Фавст Корнелий Сулла Феликс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фавст Корнелий Сулла Феликс
FAVSTVS CORNELIVS SVLLA FELIX
Род деятельности:

консул 52 года

Дата рождения:

ок. 23 года

Дата смерти:

62(0062)

Отец:

Фавст Корнелий Сулла Лукулл

Мать:

Домиция Лепида Младшая

Супруга:

Клавдия Антония

Дети:

Корнелий Сулла

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Фавст Корнелий Сулла Феликс (лат. Faustus Cornelius Sulla Felix; ок. 2362) — древнеримский политический деятель, сенатор, консул 52 года, единоутробный брат Мессалины, супруги императора Клавдия, женатый на его дочери, Клавдии Антонии.





Происхождение

Являлся прямым потомком диктатора Суллы по мужской линии, принадлежал к патрицианскому роду Корнелиев. Родился в семье Фавста Корнелия Суллы Лукулла и Домиции Лепиды Младшей около 23 года. Овдовевшая тремя годами ранее Домиция с годовалой дочерью Мессалиной вышла замуж за Суллу Лукулла в 21 году[1].

При Клавдии

В 38 году Мессалину выдают замуж за Клавдия, однако на карьере Суллы это никак не сказывается. Он вырос в застенчивого и нерешительного, трусливого человека[2]. Лишь в 47 году Мессалина организует его брак с дочерью императора от его второй жены, Клавдией Антонией, которая годом ранее овдовела. Через пару лет у них рождается ребёнок, но он не доживает и до двух лет[3].

Несмотря на заговор против Клавдия, устроенный Мессалиной, позиции Суллы не пошатнулись. Через четыре года после её смерти, в 52 году, он становится консулом и исполняет свои обязанности целый год.

При Нероне

Нерон, придя к власти, не доверял Сулле — из-за его знатности и родства с Клавдием Сулла был серьёзным соперником. Пользуясь мягким характером Суллы его несколько раз пытались использовать в качестве марионетки для заговоров против императора.

В 55 году Бурр и Паллант были обвинены в заговоре с целью передачи власти Сулле, однако были оправданы[1].

В 57 году Грапт, вольноотпущенник Нерона, обвинил Суллу в том, что тот подстроил засаду на императора на Фламиниевой дороге. Доказательств найдено не было, но Сулла был изгнан в Массилию (совр. Марсель, Франция)[4]

В 62 году Тигеллин донёс Нерону, что Сулла хочет взбунтовать против императора войска, расположенные в Германии. Нерон подослал к Сулле убийц, которые убили его и доставили его голову в Рим[5].

Напишите отзыв о статье "Фавст Корнелий Сулла Феликс"

Литература

  1. 1 2 Тацит, «Анналы», XIII 23
  2. Тацит, «Анналы», XIII 47
  3. Светоний, «Жизнь 12 Цезарей», «Божественный Клавдий», 27
  4. Тацит, «Анналы», XIII 47; XIV 57
  5. Тацит, «Анналы», XIV 57 — 59

Отрывок, характеризующий Фавст Корнелий Сулла Феликс

Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.