Якоб Фабер
Поделись знанием:
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.
Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
(перенаправлено с «Фабер, Якобус»)
| Якоб Фабер | |
| Jacobus Faber Stapulensis | |
 | |
| Имя при рождении: |
Жак Лефевр |
|---|---|
| Род деятельности: | |
| Дата рождения: |
около 1460 |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Якоб Фабер (лат. Jacobus Faber Stapulensis, ок. 1460, Этапль (город в Пикардии)—1536, Нерак (город в Аквитании)), или Жак Лефевр из Этапля (фр. Jacques Lefèvre d'Étaples), французский гуманист, теолог, философ, теоретик музыки, математик. Преподавал в Парижском университете. Наиболее известен как переводчик на французский язык Нового завета и Псалтири.
Содержание
Деятельность
Своими комментариями к Аристотелю внес ценный вклад в философскую литературу того времени [1]. В своих работах по логике он следовал направлению, родственному так называемым «терминистам» (одно из подразделений средневековых номиналистов), и образовал целую школу «фабристов», весьма распространённую во Франции и Германии. Среди учеников его особенно выдаётся Шарль Булье (Carolus Bovillus, 1553 г.), известный и как математик; своё философско-богословское учение последний развивал, однако, скорее в церковно-католическом духе, нежели в духе своего учителя, вольномыслие которого привело его к открытому столкновению с Сорбонной, объявившей его еретиком.[2]
Издал (с комментариями):
- сочинения Николая Кузанского,
- Основы арифметики, в 10 книгах (Elementa arithmeticae, Париж, 1496), комментарий к «Арифметике» Иордана Неморария;
- Textus de Sphera Johannis de Sacrobosco;
- Начала Евклида (Geometria Euclidis Megarensis. Париж, 1516). Помощником Фабера в деле издания Начал Евклида был Михаил Понтанус. В этом издании, подробно описанном Хизом[3] и М. Кантором[4], сравнивается текст Начал по первому печатному изданию Ратдольта и по изданию Замберти. В заглавии указано пять авторов: Euclides Megarensis, Campanus Galli trasalpini, Theonis Alexandrini, Bartelamaeo Zamberto и Hypsicies. В тексте предложения упорядочены так: сначала идёт предложение и изложение (enunciatio), по первому изданию Начал, озаглавленное как Euclides ex Campano, затем следует доказательство с пометкой Campanus, и после этого то, что названо как Campani additio, и отсутствует у Замберти. Затем следует предложение и изложение, озаглавленное как Euclides ex Zamberto, и, наконец, следует доказательство, озаглавленное как Theo ex Zamberto. Таким образом, издатели считали авторами доказательств Кампана и Замберти. Важный недостаток издания заключался в игнорировании исторической стороны предмета до того, что читатель оставался в полном неведении об отношениях, существовавших во времени и частью в пространстве между Эвклидом, Кампано, Теоном и Замберти.
Среди трудов Жака Лефевра — учебники по всем дисциплинам квадривия, неоднократно переиздававшиеся во Франции, в том числе:
- Основы музыки, в 4 книгах (Elementa musices, Париж, 1496), в традициях пифагорейской «музыкальной» арифметики Боэция;
- Краткое изложение «Арифметики» Боэция (Epitome… in libros arithmeticos Divi Severini Boetii; там же, 1496);
- Игра ритмимахия, которая именуется и битвой чисел (Rithmimachiae ludus; там же, 1496);
- Введение в астрономию, в 2 книгах (Introductorium astronomicum theorias corporum coelestium duobus libris complectens; там же, 1517).
В своих трудах по теории музыки предложил математический способ деления целого тона на две равные части — проблема, которая занимала умы ученых музыкантов на протяжении полутора тысячелетий (см. Темперация).
Напишите отзыв о статье "Якоб Фабер"
Примечания
- ↑ Комментарии и парафразы Аристотелевских сочинений (лат.)
- ↑ Graf. Essai sur la vie et les écrits de J. Lefèvre d’Estaples. Страсбург, 1842.
- ↑ [www.perseus.tufts.edu/cgi-bin/ptext?doc=Perseus%3Atext%3A1999.01.0086 Thomas L. Heath The Thirteen Books of Euclid’s Elements, translated from the text of Heiberg, with introduction and commentary. Vol. 1]
- ↑ Кантор М. Лекции. Bd. 2
Литература
- The Prefatory Epistles of Jacques Lefèvre d’Etaples and Related Texts, ed. E.F. Rice Jr. New York, 1972.
- Palisca C.V. Humanism in Italian Renaissance musical thought. New Haven, 1985.
- Seidel W. Französische Musiktheorie im 16. und 17. Jahrhundert // Geschichte der Musiktheorie, hrsg. v. F. Zaminer. Bd. 9. Darmstadt, 1986, SS. 1–140.
- Lindley M. Stimmung und Temperatur // Geschichte der Musiktheorie, hrsg. v. F. Zaminer. Bd. 6. Darmstadt, 1987, SS. 109–331.
- Vendrix P. On the theoretical expression of music in France during the Renaissance // Early Music History, vol. 13 (1994), pp. 249–73.
- Gervink M. Die musikalisch-poetischen Renaissancebestrebungen des 16. Jahrhunderts in Frankreich und ihre Bedeutung für die Entwicklung einer nationalen französischen Musiktradition. Frankfurt, 1996.
Ссылки
- [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k54528q Арифметика (комментарий к Иордану), Музыка, Выдержки из "Арифметики" Боэция, Ритмимахия (электронное факсимиле издания 1496 г.)]
- [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k545308 Музыка, в 4 книгах (электронное факсимиле издания 1552 г.)]
- [www.chmtl.indiana.edu/tml/15th/STAPMUS_TEXT.html Музыка (распознанный текст)]
Литература
- Фабер, Якобус // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Якоб Фабер
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.
Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
