Фабер дю Фор, Христиан Вильгельм фон

Христиан Вильгельм фон Фабер дю Фор
нем. Christian Wilhelm von Faber du Faur
Имя при рождении:	Christian Wilhelm Philipp Friederich von Faber du Faur
Происхождение:	Германия Германия
Подданство:	Вюртемберг
Жанр:	рисунок, акварель, литография, батальный жанр
Работы на Викискладе

Христиан Вильгельм фон Фабер дю Фор
Принадлежность	Вюртемберг
Род войск	пехота (1809), артиллерия (1810-1851)
Годы службы	1809 — 1851
Звание	генерал-майор, обер-лейтенант (Французская кампания 1812)
Сражения/войны	Отечественная война 1812 года,
Награды и премии

Христиан Вильгельм фон Фабер дю Фор (нем. Christian Wilhelm von Faber du Faur; 18 августа 1780, Штутгарт — 6 февраля 1857, там же) — немецкий батальный художник. В звании лейтенанта прошёл с Великой армией Наполеона всю Русскую кампанию в составе корпуса маршала М. Нея. Отец Отто Фабера дю Фора. Известен своими литографиями событий войны 1812 года.

Биография

Христиан Вильгельм Фабер дю Фор родился в 18 августа 1780 года в Штутгарте. Его предками были гугеноты, выходцы из Лангедока. Отец Христиана, Альбрехт Ахилл фон Фабер дю Фор, служил в армии Вюртемберга, достигнув чина полковника кавалерии. Мать умерла, когда мальчику исполнилось три года. Его отдали в грамматическую школу, затем отправили учиться на юриста. Изучал право в Тюбингене, с 1802 г. государственный адвокат в Штутгарте. В 1809 году добровольно поступил в армию Вюртембергского королевства (лёгкая пехота), 22 мая он был принят, а 12 июня дал присягу. 16 июня получил звание кадета, а 16 июля — младшего лейтенанта. С 19 августа — в составе Ландшарфского стрелкового батальона (нем. Landscharfschützenbattaillon). 23 апреля 1810 переведен в артиллерию. В мае 1810 г. — старший лейтенант (1 мая 1811 по другому источнику).

Во время Наполеоновской кампании 1812 года Королевство Вюртемберг выставило свой контингент войск в Великую армию. В его составе Фабер дю Фор прошёл всю военную кампанию. Служил в резервном парке во 2-й батарее пешей артиллерии 25-й Вюртембергской дивизии в 3-м корпусе маршала Нея (в конной артиллерии согласно другому источнику). На Бородинское поле прибыл 5 (17) сентября уже после сражения, был очевидцем действий отряда И. С. Дорохова на Можайском тракте. Фабер дю Фор был одним из всего лишь 100 вюртембержцев, которые вернулись в Польшу в декабре 1812, из общего числа 15 тысяч, которые приняли участие в кампании. Весной 1813 года Фабер дю Фор в чине капитана в составе наполеоновской армии сражался при Бауцене, где его тяжело ранило. 30 октября 1813 Фабер дю Фор, уже капитан второго класса, был в группе сопровождения Наполеона на приёме в доме Бетмана. Конец 1813 года и большую часть 1814 года он лечился на родине, где и приступил к работе с акварелью над своими эскизами. Тогда же Фабер женился на Марии Маргарете Бонавенуте фон Хирлингер.

25 мая 1814 Фабер — штабс-капитан. В 1815 году оказался в составе Вюртембергского контингента, мобилизованного воевать за Наполеона. После Ватерлоо продолжил военную карьеру в армии Вюртемберга. В 1817 — капитан первого класса, в 1829 — майор, в 1836 — подполковник. С декабря 1839 — полномочный посланник при союзной военной комиссии во Франкфурте, в 1840 — полковник артиллерии. С 1849 — генерал-майор. В 1851 ушёл в отставку по выслуге лет. Умер в Штутгарте 6 февраля 1857 года. Похоронен на Главном кладбище во Франкфурте-на-Майне, недалеко от портала «Altens Portal». Описание на надгробных крестах дано с символом орла, что означает, что могила Фабера дю Фора имеет статус «почётной могилы» (нем. Ehrengrab) города Франкфурта-на-Майне.

Творчество

Христиан Вильгельм занимался рисованием с юных лет. Был ли у него профессиональный преподаватель по рисованию, неизвестно. Ещё в молодости проявился художественный талант Христиана Вильгельма: в 1807 им была иллюстрирована и опубликована серия игральных карт со сценами из пьесы Ф. Шиллера «Валленштейн». Рисунки Фабера дю Фора отличались тщательностью исполнения.

Во время военной кампании 1812 Фабер дю Фор носил с собой книгу для записей, в которую он заносил свои наброски и заметки, выполненные карандашом, чернилами и акварелью. Художник использовал каждый свободный от службы момент, чтобы зафиксировать карандашом, или тем, что было под рукой, свои впечатления. В основном это были зарисовки русских пейзажей, солдат на привалах, переправы и марши войск, батальные сцены. Позже он дорабатывал их акварелью. Рисунки Фабера дю Фора о походе в Россию публика впервые увидела в 1816 году, а в 1827-м штутгартский издатель Христиан Аутенрит предложил их опубликовать. За 1827—1830 гг. серия рисунков Фабера дю Фора была приведена в порядок, разукрашена (общим числом около 100 акварелей), и гравирована. Кроме того, по своим эскизам Фабер дю Фор написал две картины маслом: «Переход через Березину» и «Кофейня в Вильно». В 1831 году художники Э. Эммингер, А. Гнаут, Г. Кюстнер, Баумайстер и другие приступили к литографированию рисунков, исполнив всю серию к 1843 году (1 литография, предположительно, была литографирована самим Фабером дю Фором собственноручно). В 1840-х гг. серия была издана под названием «Листы из моего портфеля, зарисованные на месте во время кампании в России». Подробные пояснения к гравюрам составил Фридрих фон Кауслер (его сослуживец) и Р. Лобауер.

Позже этот альбом неоднократно переиздавался в разных странах: в Германии, Франции, США, и России. Один экземпляр этого альбома находится в фондах Музея-панорамы «Бородинская битва». Исполненные Фабером дю Фором акварели с военными сценами находились в коллекции вюртембергского короля. Ныне вся серия акварельных рисунков, посвященных походу в Россию, хранится в собрании Баварского музея армии (г. Ингольштадт, Германия). Сам альбом с оригинальными эскизами находится в коллекции Anne S K Brown Military Collection в Библиотеке Джона Хея в здании Брауновского университета в г.Провиденс, штат Род-Айленд, США. Некоторые эскизы хранятся в Государственном графическом собрании г. Мюнхена.

Отзывы

В 2001 в Лондоне была издана серия рисунков Фабера дю Фора с комментариями в альбоме под названием «С Наполеоном в Россию. Иллюстрированные мемуары Фабера дю Фора. 1812» (англ. With Napoleon in Russia : the Illustrated Memoirs of Faber Du Faur, 1812), отредактированная и переведенная Джонатаном Нортом. Книга содержит мемуары автора и 93 цветных рисунка Фабера дю Фора. Это позволило широкой публике ознакомиться с произведениями художника-любителя и его впечатлениями о войне. Книга получила немало положительных отзывов от историков, интересующихся Наполеоновским периодом.

Кевин Ф. Кайли (отставной офицер морской пехоты США, выпускник Военной академии США, также получивший степень магистра военной истории в Норвичском Университете, преподаватель истории в средней школе и автор нескольких книг на военно-историческую тематику) в первом предложении своего обзора книги написал: «Есть только одно слово, которым можно описать эту монументальную работу, и это — „великолепно“» («англ. There is only one word to describe this monumental work, and that is, 'Magnificent'»). Анекдоты и рассказы Фабера историк называет захватывающими, а всю работу — «настоящим проявлением таланта». Историк замечает, что во всех 4-х случаях, где изображён Наполеон, он не показан тучным. Также, рецензент обнаруживает некоторые отличия в обмундировании французской армии, отображенном Фабером, от той формы, которую традиционно приписывают ей. Кайли утверждает, что ни рисунки, ни рассказы Фабера не проявляют сдержанности, подчеркивая реалистичность авторского материала.

Пол Чемберлейн (известный американский критик Наполеоновской тематики, активно печатаемый в журналах «First Empire», «The Waterloo Journal» и т. п.) назвал это издание «одной из самых информативных книг, изданных в последние годы». По словам критика, материал отражает все аспекты кампании и жизнь солдата с точки зрения Вюртембергской Армии: «изображённые сцены показывают нам лагерную жизнь, реквизицию продовольствия у местного населения, проблемы, вызванные погодой, и вид Вюртембергской Армии и других союзных армий в действии на протяжении всей кампании» (англ. «Scenes depicted show us camp life, the requisitioning of supplies from the local populace, problems posed by the weather, and scenes of the Wurttemburg Army (and their allies) in action throughout the campaign.»).

Переправа через Березину 28 ноября 1812

Дигби Смит(британский военный историк, признанный автор в области Наполеоновской тематики, написавший множество книг) назвал книгу «шоу-стоппером» (англ. show-stopper — представление, спектакль, вызывающие восторг публики и прерываемые аплодисментами). В своей рецензии Смит вспоминает, как он однажды видел черно-белые гравюры Фабера дю Фора и «был поражён великим драматическим стилем, художественностью исполнения и точностью изображённых объектов» (англ. was at once struck by the great dramatic style, artistry and accuracy of the subjects portrayed). Критик сравнивает художника с современным военным корреспондентом:

Автор зафиксировал масштаб, драму и пафос исторической кампании в необычайно эффективной и непосредственной манере, почти в стиле камеры современного военного корреспондента

Оригинальный текст (англ.)  

The author has captured the scale, drama and pathos of this historic campaign in a singularly effective and immediate manner, almost with the character of a modern war correspondent`s camera

Себастьян Пэлмер (британский художник-иллюстратор, музыкант и писатель) назвал издание «книжным драгоценным камнем» и считает книгу «одним из реальных сокровищ, которые дала кампания». По словам критика, это издание Фабера дю Фора имеет явное преимущество перед аналогичным изданием Альбрехта Адама («Napoleon’s Army in Russia: The Illustrated Memoirs of Albrecht Adam, 1812», авт. Jonathan North).

Рецензируя издание уже через десяток лет после его выпуска, на 200-летие Наполеоновской кампании, Ли Б. Крофт (профессор Университета штата Аризона, США, специалист по славянской лингвистике) соглашается с другими рецензентами, что оно представляет собой «драгоценное историческое сокровище, наполненное деталями и сохраненное для потомства». Ссылаясь на рецензию Кевина Ф. Кайли, профессор ставит под сомнение его утверждение «paintings pull no punches» (означает примерно «рисунки бьют изо всех сил», «рисунки абсолютно откровенны»). Фабер не отобразил эпидемию тифа, погубившую, согласно консенсусу учёных, больше французских и русских солдат, чем боевые действия. Также, Фабер не отобразил гниющие трупы солдат на обратном пути, которые по большей части не были убраны с полей битв, и каннибализм, о котором свидетельствуют мемуары участников войны. В своей рецензии профессор подводит итог, что «не все ужасы там изображены».

В. Е. Анфилатов, искусствовед и главный специалист Бородинского военно-исторического музея-заповедника, в своей статье назвал листы альбома «непревзойденными», а художника — «совершившим своеобразный подвиг».

Историческое значение работ Фабера дю Фора

Исследователи творчества Фабера дю Фора признают, что его работы имеют не только художественное, но и историческое значение. Дигби Смит сравнивает его с военным корреспондентом. Исследователь Г. Холланд, противопоставляя Фабера дю Фора Альбрехту Адаму, пишет о нём:

Если А. Адам превосходил в остроте передачи увиденного, в передаче формы, а также в колорите, создавая одновременно правдивые художественные образы, то рисунки и картины Фабера дю Фора более достойны внимания и благодарности, потому что имеют значение буквально документального, источникового материала для каждого историка.

Рисунки Фабера дю Фора, кроме отражения войны 1812 года, содержат сравнительно ранние изображения белорусских городов и местечек, что немаловажно для истории Белоруссии. Перед выставкой, проходившей в Национальном художественном музея Республики Беларусь в 2012 году, его сотрудниками была сделана попытка локализовать рисунки художника, то есть привязать их к местности. В ходе исследовательских работ было выяснено, что переводы некоторых названий местностей на русский язык были не верны, указывая на местности, в которых не мог оказаться Фабер дю Фор в указанное время. Большинство таких ошибок удалось устранить, и в подписи к рисункам были внесены исправления.

Интересные факты

Сын и внук Фабера дю Фора, Отто и Ганс, соответственно, пошли по стопам отца и также стали военными и батальными художниками.

Галерея

• On the border of Nieman 1812.PNG

  На берегу Немана 25 июня 1812

• Beshenkovichi 1e.jpg

  Пригороды Бешенковичей, на правом берегу реки Двины, 29 июля 1812

• Beshenkovichi 1b.jpg

  На дороге между Бешенковичами и Островно, 31 июля 1812

• Faur-smolensk1812.jpg

  У стен Смоленска, 18 августа 1812

• Murat-borodino1812.jpg

  На Бородинском поле у Семеновского, 7 сентября 1812 (Бой за Багратионовы флеши. В центре Иоахим Мюрат)

Издания автора

В 1827—1830 гг. серия рисунков Фабера дю Фора была гравирована, а в 1831-1843 гг. литографирована и затем издана под названием «Листы из моего портфеля, зарисованные на месте во время кампании в России». Подробные пояснения к гравюрам составил Ф. Кауслер (его сослуживец) и Р. Лобауер. Позже рисунки Фабера дю Фора неоднократно переиздавались.

Издания при жизни автора

• 1831-1843 — Ch.W. v. Faber du Faur. [leb.nlr.ru/edoc/324245/eaetter-aus-meinem-ortefeuille-im-aufe-des-eldrugs-n-ussland-an-rt-und-telle-gezeichnet-von-v-aber-du-aur-und-mit-erlaeuternden-ndeutungen-begleitet-von-v-ausler Blatter aus meinen Portefeuille, im Laufe des Feldzugs 1812. In Russland, an Ort und Stelle gezeichnet von C.W. v Faber du Faur, und mit erlaeuternden Andeutungen begleitet von F. v. Kausler.]. — Stuttgart, 1831-1843. — 104 с.

Издания после смерти

• 1895 — C. G. de Faber du Faur, Armand Dayot. Campagne de Russie 1812 d'apres le Journal Illustre d'un temoin oculaire. — Paris: E. Flammarion, 1895. — 319 с. — [books.google.ru/books?id=3-YAAAAAMAAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false на Google Books], [dlib.rsl.ru/viewer/01004437392#?page=1 на сайте РГБ]
• 1897 — G. de Faber du Faur. [dlib.rsl.ru/viewer/01004487173#?page=1 Napoleons Feldzug in Russland 1812 : mit 106 Vollbildertafeln und 52 Textillustrationen]. — Leipzig: Schmidt & Gunther, 1897. — 227 с.
• 2001 — Christian Wilhelm Von Faber Du Faur, Jonathan North. With Napoleon in Russia : the Illustrated Memoirs of Faber Du Faur, 1812. — 1st Edition. — London: Greenhill Books, 2001. — P. 208. — ISBN 1-85367-454-0.
• 2011 — Христиан Вильгельм Фабер дю Фор. Война 1812 года. Иллюстрированный дневник участника = Campagne de Russe 1812: Le journal illustre d'un temoin oculaire / Переводчик: В. Климанов. — М.: Кучково поле, 2011. — 144 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-9950-0163-8.

Рисунки Фабера дю Фора в российских изданиях

Некоторые рисунки Фабера дю Фора печатались в качестве иллюстраций и фотокопий во многих российских изданиях. Так, в сборнике А. В. Мезьер «Отечественная война в художественных произведениях, записках, письмах и воспоминаниях современников», изданном к столетию Отечественной войны 1812 года, был напечатан рисунок «Пожар Смоленска», а в издании «К столетию Отечественной войны 1812—1912. Выпуск 3» (сборник фотокопий с выставки, устроенной в 1909 г. в Москве в Историческом музее) были напечатаны фотокопии рисунков «У местечка Бобер, 23 ноября 1812 г.», «Влево от большой дороги в 8 верстах от Москвы, 23 сентября 1812 г.», «В окрестностях Ошмян, 4 декабря 1812 г.». В альбоме под названием «Александр I и двенадцатый год», также выпущенном к столетию Отечественной войны 1812 г., были напечатаны фото-тинто-гравюры с некоторых рисунков Фабера дю Фора. Также, серия рисунков Фабера дю Фора была напечатана Издательством Евгеньевской общины на почтовых открытках в 1911 году, а в 1975 г. рисунки Фабера дю Фора были напечатаны также на открытках издательством Советский художник. Рисунки Фабера дю Фора часто применяются в качестве иллюстраций во многих современных изданиях Наполеоновской тематики.

Литература

А.И. Попов. Христиан Вильгельм Фабер дю Фор // Отечественная война 1812 года. Энциклопедия. — М: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. — 880 с.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Христиан Вильгельм фон Фабер дю Фор
• [www.museum.ru/1812/Painting/Fore/index.html Христиан Вильгельм Фабер дю Фор]. Галерея художников-баталистов. Интернет-проект «1812 год». Проверено 1 февраля 2016.
• [digitalgallery.nypl.org/nypldigital/dgkeysearchresult.cfm?parent_id=549599 Blatter aus meinem Portefeuille, im Laufe des Feldzugs 1812 in Russland, an Ort und Stelle gezeichnet von C.W. v. Faber]. The New York Public Library. Проверено 28 января 2016.
• Faber du Faur Ch.W. v. [leb.nlr.ru/edoc/319294/latter-aus-meinen-ortefeuille-im-aufe-des-eldzugs-in-usslands Материалы из альбома художника] (de, fr). Российская национальная библиотека. Докусфера (2010). — портрет художника, карта военной кампании 1812 года, карта Польши и европейской части России. Проверено 3 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BVCbsM34 Архивировано из первоисточника 18 октября 2012].

Отрывок, характеризующий Фабер дю Фор, Христиан Вильгельм фон

Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.