Файнбург, Захар Ильич
| Захар Файнбург | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: |
9 сентября 1990 (68 лет) |
| Место смерти: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Альма-матер: | |
Захар Ильич Файнбург (1922—1990) — советский социолог и философ.
Содержание
Биография
Родился в семье большевиков. Его отец, Илья Львович Файнбург, был заместителем наркома юстиции БССР; мать, Раиса Захаровна Альперович, была членом коллегии республиканского Госплана. В 1933 отца перевели в Хабаровск на должность председателя областного суда. После ареста родителей в 1938 уехал в Москву, воспитывался в детском доме в Подмосковье. В 1940 поступил в Институт философии, литературы и истории (МИФЛИ). В июле 1941 записался добровольцем во Второй коммунистический полк города Москвы, служил в разведке, потом в артиллерии. После войны окончил экономический факультет МГУ. В МГУ познакомился с Козловой Галиной Петровной, которая стала не только его женой, но и соавтором большинства его научных работ.
В 1949—1960 работал в Поволжском лесотехническом институте (Йошкар-Ола). С 1960 г. и по день смерти Захар Ильич работал в Пермском политехническом институте, сначала старшим преподавателем и доцентом кафедры политэкономии, а с 1964 г. — заведующим созданной им кафедрой научного коммунизма.
В 1966 г. З. И. Файнбург одним из первых вступает в Советскую социологическую ассоциацию, его выбирают в правление ССА, чуть позже он создает Пермское отделение ССА.
За разработку одной из первых в стране методик социального планирования развития коллектива предприятия в 1969 г. был награждён медалью ВДНХ СССР.
Умер от лейкемии.
Кандидат экономических наук, доктор философских наук.
Функциональная теория культуры
Совместно Э. С. Маркаряном З. И. Файнбург является разработчиком так называемого функционального подхода к пониманию культуры. Культура здесь понимается как специфическая функция общественной жизни, как способ регуляции жизнедеятельности общества. Э. С. Маркарян пишет: «Культура — это специфически характерный для людей способ деятельности, объективированный в различных продуктах результат этой деятельности»[1](16,18).
Представители функционального подхода проводят различия между культурой и обществом. Они отказываются от рассмотрения культуры как части, подструктуры общества. Общество и культура, по их мнению, выступают как выражение двух различных сторон, планов органически единого и генетически одновременно возникающего целого, разложимого лишь средствами логического анализа. Под понятием «общество» они, таким образом, подразумевают «специфический коллектив человеческих индивидов и присущую ему систему социальных отношений». А понятие «культура» определяют как «специфическую функцию коллективной жизни людей, выработанную в процессе установления ими качественно особого активно-трудового отношения к внешней среде. В данном случае многозначное понятие „функция“ используется в смысле специфического проявления свойств системы, особого способа её деятельности»[1].
Следует отметить, что, когда представители данной концепции культуры говорят о деятельностном, активно-трудовом отношении к внешней среде, они имеет в виду деятельность, труд в широком смысле. «Общественная жизнь людей есть не что иное, как непрекращающийся процесс деятельности, осуществляемый в различных, необходимых для поддержания и нормального функционирования социальной системы сферах: материального производства, духовного производства, управления, воспитания, обороны, здравоохранения и т. д.»[1]. Описание и анализ различных элементов культуры дают возможность понять различные средства и механизмы, благодаря которым «люди совместно действуют и решают самые различные задачи и проблемы, с которыми они сталкиваются в ходе своей многогранной практики. Например, орудий труда как средств взаимодействия с природной средой, языка как специфического средства коммуникации, систем морали и права как средств регуляции и координации действия человеческих индивидов и т. д.»[1].
Таким образом, культура является составной частью общества, но не характеризуется структурной выделенностью. Культура в целом может быть представлена в качестве определенного структурного среза общества, в качестве «технологии социального». Обоснование такого подхода дает З. И. Файнбург: «Характеристика любого функционирующего материального объекта, складывается, с точки зрения системного подхода, из следующих основных элементов:
- общая природа функционирующего объекта
- внутренняя структура функционирующего объекта
- способ организации функционирующего объекта (внутренние и внешние связи явления)
- способ („технология“) функционирования объекта как отражение, реализация его сущностных свойств
- продукты функционирования объекта.
В нашем случае феноменом функционирования выступает общество, одной из частичных (частично-всеобщих) характеристик которого является культура — способ („технология“) функционирования общества»[2]. Указанные элементы системы тесно взаимосвязаны, не существуют по отдельности, существуют только в рамках единой системы.
Таким образом, функциональная концепция культуры помогает наиболее точно уловить сущность культуры. Во-первых, эта концепция преодолевает ограничения, которые воздвигали сами себе представители других концепций культуры, беря за основу какой-то один элемент, характеристику культуры и фактически игнорируя все остальные (например, аксиологический подход). Сегодня уже очевидна несостоятельность сведения культуры к какому-либо из её элементов. Во-вторых, функциональный подход позволяет разрешить давний спор между социологами и культурологами: культура — это часть, одна из подструктур общества, либо культура — и есть общество. Функционалисты опровергают и то, и другое суждение. Они отмечают, что культура и общество не тождественны: общество — это специфическая группа, присущая ей система социальных отношений, а культура — это определенный способ коллективной жизни людей. Таким образом, культура не является отдельной подструктурой общества, культура выступает как универсальная социальная технология, присутствуя во всех сферах функционирования общества, в каждом социальном явлении в качестве его технологической компоненты.
З. И. Файнбург и научная фантастика
Одним из первых ученых-социологов стал рассматривать научную фантастику как серьёзное художественное и общественное явление, написал несколько статей о Станиславе Леме.
Напишите отзыв о статье "Файнбург, Захар Ильич"
Примечания
Ссылки
- Лейбович О. Л. [club.fom.ru/books/Leibovich_sidorina.doc Субъективные заметки о пермской социологии]. // Мир России. 2006. Т.XV. № 2. с.131-146
- [www.pseudology.org/Rabinovich_VI/Zorka.htm Зорька]
- [slovari-online.ru/word/социологический-словарь/файнбург-захар-ильич.htm Социологический словарь]
- [www.sf.perm.ru/lavka_fain.shtml КАРТОГРАФ ФАНТАСТИЧЕСКОГО БУДУЩЕГО]
- [www.molodost.ru/news/2581 «ФАЙНБУРГСКИЕ ЧТЕНИЯ — 2008»]
Отрывок, характеризующий Файнбург, Захар Ильич
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!
В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
