Фалунские рудники

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Фалунские рудники» (устар. «Фалунские рудокопни», нем. Die Bergwerke zu Falun) — новелла Э. Т. А. Гофмана из первого тома книги «Серапионовы братья» (1819).





Сюжет

Главный герой рассказа — молодой шведский моряк Элис Фрёбом — впадает в уныние после смерти горячо любимой матери. В порту Гётеборга ему является старичок и увлекает рассказами о минеральных чудесах в медные рудники Фалуна. Своим трудолюбием Элис приобретает уважение других рудокопов и хозяина рудника, который прочит за него свою дочь Уллу.

Под влиянием всё того же старичка сердце Элиса пленяет являющаяся ему в сновидениях царица горы. Даже накануне свадьбы с Уллой он продолжает грезить о ней. Согласно поверьям, старичок этот — дух фанатично преданного своему ремеслу рудокопа Торбьерна, который погиб при великом обвале фалунских шахт[sv] в 1687 году. В самый день бракосочетания Элис, окончательно утратив рассудок, убегает в шахту, где происходит новый обвал.

Через 50 лет рудокопы откапывают кристаллизовавшееся тело Элиса. Никто не может понять, кто это такой, пока его не признаёт едва способная ходить старуха. Это Улла, которая все эти годы ждала исполнения предсказания Торбьерна о том, что она еще раз увидит своего Элиса на этой земле.

Анализ

Гофман позаимствовал сюжет у Хебеля, который в новелле «Горняк из Фалуна» (1811) рассказал о реальном случае обнаружения в 1719 г. мумифицированного тела фалунского горняка, в котором одна старуха узнала своего пропавшего возлюбленного[1].

Символическая составляющая рассказа восходит к знаменитой новелле Тика «Руненберг» (1804), в которой детальное противопоставление органической и неорганической природы кодирует противопоставление жизни в лоне семьи и одинокого творческого порыва[2].

В психоаналитической трактовке протагонист, обезумев после смерти матери, пытается символически воссоединиться с ней не в мирном браке с обычной девушкой, а в безумном единении с потусторонней «царицей горы». Разрываясь между импульсами либидо и деструдо, Элис выбирает последнее[3].

Производные сочинения

Напишите отзыв о статье "Фалунские рудники"

Примечания

  1. [www.mining-media.ru/ru/article/company/5570-dukhovnoe-nasledie-gornogo-dela-obraz-gornyaka-v-mirovoj-i-otechestvennoj-literature Духовное наследие горного дела: образ горняка в мировой и отечественной литературе - Журнал Горная промышленность]
  2. А. В. Карельский. Метаморфозы Орфея. Т. 1. РГГУ, 1998. С. 49.
  3. Romantik und Ästhetizismus (Bettina Gruber, Gerhard Plumpe, Hrsg.). Würzburg, 1999. ISBN 978-3-8260-1448-2. P. 62.
  4. Р. Р. Гельгардт. Стиль сказов Бажова: очерки. Пермское книжное изд-во, 1958. С. 207-209.

Отрывок, характеризующий Фалунские рудники

– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.