Фабрициус, Михаил Платонович

Михаил Платонович Фабрициус
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Годы службы	1865—1894
Звание	генерал-майор

Михаи́л Плато́нович Фабри́циус (1847—1915) — бау-адъютант Большого Кремлёвского дворца, генерал-майор, чиновник особых поручений при Кабинете Его Императорского Величества. Известный коллекционер живописи.

Биография

Православный. Из дворян Киевской губернии. Сын майора Платона Максимовича Фабрициуса. Землевладелец Радомысльского уезда (2667 десятин при селе Вышевичи).

Окончил Владимирский Киевский кадетский корпус и Александровское военное училище (1867), откуда перешёл в Николаевское инженерное училище. По окончании последнего 12 июля 1868 года выпущен был подпоручиком в 3-й резервный саперный батальон.

Чины: поручик (1871), штабс-капитан (1873), капитан (1877), подполковник (1881), полковник (1885), генерал-майор (1894).

В 1874 году окончил Николаевскую инженерную академию по 1-му разряду. В 1876—1883 годах состоял бау-адъютантом Большого Кремлёвского дворца в Москве. Занимался перестройкой ряда кремлёвских зданий. К коронационным торжествам 1883 года подготовил проект иллюминации и электрического освещения Кремля, а также составил роскошно оформленную, со многими цинкографиями и фотогравюрами, монографию «Кремль в Москве: очерки и картины прошлого и настоящего». Книга тогда же была переведена на французский язык.

15 июля 1883 года вышел в запас в чине подполковника и переехал в Киев. 12 февраля 1885 года вернулся на службу и был назначен штаб-офицером для особых поручений при окружном инженерном управлении Киевского военного округа, а 30 августа того же года — награждён чином полковника. Избирался гласным Киевской городской думы, предлагал ряд проектов по благоустройству города. В 1884 году приобрёл усадьбу по Институтской улице, 16, где выстроил особняк в псевдомавританском стиле (по собственному проекту). Через два года приобрёл и соседний участок, на котором был построен четырёхэтажный доходный дом. В 1899 году оба участка выкупил киевский застройщик Лев Гинзбург и на месте доходного дома возвёл знаменитый небоскрёб Гинзбурга.

10 сентября 1894 года произведён в генерал-майоры с зачислением в запас Инженерного корпуса. 16 сентября 1894 года назначен чиновником особых поручений при Кабинете Его Императорского Величества, а 6 декабря 1902 года назначен состоять по Кабинету. В 1895—1905 годах несколько раз командировался в Саянский край и Нерчинский горный округ для проведения геолого-разведывательных изысканий и установления возможности добычи нефритового монолита. В 1900 году изготовил из цветных камней карты Франции для Русского отдела Всемирной выставки в Париже. Кроме того, с 1902 года был членом Совещательного технического комитета по строительной части при Кабинете. В 1905 году вышел в отставку.

В 1904 году был избран гласным Санкт-Петербургской городской думы, из состава которой выбыл по жребию 1 января 1907 года. В 1910 году вернулся в Киев. С 1909 года состоял действительным членом Киевского клуба русских националистов.

Был известным коллекционером живописи, которую начал собирать ещё во время службы в Москве, часто посещая Сухаревку. Состоял действительным членом Императорского общества поощрения художеств. Поэт Уманов-Каплуновский давал следующий портрет Фабрициуса-коллекционера:

Он жил в Петербурге на Троицкой улице и там в обширной квартире помещались собранные им сокровища искусства. Буквально все стены и простенки от потолка были увешаны полотнами.

Он постоянно с большой охотой принимал участие в выставках, показывая шедевры своего музея и на портретной выставке, бывшей в 1901 г. в здании Академии наук, и в 1905 г. на выставке русских исторических портретов в Таврическом дворце, и на первой керамической выставке в Петербурге пленял знатоков изделиями из бирюзы — серьгами, запястьями, кольцами, брошками, поясами, ожерельями и прочими украшениями, красиво разложенными в витрине из карельской берёзы.

В 1906 году Михаил Платонович издал каталог своей коллекции под заглавием «Картины собрания М. П. Фабрициуса». В этот перечень вошла 231 картина русской школы (в том числе работы Боровиковского, Венецианова, П. А. Федотова, Л. И. Соломаткина, К. А. Зеленцова, П. П. Верещагина, С. К. Зарянко и А. А. Иванова) и 72 картины западноевропейских художников, главным образом старых мастеров (среди них Д. Веласкес, Гоббема, Д. Тенирс-младший и Караваджо). Помимо живописи имел коллекцию ювелирных изделий, собрание ценных образцов нефрита, вывезенных из Саянского края, а также «единственную в своем роде старую коллекцию русских стильных изделий из бирюзы, относящихся к концу XVIII и началу XIX столетия». Часть коллекции картин была распродана на аукционах, другая часть — подарена Румянцевскому музею дочерью Михаила Платоновича. В 1917 году в музее была устроена «Зала М. П. Фабрициуса», закрытая в 1922 году. После ликвидации Румянцевского музея картины из собрания Фабрициуса были переданы в Третьяковскую галерею, Музей старой Москвы и ряд провинциальных музеев.

Скончался в 1915 году. Был похоронен на Аскольдовой могиле.

Семья

Был женат на дочери московского купца 2-й гильдии Евгении Александровне Шмит. Их единственная дочь:

• Ксения (1887—1942), замужем за морским офицером А. П. Матвеевым, умерла в блокадном Ленинграде. Их сын — советский композитор М. А. Матвеев.

Награды

• Орден Святой Анны 3-й ст. (1882)
• Орден Святого Станислава 2-й ст. (1883)
• Орден Святого Владимира 4-й ст. (1893)
• Орден Святого Станислава 1-й ст. (5 апреля 1898 года)
• Орден Святой Анны 1-й ст. (6 апреля 1903 года)
• Высочайшее благоволение (12 июня 1903 года)

Иностранные:

• персидский Орден Льва и Солнца 3-й ст. (1878)
• бухарский Орден Благородной Бухары, золотой, 3-й ст.

Сочинения

• [dlib.rsl.ru/viewer/01002371217#?page=5 Кремль в Москве: очерки и картины прошлого и настоящего.] — Москва, 1883.
• О постройке Полтавской железной дороги: записка о значении Киево-Полт. ж. д. с продолжением до станции Лозовой. — Киев, 1889.
• Саянский край. Краткий географический очерк края и описание путей и способов сообщения в нём // «Известия Русского географического общества», 1899, т. 35, вып. 1.

Источники

• Список полковникам по старшинству. Составлен по 1-е сентября 1893 г. — СПб., 1893. — С. 245.
• Списки чинам ведомства Кабинета Его Императорского Величества. — СПб., 1898—1905.
• Петербургская городская дума, 1846—1918. — СПб.: Лики России, 2005. — С. 486.
• Полунина Н. М. Кто есть кто в коллекционировании старой России: новый биографический словарь. — М.: РИПОЛ классик, 2003. — С. 426.
• Кальченко Т. В. Киевский клуб русских националистов: историческая энциклопедия. — К.: Киевские ведомости, 2008. — С. 328.
• [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7690 Московская энциклопедия: Лица Москвы, книга 5: У — Я.] — Москва, 2012.
• [www.rmuseum.ru/data/authors/f/fabritsiusmp.php Краткая биография на сайте Румянцевского музея]

Отрывок, характеризующий Фабрициус, Михаил Платонович

– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.