Фалкенбург, Боб

Боб Фалкенбург
Гражданство	США США Бразилия Бразилия
Дата рождения	29 января 1926(1926-01-29) (98 лет)
Место рождения	Нью-Йорк, США
Рост	190 см
Вес	79 кг
Завершение карьеры	1955
Рабочая рука	правая
Одиночный разряд
Наивысшая позиция	7 (1948)
Турниры серии Большого шлема
Франция	4-й круг (1954)
Уимблдон	победа (1948)
США	1/2 финала (1946)
Парный разряд
Турниры серии Большого шлема
Уимблдон	победа (1947)
США	победа (1944)
Завершил выступления

Роберт (Боб) Фалкенбург (англ. Robert 'Bob' Falkenburg; род. 29 января 1926, Нью-Йорк) — американский и бразильский теннисист и предприниматель.

• Победитель Уимблдонского турнира 1948 года в одиночном разряде
• Двукратный победитель турниров Большого шлема в мужском парном разряде
• Член Национального (позже Международного) зала теннисной славы с 1974 года

Биография

Боб Фалкенбург родился в 1926 году в Нью-Йорке и рос в Лос-Анджелесе. И отец, и мать Боба (выигравшая в 1927 году чемпионат бразильского штата Сан-Паулу) были теннисистами-любителями, и Боб и его брат Том с детства начали играть в теннис. Сестра Боба Джинкс сделала успешную карьеру как киноактриса и модель.

Уже в 1937 году Боб выиграл свой первый детский турнир, в 1942 году стал чемпионом США среди школьников в одиночном разряде, а год спустя — в паре с братом Томом. В 1944 году, выиграв в паре с Доном Макниллом национальный чемпионат США, он стал одним из самых молодых в истории игроков, входивших в первую десятку рейтинга USTA. Он оставался в десятке сильнейших теннисистов-любителей США на протяжении пяти лет. По окончании школы Фалкенбург стал кадетом в авиационном училище, но продолжал участвовать в соревнованиях. После войны он поступил в Университет Южной Калифорнии и, выступая за сборную этого вуза, выиграл в 1946 году студенческий чемпионат Северной Америки как в одиночном разряде, так и в паре с Томом.

Участвуя в серии турниров в Южной Америке, Боб Фалкенбург познакомился с бразильянкой Лурдес Машаду, и в начале 1947 года они поженились. Летом того же года он победил на травяном турнире Queen's Club Championships, предваряющем Уимблдонский турнир, а на самом Уимблдоне дошёл до четвертьфинала в одиночном разряде, где вынужден был прекратить борьбу из-за судорог в правой ноге. В мужском парном разряде, тем не менее, он сумел дойти с Джеком Креймером (с которым незадолго до этого встречался в финале чемпионата США на крытых кортах) до финала и завоевать титул чемпиона Уимблдона. На следующий год, обыграв по пути Фрэнка Седжмена и Гарднара Маллоя, Фалкенбург вышел в финал Уимблдонского турнира, где ему противостоял австралиец Джон Бромвич. Матч проходил в упорной борьбе, и в пятом решащем сете Бромвич вёл 5-3 по геймам и 40:15, имея двойной матч-бол. Фалкенбург, однако, сумел в этот момент переломить ситуацию и выиграл четыре гейма подряд, а вместе с ними и весь матч. Через год в четвертьфинале Уимблдонского турнира Бромвич взял реванш — тоже в пяти сетах, причём Фалкенбург выиграл первые два.

В 1950 году Боб Фалкенбург перебрался в Бразилию. Там он открыл торговлю мягким мороженым, а затем фаст-фудом в американском стиле (считается, что именно он открыл в Бразилии первую сеть фаст-фуда) и преуспел как бизнесмен: к 1971 году принадлежащая ему сеть закусочных быстрого питания Bob's включала десять точек только в Рио-де-Жанейро, в 1984 году появились первые франшизы, а в начале XXI века сеть включает более 1000 филиалов, в том числе во всех главных городах Бразилии, а также в Чили и Анголе. Проживая в Бразилии, Фалкенбург два года (в 1954 и 1955 годах) выступал за сборную этой страны в Кубке Дэвиса. После 22 лет в Бразилии он продал своё дело и вернулся в Калифорнию.

Стиль игры и признание

При росте 190 см будучи одним из самых высоких игроков своего времени, Фалкенбург отличался силовой, рискованной манерой игры. Его арсенал включал сильнейшую резаную подачу, столь же сильные смэши (удары из-за головы) и мощную игру у сетки, в то время как его игра с задней линии была достаточно посредственной. Избранная им манера игры была физически изматывающей, и иногда в длинных матчах Фалкенбургу не хватало сил на концовку, как это произошло в игре 1949 года против Бромвича. В то же время современники отмечали, что на корте он был также отличным стратегом и вёл себя как опытный бизнесмен, постоянно оценивая ситуацию, пытаясь предвидеть развитие событий и идя затем на обдуманный риск.

В 1974 году имя Боба Фалкенбурга было внесено в списки Национального зала теннисной славы США (через несколько лет, с началом включения в списки игроков из других стран, переименованного в Международный зал теннисной славы).

Участие в финалах турниров Большого шлема за карьеру (5)

Одиночный разряд (1+0)

Результат	Год	Турнир	Покрытие	Соперник в финале	Счёт в финале
Победа	1948	Уимблдонский турнир	Трава	Джон Бромвич	7-5, 0-6, 6-2, 3-6, 7-5

Мужской парный разряд (2+1)

Результат	Год	Турнир	Покрытие	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
Победа	1944	Чемпионат США	Трава	Дон Макнилл	Панчо Сегура Билл Талберт	7-5, 6-4, 3-6, 6-1
Поражение	1945	Чемпионат США	Трава	Джек Туэро	Гарднар Маллой Билл Талберт	10-12, 10-8, 10-12, 2-6
Победа	1947	Уимблдонский турнир	Трава	Джек Креймер	Тони Моттрам Билл Сидуэлл	8-6, 6-3, 6-3

Смешанный парный разряд (0+1)

Результат	Год	Турнир	Покрытие	Партнёрша	Соперники в финале	Счёт в финале
Поражение	1945	Чемпионат США	Трава	Дорис Харт	Маргарет Осборн Билл Талберт	4-6, 4-6

Литература

• Frank V. Phelps. Falkenburg, Robert "Bob" // [books.google.ca/books?id=lHJrkIxwhMcC&lpg=PP1&pg=PA640#v=onepage&q=Falkenburg&f=false Biographical Dictionary of American Sports: 1992-1995 supplement for baseball, football, basketball, and other sports] / David L. Porter (Ed.). — Westport, CT: Greenwood Press, 1995. — P. 639-640. — ISBN 0-313-28431-8.

Ссылки

• [www.tennisfame.com/hall-of-famers/bob-falkenburg Роберт (Боб) Фалкенбург] на сайте Международного зала теннисной славы  (англ.)
• [www.tennisarchives.com/player.php?playerid=2473 Результаты в одиночном разряде] в базе данных Tennis Archives  (англ.)
• [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)

Отрывок, характеризующий Фалкенбург, Боб

Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.