Факел (ядерный взрыв)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Факел (взрыв)»)
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 49°33′33″ с. ш. 35°28′25″ в. д. / 49.55917° с. ш. 35.47361° в. д. / 49.55917; 35.47361 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=49.55917&mlon=35.47361&zoom=14 (O)] (Я) Факел — первый промышленный ядерный взрыв на территории Украинской ССР, произведённый 9 июля 1972 года в 3 км от села Крестище Красноградского района Харьковской области с целью закрытия аварийного газового выброса. Энерговыделение взрыва — 3,8 килотонн.





Предыстория

В 1970 году неподалеку от села Крестище было обнаружено мощное газоконденсатное месторождение, запасы которого оценивались в 300 миллиардов кубометров природного газа. Уже к концу 1971 года на его территории действовало 17 буровых скважин.

В июле 1971 г. при бурении новой скважины из неё неожиданно произошёл выброс газоконденсата. Давление газа было аномальным и достигало около 400 атмосфер. Напором выброса с верхней площадки буровой вышки были сброшены на землю два инженера, которые упав с высоты более 30 м, погибли. Прекратить выброс газа не удавалось в течение суток и для предотвращения случайного возгорания и взрыва было принято решение поджечь скважину. Факел пламени поднимался на высоту несколько десятков метров и погасить его не удавалось около года. Весь буровой комплекс был постепенно поглощён образовывавшимся огромным провалом. Учитывая положительный результат в применении ядерного взрыва при тушении газового факела, горевшего в течение трёх лет на месторождении Урта-Булак в Узбекской ССР (1966 год), ученые предложили забить аварийную скважину при помощи ядерного взрыва.

Подготовка к взрыву

Постановление о применении промышленного ядерного взрыва для остановки газового фонтана было подписано лично Леонидом Брежневым и Алексеем Косыгиным. Выполнение взрыва поручили Министерству среднего машиностроения. Ни одна из воинских частей, дислоцированных в УССР, не была привлечена для выполнения спецзадания. Охрану местности вокруг факела выполняли войска КГБ и подразделения МВД из Москвы. Все участники эксперимента дали подписку о неразглашении в течение 15 лет.

Подготовка к взрыву заняла четыре месяца и проходила в обстановке строжайшей секретности. К середине лета 1972 года подготовительные работы в районе горящей скважины были завершены. Сбоку аварийной колонны пробурили наклонную скважину длиной 2400 м и поместили в неё цилиндрический спецзаряд — ядерное взрывное устройство. Прилегающая к факелу территория была разделена на три кольцевые зоны радиусом 3, 5 и 8 км. Внутреннее кольцо радиусом 400 м от эпицентра будущего взрыва огородили как особую зону и засыпали слоем речного песка толщиной 20 см. На границе каждой из зон поместили подопытных животных — кур, коз и ульи с пчёлами. На расстоянии 400-500 метров от скважины начиналось село Першотравневое, где в то время проживало около 400 человек. За час до взрыва всех жителей временно эвакуировали в село Крестище, находящееся от эпицентра на расстоянии 2 км. Трасса Москва — Симферополь пролегала на расстоянии 8 км. Были перекрыты все системы водоснабжения и отключены электросети.

Взрыв

9 июля 1972 года, ровно в 10 часов утра по местному времени ядерное устройство на глубине 2483 м и мощностью 3,8 кт сдетонировало. Через 20 секунд из кратера вокруг скважины на высоту около 1 км вырвался мощный газовый фонтан, смешанный с породой, через минуту образовалось характерное грибообразное облако ядерного взрыва.

Последствия

Эксперимент не увенчался успехом — закрыть выброс с помощью взрыва не удалось. Люди вернулись в село через 30 минут после взрыва. Все подопытные животные в спецзонах погибли. В селе Першотравневое ударной волной выбило стёкла из окон, дали трещины и разрушились стены многих домов. Восстановление жилищ (за счёт государства) продолжалось более года. Впоследствии все жители получили вновь отстроенные дома на месте разрушенных, но существовавший колхоз постепенно перестал функционировать и жизнь в селе постепенно пришла в упадок.

Газовый факел потушили через несколько месяцев стандартными методами — раскапыванием скважины. В течение нескольких месяцев был вырыт кольцевой карьер шириной 400 и глубиной 20 метров. Окончательно затушить пламя и перекрыть скважину удалось только в июле 1973 года.

Официальных данных о влиянии взрыва «Факел» на здоровье людей нет, так как после обращений жителей в инстанции и к правительству никого не признали пострадавшими.

См. также

Источники и ссылки

  • [ukrrudprom.com/digest/dviiifif061107.html Ядерный взрыв под Харьковом разрушил село] // Газета «Дело», 6 ноября 2007 г. (авторы: Милан Сиручек, Фёдор Орищук)
  • [www.segodnya.ua/news/14066038.html Ядерный факел под Харьковом] // Газета «Сегодня», 19 июля 2009 года
  • [nuclearno.ru/text.asp?12096 Ядерные взрывы на Украине: Как это было. Мирные ядерные взрывы СССР] // Иван Кормильцев, «Украина криминальная», 13 августа 2007 года (на Российском сайте ядерного нераспространения)
  • [krasnograd.com.ua/news/2007-06-14-18 Эхо тайного взрыва] // Городской портал Краснограда. (автор: Иван Бабенко)
  • [www.wikimapia.org/#lat=49.5611862&lon=35.4309082&z=13&l=1&m=b Местоположение ядерного взрыва на карте]

Напишите отзыв о статье "Факел (ядерный взрыв)"

Отрывок, характеризующий Факел (ядерный взрыв)

Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.