Фабрициус, Барент
| Барент Фабрициус | |
| нидерл. Barent Fabritius | |
 «Портрет семейства архитектора ван дер Гельма» (Амстердамский музей) | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
20 октября 1673 (48 лет) |
| Место смерти: | |
| Влияние: | |
 Работы на Викискладе | |
Барент Фабрициус (нидерл. Barent Fabritius, 6 ноября 1624, Бемстер — 20 октября 1673, Амстердам) — голландский художник, вероятно, ученик Рембрандта, брат художников Карела и Йоханнеса Фабрициусов.
В 1657—59 гг. он жил в Лейдене, где был членом гильдии св. Луки. По датам, проставленным на картинах, дошедших до нашего времени, видно, что он работал ещё в 1672 г. В этих картинах он является очень неровным: то замечательным мастером, близким к Рембрандту, отличающимся свободой и мягкостью кисти, блеском золотистого общего тона красок и отлично разыгранной светотенью, то посредственным рисовальщиком, суховатым по кисти, впадающим в неестественно-красный тон и неприятную синеватую черноту теней.
Лучшие из его произведений: «Апостол Пётр в доме Корнелия» (Брауншвейгская галерея), «Портрет семейства архитектора в.-д.-Гельма» (Амстердамский музей), «Меркурий и Аргус» (Кассельская галерея), «Семейство за столом» (маленькая картина в Стокгольмском музее), «Поясной портрет пастуха» (Венская академия художеств), «Сретение Господне» (в Штеделевский художественный институт, Франкфурт-на-Майне), «Поклонение пастырей» (Лондонская Национальная галерея) и «Рождество Иоанна Крестителя» (там же).
Напишите отзыв о статье "Фабрициус, Барент"
Ссылки
 |
В данной статье или разделе имеется список источников или внешних ссылок, но источники отдельных утверждений остаются неясными из-за отсутствия сносок. Утверждения, не подкреплённые источниками, могут быть поставлены под сомнение и удалены. Вы можете улучшить статью, внеся более точные указания на источники.
|
Отрывок, характеризующий Фабрициус, Барент
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
