Фабий Тициан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фа́бий Тициа́н
лат. Fabius Titianus
консул Римской империи 337 года
 

Фабий Тициан (лат. Fabius Titianus) — государственный деятель Римской империи середины IV века, консул 337 года.

У Тициана была долгая и успешная карьера чиновника, в течение жизни он занимал многие должности в государстве, в том числе и высшие.

Был корректором провинции Фламиния и сельская Пицена, консуляром Сицилии (даты неизвестны) и пропретором Азии (между 324 и 337 гг.). Входил в консисторий (очевидно, при Константине I, а не Лицинии) с титулом лат. comes primi ordinis. В 337 году он был сделан консулом, вместе с Флавием Фелицианом.

После смерти Константина I продолжил службу при его младшем сыне Константе, занимая с 25 октября 339 по 25 февраля 341 гг. должность городского префекта Рима. С 341 или 342 года и до конца правления Константа (начало 350 г.) был префектом претория Галлии (последний закон, адресованный Фабию Тициану как префекту претория, датируются 12 ноября[1]).

Во время восстания узурпатора Магненция он его поддержал, за что был вновь назначен тем городским префектом Рима (занимал должность с 27 февраля 350 по 1 марта 351). Незадолго до битвы при Мурсе (28 сентября 231) Тициан прибыл к Констанцию II в качестве посла Магненция. Он обвинил сыновей Константина в том, что по их недосмотру разрушались города, и советовал Констанцию отказаться от империи в пользу Магненция. Констанций, естественно, отказался от этого вызывающего предложения, но Тициан, однако, был свободно отпущен обратно к Магненцию[2]. О его дальнейшей судьбе данных не сохранилось.

Известно, что Тициан был язычником.

Напишите отзыв о статье "Фабий Тициан"



Примечания

  1. Кодекс Феодосия. IX. 24.2.
  2. Зосим. Новая история. II. 49. 1-2.

Литература

Отрывок, характеризующий Фабий Тициан

– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]