Файнберг, Виктор Исаакович
| Виктор Исаакович Файнберг | |
| Род деятельности: |
филолог, диссидент |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Отец: |
Исаак Борисович Файнберг |
| Мать: |
Сарра Исааковна Дашевская |
| Супруга: |
Файнберг (Чижикова) Анна Аркадьевна |
| Дети: |
сын Юрий, дочь Мария (Сара) |
Виктор Исаакович Файнберг (26 ноября 1931[1], Харьков) — филолог, видный деятель диссидентского движения в СССР, участник демонстрации на Красной площади 25 августа 1968 г., борец против карательной психиатрии.
Содержание
Биография
Родился в семье Исаака Файнберга и Сарры Дашевской. В детстве во время учёбы в школе в период антисемитской кампании 1948—1952 годов подвергался преследованиям, с которыми, по его собственным словам, он не мирился, а вступал в драку с обидчиками. Результатом этих драк стало направление к психиатру, сыгравшее впоследствии негативную роль, когда Файнберг стал диссидентом.
В 1957 году в связи с антисемитским оскорблением вступил в драку с милиционером, за что был приговорён к 1 году исправительных работ[2].
В 1968 г. он окончил английское отделение филологического факультета Ленинградского университета, на «отлично» защитил дипломную работу по Сэлинджеру, летом 1968 г. до самой демонстрации работал экскурсоводом во дворце-музее в Павловске.
Принял участие в демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади с протестом против ввода советских войск в Чехословакию. Был арестован во время демонстрации, обвинение — по статьям 190.1 («Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй») и 190.3 УК РСФСР («Организация или активное участие в групповых действиях, нарушающих порядок»)[3].
После ареста был направлен на психиатрическую экспертизу, признан невменяемым и подвергнут принудительному лечению[3]. У КГБ СССР возникла сложность: Файнбергу во время задержания выбили передние зубы, и демонстрация его в суде была сочтена нежелательной. Выход был найден в отправке Файнберга в спецпсихбольницу (такое решение могло быть вынесено судом без присутствия лица и без права обжалования в вышестоящем суде).
Экспертизу Файнберга проводила комиссия Института им. Сербского в составе Г. В. Морозова, Д. Р. Лунца и Л. Л. Ландау. В их акте № 35/с от 10 октября 1968 года намеренно не упоминалось о вводе войск в Чехословакию, давшем повод для этой демонстрации, поступок Файнберга описывался лишь как «нарушение общественного порядка на Красной площади», а его психическое состояние описывалось следующим образом:
С увлечением и большой охваченностью высказывает идеи реформаторства по отношению к учению классиков марксизма, обнаруживая при этом явно повышенную самооценку и непоколебимость в своей правоте. В то же время в его высказываниях о семье, родителях и сыне выявляется эмоциональная уплощённость… В отделении института при внешне упорядоченном поведении можно отметить беспечность, равнодушие к себе и окружающим. Он занят гимнастикой, обтиранием, чтением книг и изучением литературы на английском языке… Критика к своему состоянию и создавшейся ситуации у него явно недостаточная[4]
В результате Файнберг был признан невменяемым и направлен в Ленинградскую спецпсихбольницу, где находился 4 года — с января 1969 по февраль 1973 года[4].
В больнице Файнберг вместе с Владимиром Борисовым объявил голодовку в качестве протеста и был подвергнут принудительному кормлению. Несмотря на соматические противопоказания (базедова болезнь), к Файнбергу была применена аминазинотерапия. Благодаря врачу Льву Анатольевичу Петрову информация о голодовке попала на Запад. Зарубежные радиостанции сообщили об этом в новостях. Руководству больницы, чтобы замять скандал, пришлось пойти на уступки Виктору Файнбергу и Владимиру Борисову: отменить инъекции и смягчить условия содержания.
Врач-психиатр больницы Марина Вайханская оказывала помощь Файнбергу, передавая о нём информацию диссидентам, находящимся на свободе. Это стало основанием для её увольнения, но также помогло освобождению Файнберга. В 1974 году они поженились и эмигрировали из СССР[5]. Живут во Франции[6].
В эмиграции Файнберг стал инициатором создания «САРА» — Campaign Against Psychiatric Abuses for Political Purposes для борьбы с карательной психиатрией в СССР[7]. В 1983 году СССР исключили из Всемирной психиатрической ассоциации (ВПА).
Известный британский драматург Том Стоппард посвятил Виктору Файнбергу и Владимиру Буковскому свою пьесу Every Boy Deserves Favour («Каждый мальчик достоин милости»).
Семья
Сын Юрий, фотограф. Дочь Мария (Сара).
Напишите отзыв о статье "Файнберг, Виктор Исаакович"
Примечания
- ↑ [www.hro.org/node/12504 Юбилей Виктора Файнберга]. Права человека в России. Проверено 19 сентября 2013.
- ↑ [www.polit.ru/article/2008/09/02/people68/ Люди августа 1968…] // Полит.ру. — 02 сентября 2008.
- ↑ 1 2 Подрабинек А.П. [www.imwerden.info/belousenko/books/kgb/podrabinek_karat_med.htm Карательная медицина]. — Нью-Йорк: Хроника, 1979. — 223 с. — ISBN 0897200225.
- ↑ 1 2 Прокопенко А. С. [web.archive.org/web/20100219221427/h-v-p.boom.ru/book.htm Безумная психиатрия] // Карательная психиатрия: Сборник / Под общ. ред. А. Е. Тараса. — Москва — Минск: АСТ, Харвест, 2005. — 608 с. — ISBN 5170301723.
- ↑ Жаворонкова Ю. [www.pchela.ru/podshiv/30/chastushky.htm Частушки в контексте вялотекущей шизофрении] // Пчела. — Ноябрь — декабрь 2000. — № 30.
- ↑ [www.novayagazeta.ru/politics/60406.html Вялотекущая шизофрения судебной системы] Новая Газета, № 114, 11 октября 2013
- ↑ Банчик Н. [www.newswe.com/index.php?go=Pages&in=view&id=37 Виктор Файнберг: одна жизнь и покушение в Париже (Окончание.)] // Мы здесь.
Источники
- [ru.wikisource.org/wiki/%D0%A5%D1%80%D0%BE%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%B0_%D1%82%D0%B5%D0%BA%D1%83%D1%89%D0%B8%D1%85_%D1%81%D0%BE%D0%B1%D1%8B%D1%82%D0%B8%D0%B9/18 Хроника текущих событий]
- [www.westeast.us/51/article/2004.html ВИКТОР ФАЙНБЕРГ: ДВА ГОДА, 30 ЛЕТ И ПОКУШЕНИЕ]
- Горбаневская Н. [ng68.livejournal.com/6729.html «Герои или безумцы?»]
- Горбаневская Н. "О Викторе Файнберге" [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=2048]
- Пшизов В. [www.index.org.ru/nevol/2006-6/pshi_n6.htm Синдром замкнутого пространства (Записки судебного психиатра)]
- [www.rfi.fr/communru/player/player.asp?Player=Win&Stream=telechargement.rfi.fr.edgesuite.net/rfi/russe/audio/modules/acturu/R104/FAINBERG_SON.mp3.asx&iframe=www.rfi.fr:80/statiques/playerAudioPageDescDefaut.asp&video=telechargement.rfi.fr.edgesuite.net/rfi/russe/audio/modules/acturu/R104/FAINBERG_SON&s=undefined&s2=&xtpage=undefined&xt_multc=undefined Интервью Файнберга] Международному французскому радио
| ||||||
Отрывок, характеризующий Файнберг, Виктор Исаакович
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
