 42 (-1) |
| 6 | «Динамо» Минск | 34 | 15 | 6 | 13 | 48 | 38 | +10 | 36 (-4) |
| 7 | «Арарат» Ереван | 34 | 12 | 13 | 9 | 44 | 32 | +12 | 32 (-5) |
| 8 | ЦСКА Москва | 34 | 12 | 8 | 14 | 46 | 46 | +0 | 32 |
| 9 | «Пахтакор» Ташкент | 34 | 11 | 9 | 14 | 42 | 53 | -11 | 30 (-1) |
| 10 | «Зенит» Ленинград | 34 | 11 | 9 | 14 | 41 | 45 | -4 | 30 (-1) |
| 11 | «Черноморец» Одесса | 34 | 10 | 11 | 13 | 32 | 37 | -5 | 28 (-1) |
| 12 | «Локомотив» Москва | 34 | 8 | 12 | 14 | 44 | 57 | -13 | 24 (-4) |
| 13 | «Кайрат» Алма-Ата | 34 | 8 | 9 | 17 | 29 | 44 | -15 | 24 (-1) |
| 14 | «Нефтчи» Баку | 34 | 8 | 8 | 18 | 29 | 50 | -31 | 24 |
| 15 | СКА Ростов-на-Дону | 34 | 8 | 14 | 12 | 37 | 50 | -13 | 24 (-6) |
| 16 | «Торпедо» Москва | 34 | 8 | 9 | 17 | 32 | 46 | -14 | 24 (-1) |
| 17 | «Заря» Ворошиловград | 34 | 6 | 11 | 17 | 41 | 62 | -21 | 20 (-3) |
| 18 | «Крылья Советов» Куйбышев | 34 | 7 | 5 | 22 | 24 | 60 | -36 | 19 |
* Лимит ничьих равен 8.
Кубок СССР 1979
Основная статья: Кубок СССР по футболу 1979
Групповой турнир
| 1 тур (153) 28 февраля 1979 | Спартак (Москва) | 2:0 </span> | Машук (Пятигорск) | Сочи | |
| Корешков (Глушаков) 40' Глушаков (Ярцев) 58'
|
Стадион: Центальный Зрителей: 3 000 Судья: Я. Пейкришвили (Донецк) | ||||
| 2 тур 3 марта 1979 | Спартак (Москва) | 1:0 </span> | Нефтчи (Баку) | Сочи | |
| Ярцев (Бурлаков) 19'
|
Стадион: Центальный Зрителей: 8 000 Судья: Г. Налбандян (Ереван) | ||||
| 3 тур 6 марта 1979 | Терек (Грозный) | 1:1 </span> | Спартак (Москва) | Сочи | |
| В.Калятко 50'
|
Гаврилов 15'
|
Стадион: Центальный Зрителей: 1 000 Судья: Г. Налбандян (Ереван) | |||
| 4 тур 9 марта 1979 | Спартак (Москва) | 2:0 </span> | СКA (Одесса) | Сочи | |
| Шавло 20' Гаврилов 40'
|
Стадион: Центальный, тренировочное поле Зрителей: 800 Судья: А. Мильченко (Сухуми) | ||||
| 5 тур 12 марта 1979 | Звезда (Пермь) | 1:2 </span> | Спартак (Москва) | Сочи | |
| Е.Степанов 44'
|
А. Сорокин 40' Никонов 74'
|
Стадион: Центальный Зрителей: 500 Судья: М. Ступар (Ивано-Франковск) | |||
Итоговая таблица
| М | Клуб | И | В | Н | П | МЗ | МП | РМ | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | «Спартак» Москва | 5 | 4 | 1 | 0 | 8 | 2 | +6 | 9 |
| 2 | «Нефтчи» Баку | 5 | 4 | 0 | 1 | 7 | 3 | +4 | 8 |
| 3 | СКА Одесса | 5 | 2 | 0 | 3 | 3 | 5 | -2 | 4 |
| 4 | «Звезда» Пермь | 5 | 2 | 0 | 3 | 6 | 6 | 0 | 4 |
| 5 | «Терек» Грозный | 5 | 1 | 1 | 3 | 4 | 7 | -3 | 3 |
| 6 | «Машук» Пятигорск | 5 | 1 | 0 | 4 | 2 | 7 | -5 | 2 |
Плей-офф
| 1/4 финала (158) 20 марта 1979 |
Динамо (Москва) | 3:0 </span> | Спартак (Москва) | Чимкент | |
| Н.Латыш 33' А. Петрушин 57'А. Максименков 63'
|
Вл. Букиевский 45' (вратарь — Никонов)
|
Стадион: Центральный им. 50-летия Октября Зрителей: 30 000 Судья: В. Баскаков (Москва) | |||
! Победитель — «Динамо» Тбилиси
Чемпионат СССР 1979 (дублирующие составы)
Первый круг
| 1 тур 23 марта 1979 | Нефтчи (Баку) | 2:0 </span> | Спартак (Москва) | ||
| Э,Абассов А. Рахманов
|
|||||
| 2 тур 1 апреля 1979 | Шахтер (Донецк) | 0:1 </span> | Спартак (Москва) | Харцызск | |
| Ю.И. Иванов 07'
|
Стадион: "Сталеканатчик" | ||||
| 3 тур 9 апреля 1979 | Заря (Ворошиловград) | 2:2 </span> | Спартак (Москва) | Антрацит | |
| А.Михальченко
|
Ю. И. Иванов Погребнюк
|
Стадион: «Авангард» | |||
| 4 тур 9 апреля 1979 | Спартак (Москва) | 1:1 </span> | Пахтакор (Ташкент) | Ворошиловградская обл. | |
| Кокорев
|
Ю. Басов
|
||||
| 5 тур 22 апреля 1979 | Спартак (Москва) | 1:2 </span> | Черноморец (Одесса) | ||
| Ю.И.Иванов
|
С. Диденчук Борисенков (автогол)
|
||||
| 6 тур 26 апреля 1979 | Арарат (Ереван) | 1:1 </span> | Спартак (Москва) | ||
| С.Хачатрян
|
Погребнюк
|
||||
| 7 тур 30 апреля 1979 | Спартак (Москва) | 0:1 </span> | Динамо (Киев) | ||
| М.Бобаль
|
|||||
| 8 тур 8 мая 1979 | Динамо (Москва) | 1:1 </span> | Спартак (Москва) | Москва | |
| М.Гершкович 53'
|
Ю. И. Иванов 82'
|
Стадион: «Октябрь» Зрителей: 2 000 Судья: В. Новиков (Москва) | |||
| 9 тур 22 мая 1979 | Спартак (Москва) | 1:2 </span> | Динамо (Тбилиси) | ||
| Г.Морозов
|
В. Копалейшвили 61' М. Болквадзе 61'
|
Судья: Г. Галиков (Ленинград) | |||
| 10 тур 27 мая 1979 | Кайрат (Алма-Ата) | 1:0 </span> | Спартак (Москва) | Алма-Ата | |
| М.Бланк
|
Стадион: Центральный стадион Казахской ССР Судья: В. Кеченов (Ташкент) | ||||
| 11 тур 1 июня 1979 | Спартак (Москва) | 1:1 </span> | СКА (Ростов-на-Дону) | ||
| Никонов
|
В. Даниленко
|
||||
| 12 тур 6 июня 1979 | Спартак (Москва) | 3:0 </span> | Крылья Советов (Куйбышев) | Тарасовка | |
| Глушаков Никонов
|
Стадион: УСБ «Спартак» | ||||
| 13 тур 11 июня 1979 | Спартак (Москва) | 1:1 </span> | Локомотив (Москва) | ||
| Калашников
|
В. Шевчук
|
Судья: А. Лунин (Москва) | |||
| 14 тур 17 июня 1979 | Зенит (Ленинград) | 1:2 </span> | Спартак (Москва) | Ленинград | |
| С.Швецов
|
Ю. И. Иванов Булгаков
|
Стадион: "Светлана" Судья: И. Рёмик (Минск) | |||
| 15 тур 22 июня 1979 | Динамо (Минск) | 0:3 </span> | Спартак (Москва) | ||
| Булгаков Латышев
|
Судья: И. Дутко (Львов) | ||||
| 16 тур 6 июля 1979 | Спартак (Москва) | 3:2 </span> | ЦСКА (Москва) | ||
| Булгаков Погребнюк Никонов
|
Л. Назаренко С. Маликов
|
Судья: Эскин | |||
| 17 тур 12 июля 1979 | Торпедо (Москва) | 2:1 </span> | Спартак (Москва) | Видное | |
| С.Ф.Гришин Н. Казанцев
|
Калашников
|
Стадион: «Металлург» | |||
Второй круг
| 18 тур 6 августа 1979 | Спартак (Москва) | 1:2 </span> | Динамо (Москва) | Тарасовка | |
| Погребнюк 70' Глушаков 70, гр. игра'
|
Вл. Бодров 41, 11м' Громов 48'
|
Стадион: УСБ Спартак Зрителей: 1 500 Судья: Н. Швец (Москва) | |||
| 19 тур 11 августа 1979 | Спартак (Москва) | 5:0 </span> | Торпедо (Москва) | Тарасовка | |
| Погребнюк Никонов Сидоров Поздняков Кокорев |
Стадион: УСБ Спартак Судья: М. Великовский (Москва) | ||||
| 20 тур 18 августа 1979 | Локомотив (Москва) | 0:3 </span> | Спартак (Москва) | ||
| Кокорев Глушаков Погребнюк
|
Судья: И. Забиняк (Москва) | ||||
| 21 тур 23 августа 1979 | Спартак (Москва) | 2:0 </span> | Динамо (Минск) | Тарасовка | |
| Ю.И.Иванов С. Новиков
|
Стадион: УСБ Спартак | ||||
| 22 тур 27 августа 1979 | Спартак (Москва) | 3:1 </span> | Заря (Ворошиловград) | Тарасовка | |
| С.Новиков Родионов Ю. И. Иванов |
В. Юрченко
|
Стадион: УСБ Спартак Судья: В. Неборонов (Москва) | |||
| 23 тур 31 августа 1979 | Крылья Советов (Куйбышев) | 1:4 </span> | Спартак (Москва) | Новокуйбышевск | |
| Ю.И.Иванов С. Новиков Никонов
|
Стадион: "Нефтяник" | ||||
| 24 тур 14 сентября 1979 | Динамо (Тбилиси) | 0:2 </span> | Спартак (Москва) | Тбилиси | |
| Калашников Никонов
|
Стадион: "Динамо" им. В. И. Ленина | ||||
| 25 тур 23 сентября 1979 | Спартак (Москва) | 1:0 </span> | Кайрат (Алма-Ата) | ||
| С.Новиков
|
Судья: Н. Бреев (Черновцы) | ||||
| 26 тур 28 сентября 1979 | Динамо (Киев) | 3:1 </span> | Спартак (Москва) | Киев | |
| ??? | ??? | Стадион: "Восток" Судья: Г.Галиков (Ленинград) | |||
| 27 тур 5 октября 1979 | Спартак (Москва) | 2:1 </span> | Зенит (Ленинград) | Тарасовка | |
| Никонов
|
Г. Игнатович
|
Стадион: УСБ Спартак | |||
| 28 тур 9 октября 1979 | ЦСКА (Москва) | 3:2 </span> | Спартак (Москва) | Москва | |
| А.Беленков А. Колповский
|
Погребнюк Родионов
|
Стадион: ЦСКА | |||
| 29 тур 16 октября 1979 | Спартак (Москва) | 2:1 </span> | Арарат (Ереван) | Тарасовка | |
| Калашников Поздняков
|
С. Айрбабамян
|
Стадион: УСБ Спартак Судья: Н. Панькин (Москва) | |||
| 30 тур 20 октября 1979 | Пахтакор (Ташкент) | 2:2 </span> | Спартак (Москва) | Ташкент | |
| Файзиев И. Поваляев
|
Литовченко (Никонов) Никонов
|
Стадион: "Пахтакор" Судья: Е. Александров (Ярославль) | |||
| 31 тур 4 ноября 1979 | Спартак (Москва) | 1:0 </span> | Арарат (Ереван) | Тарасовка | |
| Родионов
|
Стадион: УСБ Спартак Судья: Н. Захаров (Владимир) | ||||
| 32 тур 9 ноября 1979 | Спартак (Москва) | 1:0 </span> | Шахтер (Донецк) | ||
| С.Новиков
|
Судья: Н. Швец (Москва) | ||||
| 33 тур 16 ноября 1979 | Черноморец (Одесса) | 1:3 </span> | Спартак (Москва) | Одесса | |
| Т.Эсебуа
|
Никонов 31' Родионов 40' Никонов 80'
|
Стадион: Центральный стадион ЧМП Судья: Н. Захаров (Владимир) | |||
| 34 тур (913) 24 ноября 1979 | СКА (Ростов-на-Дону) | 0:1 </span> | Спартак (Москва) | ||
| Погребнюк
|
Судья: А. Нагибеков (Баку) | ||||
Итоговая таблица
| М | Клуб | И | В | Н | П | МЗ | МП | РМ | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | ЦСКА Москва | 34 | 20 | 10 | 4 | 59 | 31 | +28 | 50 |
| 2 | «Нефтчи» Баку | 34 | 20 | 8 | 6 | 54 | 31 | +23 | 48 |
| 3 | «Динамо» Киев | 34 | 17 | 11 | 6 | 51 | 29 | +22 | 45 |
| 4 | «Динамо» Тбилиси | 34 | 19 | 6 | 9 | 70 | 45 | +35 | 44 |
| 5 | «Спартак» Москва | 34 | 18 | 7 | 9 | 58 | 35 | +23 | 43 |
| 6 | «Шахтер» Донецк | 34 | 18 | 5 | 11 | 66 | 44 | +22 | 41 |
| 7 | «Динамо» Москва | 34 | 14 | 10 | 10 | 37 | 32 | +5 | 38 |
| 8 | «Торпедо» Москва | 34 | 14 | 9 | 11 | 45 | 42 | +3 | 37 |
| 9 | «Пахтакор» Ташкент | 34 | 14 | 8 | 12 | 38 | 36 | +2 | 36 |
| 10 | «Локомотив» Москва | 34 | 13 | 7 | 14 | 43 | 53 | -10 | 33 |
| 11 | «Черноморец» Одесса | 34 | 10 | 13 | 11 | 39 | 40 | -1 | 33 |
| 12 | СКА Ростов-на-Дону | 34 | 10 | 12 | 12 | 34 | 38 | -4 | 32 |
| 13 | «Арарат» Ереван | 34 | 11 | 9 | 14 | 45 | 47 | -2 | 31 |
| 14 | «Динамо» Минск | 34 | 11 | 6 | 17 | 46 | 48 | -2 | 28 |
| 15 | «Кайрат» Алма-Ата | 34 | 9 | 7 | 18 | 29 | 46 | -17 | 25 |
| 16 | «Зенит» Ленинград | 34 | 8 | 3 | 23 | 46 | 64 | -18 | 19 |
| 17 | «Заря» Ворошиловград | 34 | 5 | 7 | 22 | 31 | 71 | -40 | 17 |
| 18 | «Крылья Советов» Куйбышев | 34 | 4 | 4 | 26 | 26 | 85 | -59 | 12 |
Международный турнир на приз «Недели» 1979
Групповой турнир
| 1 тур 21 января 1979 |  Спартак (Москва)
|
2:3 </span> | Шахтер (Донецк)
|
Москва | |
| Ярцев 1' Гаврилов 5' (пен.)Булгаков 88'
|
Е. Шафоровстов 20' Вл. Сафонов 39'М. Соколовский 40'
|
Стадион: Манеж "Спартак" Судья: В. Липатов (Москва) | |||
| Спартак (Москва): Дасаев, Никифоренко, Самохин, Хидиятуллин, Вл. Букиевский, Шавло, Ярцев (к), А. Сорокин, Гаврилов, Черенков (Кокорев, 84), Сидоров (Никонов, 46; Булгаков, 77). | |||||
| 2 тур 27 января 1979 | Спартак (Москва)
|
3:0 </span> | Локомотив (Москва)
|
Москва | |
| Гаврилов 13' Сидоров 82' 89'
|
Стадион: Манеж "Спартак" | ||||
| Спартак (Москва): ..., Хидиятуллин, Шавло, Ярцев (Сидоров, 70), Булгаков (Никонов, при 1:0), Гаврилдов, Черенков (Глушаков, после 70), ... | |||||
| 3 тур 29 января 1979 | Спартак (Москва)
|
8:2 </span> |  Академик (София)
|
Москва | |
| Ярцев 08' Черенков 12'Гаврилов 23'Шавло 30'Булгаков 33'Сидоров 64'Калашников 67'А. Сорокин 84'Никифоренко  2й тайм'
|
Й. Николов 71' С. Николов 80'
|
Стадион: Манеж "Спартак" Судья: В. Лушин Москва | |||
| Спартак (Москва): Дасаев (Прудников, 45), Никофоренко, Самохин, Хидиятуллин (Кокорев, 46), Вл. Букиевский, Шавло (Глушаков, 46), Ярцев, А. Сорокин, Гаврилов (Сидоров, 46), Черенков (Никонов, 46), Булгаков (Калашников, 46). | |||||
Итоговая таблица
| М | Клуб | И | В | Н | П | МЗ | МП | РМ | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Спартак (Москва)
|
3 | 2 | 0 | 1 | 13 | 5 | +8 | 4 |
| 2 | Шахтер (Донецк)
|
3 | 2 | 0 | 1 | 6 | 5 | +1 | 4 |
| 3 | Локомотив (Москва)
|
3 | 2 | 0 | 1 | 4 | 5 | +1 | 4 |
| 4 | Академик (София)
|
3 | 0 | 0 | 3 | 2 | 10 | -8 | 0 |
Финал
| Финал 31 января 1979 | Спартак (Москва)
|
0:3 </span> | ЦСКА (Москва)
|
Москва | |
| Хидиятуллин (пен.) |
В. Кухлевский 20' А. Колповский 55'П. Коваль 65'
|
Стадион: Манеж "Спартак" Судья: В. Липатов (Москва) | |||
| Спартак (Москва): Фурцев, Ю. И. Иванов, С. Новиков, Родионов, Погребнюк, Хидиятуллин (к), Цыбин, Глушаков, ... | |||||
Турнир спартаковских команд на приз РС ДСО «Спартак»
Основной состав
Групповой турнир
Основной состав проводил матчи в группе А.
| 1 тур 11 января 1979 | Спартак (Москва) | 1:0 </span> | МОГИФК (Малаховка) | Москва | |
| Ярцев квт' |
Стадион: Манеж «Спартак» | ||||
| Спартак (Москва): Дасаев, Вл. Букиевский, Кокорев, Самохин, Романцев, А. Сорокин, Шавло, Хидиятулин, Булгаков, Гаврилов, Ярцев; Замены: ... | |||||
| 2 тур 12 января 1979 | Спартак (Москва) | 3:2 </span> | Спартак (Рязань) | Москва | |
| Романцев Ярцев Хидиятуллин
|
А. Пискарев
|
Стадион: Манеж «Спартак» | |||
| Спартак (Москва): Дасаев, Вл. Букиевский, Самохин, Хидиятулин, Романцев, Шавло, Ярцев, Кокорев, Гаврилов, А. Сорокин, Булгаков; Замены: ... | |||||
| 3 тур 13-14 января 1979 | Спартак (Москва) | 5:2 </span> | Автомобилист (Красноярск) | Москва | |
| Шавло Ярцев (Гаврилов) Булгаков Вл. Букиевский
|
??? | Стадион: Манеж «Спартак» | |||
| Спартак (Москва): ..., Гаврилов, Шавло, Ярцев, Булгаков, Вл. Букиевский, ... | |||||
Итоговая таблица
| М | Клуб | И | В | Н | П | МЗ | МП | РМ | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Спартак (Москва) | 3 | 3 | 0 | 0 | 9 | 4 | +4 | 6 |
| 2 | Спартак (Рязань) | 3 | 2 | 0 | 1 | 8 | 5 | +3 | 4 |
| ? | МОГИФК (Малаховка) | 3 | |||||||
| ? | Автомобилист (Красноярс) | 3 |
Групповой турнир (1-4 места)
| 1 тур 15 января 1979 | Спартак (Москва) | 1:0 </span> | Терек (Грозный) | Москва | |
| Шавло (Черенков) 45'
|
Стадион: Манеж «Спартак» | ||||
| 2 тур 16-19 января 1979 | Спартак (Москва) | 2:0 </span> | Спартак (Кострома) | Москва | |
| Гаврилов
|
Стадион: Манеж «Спартак» | ||||
| 3 тур 20 января 1979 | Спартак (Москва) | 2:0 </span> | Спартак-Д (Москва) | Москва | |
| Стадион: Манеж «Спартак» | |||||
Итоговая таблица (1-4 места)
| М | Клуб | И | В | Н | П | МЗ | МП | РМ | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Спартак (Москва) | 3 | 3 | 0 | 0 | 8 | 2 | +6 | 6 |
| 2 | Терек (Грозный) | 3 | 1 | 1 | 1 | 3 | 3 | 0 | 3 |
| 3 | Спартак-Д (Москва) | 3 | 0 | 2 | 1 | 3 | 6 | -3 | 2 |
| 4 | Спартак (Кострома) | 3 | 0 | 1 | 2 | 1 | 4 | -3 | 1 |
Дублирующий состав
Групповой турнир
Дублирующий состав проводил матчи в группе Б.
| 1 тур до 13 января 1979 | Спартак-Д (Москва) | 2:1 </span> | Ревтруд (Тамбов) | Москва | |
| Стадион: Манеж «Спартак» | |||||
| 2 тур до 15 января 1979 | Спартак-Д (Москва) | 3:1 </span> | Волгарь (Астрахань) | Москва | |
| Стадион: Манеж «Спартак» | |||||
| 3 тур до 15 января 1979 | Спартак-Д (Москва) | 3:0 </span> | Спартак (Нальчик) | Москва | |
| Стадион: Манеж «Спартак» | |||||
Итоговая таблица
| М | Клуб | И | В | Н | П | МЗ | МП | РМ | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Спартак-Д (Москва) | 3 | 3 | 0 | 0 | 8 | 2 | +6 | 6 |
| 2 | Ревтруд (Тамбов) | 3 | 2 | 0 | 1 | 8 | 2 | +6 | 4 |
| 3 | Спартак (Нальчик) | 3 | 1 | 0 | 2 | 3 | 8 | -5 | 2 |
| 4 | Волгарь (Астрахань) | 3 | 0 | 0 | 3 | 3 | 10 | -7 | 0 |
Групповой турнир (1-4 места)
| 1 тур 15-16 января 1979 | Спартак-Д (Москва) | 0:0 </span> | Спартак (Кострома) | Москва | |
| Стадион: Манеж «Спартак» | |||||
| 2 тур 17 января 1979 | Спартак-Д (Москва) | 1:1 </span> | Терек (Грозный) | Москва | |
| Калашников или Корешков 80'
|
В. Терешин 70'
|
Стадион: Манеж «Спартак» | |||
| 3 тур 20 января 1979 | Спартак-Д (Москва) | 0:2 </span> | Спартак (Москва) | Москва | |
| Стадион: Манеж «Спартак» | |||||
Итоговая таблица (1-4 места)
| М | Клуб | И | В | Н | П | МЗ | МП | РМ | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Спартак (Москва) | 3 | 3 | 0 | 0 | 8 | 2 | +6 | 6 |
| 2 | Терек (Грозный) | 3 | 1 | 1 | 1 | 3 | 3 | 0 | 3 |
| 3 | Спартак-Д (Москва) | 3 | 0 | 2 | 1 | 3 | 6 | -3 | 2 |
| 4 | Спартак (Кострома) | 3 | 0 | 1 | 2 | 1 | 4 | -3 | 1 |
Товарищеские матчи
Основной состав
| 2 февраля 1979 |  Питтсбург Спирит
|
2:8 [3] </span> | Спартак (Москва)
|
Питтсбург | |
| ??? ???
|
Сидоров А. Сорокин Корешков Черенков Булгаков ??? (автогол)
|
||||
| Спартак (Москва): Дасаев, Самохин, Вл. Букиевский, Шавло, Гаврилов, Ярцев (к), А. Сорокин, Кокорев, Черенков (Корешков), Булгаков, Сидоров. | |||||
| 4 февраля 1979 | Нью-Йорк Эрроуз
|
7:9 [3] </span> | Спартак (Москва)
|
Нью-Йорк | |
| С. Зингул 01' 03' Д. Поллихан ???
|
Сидоров Ярцев Гаврилов Шавло А. Сорокин |
Стадион: Дворец "Юниондэйл Нассау Коллизеум" Зрителей: 7160 | |||
| Спартак (Москва): Дасаев, Самохин, Вл. Букиевский, Шавло, Гаврилов, Ярцев (к), А. Сорокин, Кокорев, Черенков (Корешков), Булгаков, Сидоров. | |||||
| 5 февраля 1979 | Хьюстон Самит Соккер
|
7:5 [3] </span> | Спартак (Москва)
|
Хьюстон | |
| ??? |
Булгаков Сидоров Ярцев |
||||
| Спартак (Москва): Дасаев, Самохин, Вл. Букиевский, Шавло, Гаврилов, Ярцев (к), А. Сорокин, Кокорев, Черенков (Корешков), Булгаков, Сидоров. | |||||
| 8 февраля 1979 | Филадельфия Февер
|
4:11 [3] </span> | Спартак (Москва)
|
Филадельфия | |
| ??? |
Гаврилов Корешков Шавло Ярцев Булгаков Черенков
|
Стадион: "Спектрум" | |||
| Спартак (Москва): Дасаев, Самохин, Вл. Букиевский, Шавло, Гаврилов, Ярцев (к), А. Сорокин, Кокорев, Черенков (Корешков), Булгаков, Сидоров. | |||||
| 10 февраля 1979 | Цинциннати Кидс
|
3:7 [3] </span> | Спартак (Москва)
|
Цинциннати | |
| ??? |
Никонов Калашников Ярцев Булгаков Вл. Букиевский |
||||
| Спартак (Москва): Дасаев, Самохин, Вл. Букиевский, Шавло, Гаврилов, Ярцев (к), А. Сорокин, Кокорев, Черенков (Корешков), Булгаков. | |||||
| 12 февраля 1979 | Кливленд Форс
|
2:20 [3] </span> | Спартак (Москва)
|
Кливленд | |
| ??? |
Шавло Корешков Калашников С. Башкиров Булгаков Ярцев Никонов Гаврилов |
||||
| Спартак (Москва): Дасаев (Прудников), Самохин, Вл. Букиевский, Шавло, Гаврилов, Ярцев (к), А. Сорокин, Кокорев, Черенков, Булгаков, Корешков, Березин, Борисенков, Никонов, Калашников, С. Башкиров. | |||||
| июнь-июль 1979 | Спартак (Москва) | ?:? </span> | Сб. СССР-Молодёжная | Тарасовка | |
| ??? | ??? | Стадион: УСБ Спартак | |||
| Спартак (Москва): Кварнадзе, С.Башкиров, Самохин, Вл.Букиевский, Кокорев, А.Сорокин, Калашников, Сидоров, Булгаков, Черенков, Погребнюк. вышли: Ю.И.Иванов, Хомутецкий, С.Новиков, Родионов. | |||||
| 15 июля 1979 | Спартак (Москва) | 5:5 </span> | Сб. Москва | Москва | |
| Черенков Кокорев А. Сорокин Ярцев |
Ю. Чесноков А. Мирзоян Ю. Гаврилов Н. Васильев
|
Стадион: Центральный им. В. И. Ленина | |||
| Спартак (Москва): Прудников, С. Башкиров, Кокорев, Самохин, Калашников, Шавло, Ярцев, А. Сорокин, Глушаков, Черенков, Сидоров. вышли: С. Новиков, Булгаков. | |||||
| 18 июля 1979 | Сб. Латвии | 2:0 </span> | Спартак (Москва) | Рига | |
| Ю.Шукевич 07' Г. Шитик 72' |
Стадион: Даугава Судья: В. Лихопай (Рига) | ||||
| Спартак (Москва): Прудников, С. Башкиров, Калашников, Вл. Букиевский, Кокорев, Латышев, Ярцев, С. Новиков, Булгаков, Поздняков, Родионов. вышли: Хомутецкий, Ю. И. Иванов, Погребнюк. | |||||
| 21 июля 1979 | Атлантас (Кайпеда) | 1:2 </span> | Спартак (Москва) | Кайпеда | |
| Э.Маляускас (11м)' |
С. Башкиров 07' Ярцев или Родионов 63' |
Стадион: Жальгирис Судья: А. Римкус | |||
| Спартак (Москва): Прудников, С. Башкиров, Калашников, Вл. Букиевский, Кокорев, Латышев, Ярцев, С. Новиков, Булгаков, Поздняков, Родионов. вышли: Хомутецкий, Ю. И. Иванов, Погребнюк. | |||||
| 30 сентября 1979 | Уралан (Элиста) | 2:2 </span> | Спартак (Москва) | Элиста | |
| 1:2 А.Моничинский 2:2 В. Якут |
0:1 Романцев 0:2 Никонов |
Стадион: Спартак | |||
| Спартак (Москва): Прудников, Никонов, С. Новиков, А. Сорокин, Ю. И. Иванов, Романцев (к), ... | |||||
| 15 октября 1979 | Сб. УГА (Москва) | п:в </span> | Спартак (Москва) | ||
| ??? |
??? |
||||
| Спартак (Москва): ..., Калашников, Романцев (к), С.Новиков, Мирзоян, А.Сорокин, Сидоров, ... | |||||
| 3 декабря 1979 |  Сб. Маракеша
|
0:6 </span> | Спартак (Москва)
|
Маракеш | |
| Ярцев Гаврилов Никонов Шавло Гесс
|
|||||
| Спартак (Москва): Прудников, Калашников, Мирзоян, Самохин, Вл. Букиевский, А. Сорокин, Черенков, Сидоров, Никонов, С. Новиков, Гесс. | |||||
| 5 декабря 1979 | Сб. "Раджа"/ВАК (Касабланка)
|
2:4 </span> | Спартак (Москва)
|
Касабланка | |
| Азиз 50, (11м)' Шериф 90' |
Шавло 03' Ярцев 18' 37' Гаврилов 39' Дасаев Сидоров |
Зрителей: 25 000 Судья: Фахти (Марокко) | |||
| Спартак (Москва): Дасаев, Калашников, Мирзоян, Хидиятулин (А. Сорокин), Самохин, Шавло, Ярцев, Вл. Букиевский, Гаврилов, Черенков, Сидоров. | |||||
| 8 декабря 1979 | Сб. Тетуана (Марокко)
|
0:5 </span> | Спартак (Москва)
|
Тетуан | |
| Никонов Гесс А. Сорокин Гаврилов |
|||||
| Спартак (Москва): Прудников, Калашников, Мирзоян, Самохин, Вл. Букиевский, Шавло, Ярцев, Сидоров, Черенков, А. Сорокин, Гаврилов. | |||||
| 11 декабря 1979 | Сб. Марокко-молодёжная
|
0:1 </span> | Спартак (Москва)
|
Рабат | |
| Ярцев 40' |
|||||
| Спартак (Москва): Дасаев, Калашников, Мирзоян, Самохин, Вл. Букиевский, Шавло, Ярцев, Сидоров, Черенков, А. Сорокин, Гаврилов. | |||||
| 13 декабря 1979 | Сб. профсоюзов Марокко
|
1:3 </span> | Спартак (Москва)
|
Рабат | |
| ???
|
Ярцев Никонов |
||||
| Спартак (Москва): Дасаев, Калашников, Мирзоян, Самохин, Вл. Букиевский, Шавло, Ярцев, Сидоров, Никонов, А. Сорокин, Гаврилов (С. Новиков, 46). | |||||
| 15 декабря 1979 | РСС (Сеттат, Марокко)
|
1:2 </span> | Спартак (Москва)
|
Рабат | |
| ???
|
Гаврилов Никонов |
||||
| Спартак (Москва): Прудников, Калашников, Мирзоян, Самохин, Вл. Букиевский, Шавло, Ярцев, А. Сорокин, Гаврилов, Никонов, С. Новиков. | |||||
Дублирующий состав
| до 13 февраля 1979 | Спартак-Д (Москва) | 3:2 </span> | Волга (Калинин) | Москва | |
| ??? ??? ???
|
??? ???
|
Стадион: Манеж "Спартак" | |||
| Спартак-Д (Москва): ..., Хидиятулин, ... (состав финала "Недели") | |||||
| 5 сентября 1979 | Амур (Благовещенск) | 0:0 </span> | Спартак-Д (Москва) | Благовещенск | |
| Стадион: "Амур" Зрителей: 10 000 Судья: В.Пугачев (Благовещенск) | |||||
| Спартак-Д (Москва): Квернадзе, Гладких, Калашников, Г.Морозов, Кокорев (к), Поздняков, Литовченко (Щербин, 75), А.Сорокин, С.Новиков, Ю.И.Иванов, Погребнюк, могли выйти: Крюков, Жадрин, Крысанов. | |||||
| 7 сентября 1979 | Сб. Белогорска | 0:2 </span> | Спартак-Д (Москва) | Белогорск (Амурская обл.) | |
| ??? ???
|
Стадион: "Амурсельмаш" | ||||
| 10 февраля 1979 | Волга (Калинин) | 2:1 </span> | Спартак-Д (Москва) | Комсомольск-на-Амуре | |
| Б.Кравчук 35' Н. Кримус |
Ю. И. Иванов 65' |
Стадион: "Авангард" Судья: В. Миронов. | |||
| Спартак-Д (Москва): Квернадзе, Гладких, Калашников, Г. Морохов, Кокорев, Поздняков, Литовченко, А. Сорокин, С. Новиков, Ю. И. Иванов, Погребнюк. Могли выйти: Крюков, Жадрин, Хомутецкий, Щербин, Крысанов. | |||||
Статистика
«Сухие» матчи
Включает в себя все официальные игры. Список отсортирован по итоговому результату[4].
| Поз. | Нац. | Номер | Имя | Чемпионат | Кубок | Итого |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | |
? | Ринат Дасаев | 14 (2) | 3 | 17 (2) |
| 2 | |
? | Алексей Прудников | 1 (1) | 0 | 1 (1) |
| ВСЕГО | 13 | 3 | 16 |
Достижения
Командные
| Турнир | Достижение |
|---|---|
| Чемпионат СССР по футболу 1979 |  Чемпион (10 раз)
|
| Турнир на приз РС ДСО «Спартак» | Победитель (1 раз)
|
| Международный турнир на приз «Недели» |  Финалист (1 раз)
|
| Турнир на приз РС ДСО «Спартак» |  3 место[5] (2 раз)
|
| Другое | Приз имени Григория Федотова (4 раз) |
| Другое | Приз «Двумя составами» (4 раз) |
| Другое | Приз «Крупного счёта» (4 раз) |
| Другое | Приз за лучшую разность мячей (2 раз) |
| Другое | Приз «Агрессивному гостю» (3 раз) |
Индивидуальные
| Нац. | Номер | Игрок | Достижение |
|---|---|---|---|
| |
? | Олег Романцев | №1 в списке 33 лучших футболистов СССР |
| |
? | Юрий Гаврилов | №1 в списке 33 лучших футболистов СССР |
| |
? | Ринат Дасаев | №1 в списке 33 лучших футболистов СССР |
| |
? | Вагиз Хидиятуллин | №1 в списке 33 лучших футболистов СССР |
| |
? | Сергей Шавло | №2 в списке 33 лучших футболистов СССР |
Напишите отзыв о статье "ФК «Спартак» Москва в сезоне 1979"
Литература
- Горянов Л. Колумбы московского футбола. — М.: Московский рабочий, 1983. — 206 с. — 100 000 экз.
- Горохов Н.П. «Спартак», любовь моя! Записки болельщика.. — М.: Камена, 1992. — 192 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-87960-003-3.
- Лебедев Л. и др. Российский футбол за 100 лет. — М.: РФС, 1997. — 724 с. — б/т экз.
- сост. Кучеренко О. 100 лет российскому футболу. — М.: РФС, 1997. — 230 с. — 15 000 экз.
- Нисенбойм Э., Расинский Б. От МКС до Спартак. — М.: Профиздат, 2000. — 112 с. — б/т экз.
- Авторский коллектив. Московский футбол. XX век. — М.: ВЛАДМО, 2000. — 176 с. — 2000 экз. — ISBN 5-89433-016-5.
- Нисенбойм Э., Расинский В. Спартак Москва. Официальная история 1922-2002. — М.: МС Медиа, 2002. — 870 с. — ISBN 5-902215-01-3.
Примечания
- ↑ В данную статистику не включены матчи группового этапа розыгрыша Кубка СССР. Весь групповой этап (для всех команд) проходил на Центральном стадионе города Сочи. В предыдущие годы «Спартак» (Москва) также проводил матчи весенней стадии кубка в Сочи, но тогда это было вынужденной мерой, так как в Москве матчи проводить было невозможно (из-за погодных факторов).
- ↑ [rus.spartak.com/usr/article/item.asp?id=1589 История «Спартака». 1979 год]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Регламент матчей в турне по США: 6х6, 4х15` чистого времени.
- ↑ При замене вратаря во время матча для каждого игрока «сухой» матч считается отдельно, но для команды идёт как один. В скобках указано количество неполных «сухих» матчей.
- ↑ Дублирующий состав
Ссылки
- [www.spartak.com Официальный сайт ФК «Спартак» Москва]
- [fanat1k.ru/spartak-history/Spartak.Moscow.-.Official.Story.1979.php Сезон клуба на сайте болельщиков Fanat1k.ru]
| ||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||
| ||||||
Отрывок, характеризующий ФК «Спартак» Москва в сезоне 1979
– «Господи боже сил, боже спасения нашего, – начал священник тем ясным, ненапыщенным и кротким голосом, которым читают только одни духовные славянские чтецы и который так неотразимо действует на русское сердце. – Господи боже сил, боже спасения нашего! Призри ныне в милости и щедротах на смиренные люди твоя, и человеколюбно услыши, и пощади, и помилуй нас. Се враг смущаяй землю твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се людие беззаконии собрашася, еже погубити достояние твое, разорити честный Иерусалим твой, возлюбленную тебе Россию: осквернити храмы твои, раскопати алтари и поругатися святыне нашей. Доколе, господи, доколе грешницы восхвалятся? Доколе употребляти имать законопреступный власть?Владыко господи! Услыши нас, молящихся тебе: укрепи силою твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду его и кротость, воздаждь ему по благости его, ею же хранит ны, твой возлюбленный Израиль. Благослови его советы, начинания и дела; утверди всемогущною твоею десницею царство его и подаждь ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа. Сохрани воинство его; положи лук медян мышцам, во имя твое ополчившихся, и препояши их силою на брань. Приими оружие и щит, и восстани в помощь нашу, да постыдятся и посрамятся мыслящий нам злая, да будут пред лицем верного ти воинства, яко прах пред лицем ветра, и ангел твой сильный да будет оскорбляяй и погоняяй их; да приидет им сеть, юже не сведают, и их ловитва, юже сокрыша, да обымет их; да падут под ногами рабов твоих и в попрание воем нашим да будут. Господи! не изнеможет у тебе спасати во многих и в малых; ты еси бог, да не превозможет противу тебе человек.
Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.
С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.
У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.
Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
