Фазылова, Туфа Фазыловна

Туфа Фазыловна Фазылова Тӯҳфа Фозилова
Основная информация
Дата рождения	25 апреля 1917(1917-04-25)
Место рождения	Канибадам, Кокандский уезд, Ферганская область, Российская империя
Дата смерти	3 февраля 1985(1985-02-03) (67 лет)
Место смерти	Душанбе, Таджикская ССР, СССР
Страна	Таджикская ССР Таджикская ССР
Профессии	камерная певица, оперная певица, актриса
Награды

Туфа Фазыловна Фазылова (тадж. Тӯҳфа Фозилова; 1917 — 1985) — таджикская советская оперная певица (лирическое сопрано), актриса. Народная артистка СССР (1957).

Биография

Родилась 24 апреля 1917 года в Канибадаме (ныне в Согдийской области Таджикистана).

С 1930 года — певица Канибадамского музыкально-драматического театра. С 1933 года — певица Узбекского театра музыкальной драмы (ныне Большой театр оперы и балета им. Алишера Навои) (Ташкент), где училась под руководством Х. Насыровой.
В 1934—1940 годах — солистка Таджикского музыкального театра (Сталинабад, ныне Душанбе).
В 1940—1948 годах — солистка Таджикского театра оперы и балета имени С. Айни, созданного на базе Таджикского музыкального театра.
С 1948 года — актриса Таджикского театра драмы им. А. Лахути (Сталинабад).

Выступала на эстраде как певица, исполнительница оперных партий, вокальных сочинений таджикских композиторов, таджикских и узбекских народных песен.

Гастролировала по многим городам СССР, а также за рубежом: Иран, Афганистан.

Снималась в кино. Участвовала в дублировании на таджикский язык около 50 художественных фильмов. Член Союза кинематографистов Таджикской ССР. Член Союза кинематографистов Таджикской ССР (1963).

Скончалась 3 февраля 1985 года в Душанбе. Похоронена на кладбище «Лучоб».

Семья

• Сын — Марат Сабирович Арипов (1935) — советский таджиксткий киноактёр, кинорежиссёр. Заслуженный артист Таджикской ССР (1960).

Награды и звания

• Заслуженная артистка Таджикской ССР (1939)
• Народная артистка Таджикской ССР (1941)
• Народная артистка СССР (1957)
• Государственная премия Таджикской ССР им. Рудаки (1972)
• Орден Ленина
• Орден Трудового Красного Знамени
• Орден «Знак Почёта»
• Орден Октябрьской Революции
• Медали
• Почётные грамоты Президиума Верховного Совета СССР и Таджикской ССР.

Творчество

Партии

• 1934, 1936, 1938 — «Аршин мал алан» У. Гаджибекова — Гулчехра
• 1937 — «Халима» Г. Зафари — Халима
• 1937 — «Восе» Г. Абдулло — Гулизор
• 1938 — «Гульсара» К. Яшена и М. Мухаммедова — Гульсара
• 1939 — «Восстание Восе» С. Баласаняна — Гулизор
• 1941 — «Кузнец Кова» С. Баласаняна — НушофаринЗиёдулло Шахиди
• 1942 — «Розня» С. Баласаняна и З. Шахиди — Розня
• 1943 — «Нурхон» К. Яшена — Нурхон
• 1944 — «Тахир и Зухра» А. Ленского — Зухра
• 1946 — «Евгений Онегин» П. Чайковского — Татьяна
• 1948 — «Кармен» Ж. Бизе — Микаэла
• «Царская невеста» Н. Римского-Корсакова — Марфа.

Драматические роли

• «Лолахон» К. Яшена — Лолахон
• «Алишер Навои» Уйгуна и И. Султанова — Гули
• «Дохунда» Д. Икрами — Гульнор
• «Король Лир» У. Шекспира — Гонерилья
• «Без вины виноватые» А. Островского — Кручинина
• «В ночь лунного затмения» М. Карима.

Фильмография

• 1943 — Таджикский киноконцерт
• 1956 — Дохунда
• 1956 — Авиценна
• 1961 — Зумрад — Холсино
• 1962 — Тишины не будет
• 1964 — Буря над Азией
• 1965 — Родившийся в грозу
• 1966 — Поэма двух сердец
• 1973 — Побег из тьмы — Нигора
• 1976 — Мишка-артист — бабушка Зафара
• 1981 — Будьте моим мужем — эпизод
• 1982 — Сегодня и всегда — Ходжинисо

Память

• Документальные фильмы о жизни и творческом пути актрисы: «Наша Туфа» (телевизионный, режиссёр Ш. Киямов, 1971), «Секрет актрисы» (режиссёр В. Эрвайс, 1977).
• В 1985 году Канибадский музыкально-драматический театр назван именем актрисы.

Отрывок, характеризующий Фазылова, Туфа Фазыловна

Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.