Фабрициан, Фёдор Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Иванович Фабрициан
Дата рождения

1735(1735)

Дата смерти

1782(1782)

Место смерти

Санкт-Петербург

Принадлежность

Россия Россия

Род войск

пехота

Звание

генерал-майор

Сражения/войны

Семилетняя война, Польский поход 1767—1768 гг., Русско-турецкая война 1768—1774, Военные действия на Северном Кавказе

Награды и премии

Орден Святого Георгия 3-й ст. (1769), Орден Святой Анны (1780)

Фёдор Иванович Фабрициан (1735—1782) — русский генерал, герой русско-турецкой войны 1768—1774 гг.

Родился в 1735 г., происходил из дворян Курляндской губернии.

В 1749 г. Фабрициан поступил на службу солдатом; произведён в прапорщики в 1755 г. Принимал деятельное участие в Семилетней войне, где был два раза ранен, в Польском походе 1767—1768 гг. и в первой турецкой войне 1769—1774 гг. Отличался большою храбростью и заботливостью о подчинённых.

Из подвигов его особенно замечательным является взятие города Галаца 11 ноября 1769 года, когда он, в чине подполковника, командуя особым отрядом из егерских батальонов и части 1-го гренадерского полка, численностью в 1600 человек, разбил наголову турецкий отряд в 7000 человек и занял город Галац. За этот подвиг Фабрициан 8 декабря 1769 г. первым в истории был пожалован орденом Св. Георгия 3-й степени

За разбитие с вверенным ему деташементом в 1600 человек под городом Галацом, 15 ноября 1769 года, весьма многолюднаго против онаго числа неприятельскаго войска и овладение оным.

В 1770 году при осаде крепости Килия получил тяжкую рану. В 1778 г. произведён в бригадиры, в 1779 г. в генерал-майоры и назначен состоять при пограничной дивизии Новороссийской губернии. 7 января 1780 года награждён орденом Св. Анны.

В 1781 году назначен командующим русской армией на Северном Кавказе[1]

Умер в Санкт-Петербурге в 1782 г.

Напишите отзыв о статье "Фабрициан, Фёдор Иванович"



Примечания

  1. [www.runivers.ru/vh/18_analitics_kavkaz.php. Военные действия на Северном Кавказе 1763 – 1801 гг.]

Источники

Отрывок, характеризующий Фабрициан, Фёдор Иванович

Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.