Квинт Фабий Пиктор
| Квинт Фабий Пиктор |
Квинт Фа́бий Пи́ктор (лат. Quintus Fabius Pictor, 254 до н. э. — ок. 201 до н. э.) — первый из римских старших анналистов, автор написанных на древнегреческом «Анналов». Пиктору приписывается также труд «О праве понтификов» («De iure pontificio»), но его автором был предположительно Квинт Фабий Максим Сервилиан, консул 142 до н. э.
Биография
Пиктор принадлежал к сенаторскому сословию. В 225 до н. э. участвовал в войне с галлами и в войне с Ганнибалом. Летом 216 до н. э., после поражения римлян при Каннах, был послан сенатом с посольством к Дельфийскому оракулу. Датой основания Рима Пиктор считал 747 до н. э. (первый год восьмой олимпиады), что указывает на знание им греческих научных трудов по ранней римской истории. «Анналы» Пиктора построены по хронологическому принципу и охватывают период от мифических времён до последних событий времён Второй Пунической войны. Основное внимание Пиктор уделяет Пуническим войнам, считая необходимым донести до греческой аудитории позицию Рима, а также поднять статус родного города.
Источниками Пиктора считаются «календари», которые вела коллегия понтификов — краткие записи о важнейших событиях, произошедших в течение года, личные записи рода Фабиев и других родов, а также различные легенды. В описании событий Второй Пунической войны Пиктор также пользуется своими собственными знаниями.
Пиктора использовали для составления своих исторических произведений Полибий и Дионисий Галикарнасский, на него часто ссылался Тит Ливий.
Напишите отзыв о статье "Квинт Фабий Пиктор"
Литература
- К. Куманецкий —. История культуры Древней Греции и Рима. — Москва: Высшая школа, 1990. — 351 с. — ISBN 5-06-001000-7.
Отрывок, характеризующий Квинт Фабий Пиктор
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
