Фалькенхорст, Николаус фон

Николаус фон Фалькенхорст
Дата рождения	17 января 1885(1885-01-17)
Место рождения	Бреслау, Силезия, Германская империя
Дата смерти	18 июня 1968(1968-06-18) (83 года)
Место смерти	Хольцминден, Нижняя Саксония, ФРГ
Принадлежность	Германская империя Веймарская республика Третий рейх
Род войск	сухопутные войска
Годы службы	1907—1945
Звание	генерал-полковник
Командовал	32-я пехотная дивизия, 21-й армейский корпус, Армия «Норвегия»
Сражения/войны	Первая мировая война, Вторая мировая война Польская кампания Датско-Норвежская операция Мурманская операция
Награды и премии
В отставке	заключённый, пенсионер

Никола́ус фон Фа́лькенхорст (нем. Nikolaus von Falkenhorst; 17 января 1885 — 18 июня 1968) — германский военачальник времен Первой и Второй мировых войн. Именно он осуществлял операцию «Везерюбунг», в результате которой были завоеваны Дания и Норвегия. В дальнейшем руководил действиями германского контингента в Норвегии, в том числе во время нападения на Советский Союз.

Биография

Фалькенхорст родился в Бреслау, в старой силезской семье потомственных военных — Ястржембских. Славянскую фамилию в начале своей карьеры он предпочёл сменить на германский вариант Фалькенхорст («ястребиное гнездо»). В немецкой армии — с 1907 года, во время Первой мировой войны занимал ряд полковых или штабных должностей. Как член фрайкора, не попал под демобилизацию и остался служить в рейхсвере. С 1925 по 1927 годы служил в оперативном отделе министерства обороны.

1 октября 1932 года ему было присвоено звание полковника. В следующем, 1933 году, он был назначен военным атташе в немецком посольстве в Праге. До 1935 года в той же должности побывал в посольствах в Бухаресте и в Белграде.

1 октября 1935 года Фалькенхорсту было присвоено звание генерал-майора. Одновременно с повышением он становится начальником штаба Третьей армии. В 1936 году был назначен командиром только что сформированной 32-й пехотной дивизией расквартированной в Кёслине. В 1937-м повышен до генерал-лейтенанта.

После успешной польской кампании, в которой его 21-й корпус из состава третьей армии выполнял второстепенные функции, 1 октября 1939 года получает звание генерала от инфантерии.

В феврале 1940 года Фалькенхорст назначен командующим немецкими войсками в операции «Везерюбунг». Вторжение в Норвегию было строго засекречено, верховное командование Фалькенхорсту отказало в допуске, он не мог видеть ни карт, ни схем. Поэтому он самостоятельно подготовил своё видение плана вторжения прямо в берлинской гостинице, где он остановился. Гитлеру план понравился, тем более, что в целом он совпадал с намерениями OKW.

Операция прошла успешно. Единственной серьёзной потерей немцев стал тяжёлый крейсер «Блюхер» потопленный огнём береговой артиллерии в Осло-фьорде. 30 апреля 1940 года Фалькенхорст стал обладателем Рыцарского креста Железного креста.

После чего он был подключён к разработке плана «Барбаросса». Ему было приказано захватить Мурманск — главный советский порт на севере Советского Союза. Операция «Сильберфукс» началась 29 июня 1941 года. Немецко-финским войскам, несмотря на все усилия, было не суждено сломить оборону Красной Армии.

В дальнейшем, он остался командовать немецкими войсками на завоёванной территории и сосредоточился на обороне. В отличие от гражданской администрации, войска под его началом нашли взаимопонимание с норвежским народом, Фалькенхорст отдал приказ своим людям вести себя учтиво с местным населением. Бытовала история, в которую склонны верить обе противоборствующие стороны, повествующая о том, что после обращения норвежской женщины, у которой немецкий солдат украл варенье, она на следующий день была приглашена на расстрел обвиняемого.

Более того, Фалькенхорст зачастую конфликтовал с рейхскомиссаром Норвегии Йозефом Тербовеном, что в результате и послужило причиной его отставки 18 декабря 1944 года. После войны Фалькенхорст предстал перед Британско-норвежским военным трибуналом по обвинению в нарушении принципов войны. Ему вменялось в вину исполнение приказа фюрера о расстреле попавших в плен коммандос союзников. Генерал был признан виновным и приговорён к смерти. Впоследствии приговор по ходатайству шведского общественного деятеля Свена Андерса Гедина заменили 20-летним тюремным заключением.

23 июля 1953 года он был отпущен на свободу по причине плохого здоровья. Остаток лет жил в уединении. Умер в 1968 году в Хольцминдене.

Его дочь была замужем за генералом Эрихом Детлеффсеном.

Награды

• Железный крест 2-го и 1-го класса (1914)
• Армейский крест «За заслуги» (Мекленбург-Шверин) (1914)
• Знак за ранение (чёрный) (1914)
• Орден Креста Свободы 2-го класса
• Орден Святого Иоанна Иерусалимского
• Почётный крест ветерана войны
• Орден Белой розы, Командорский Крест 1-го класса
• Пристёжки к Железному кресту 2-го и 1-го класса
• Немецкий крест в серебре (20 января 1945)
• Рыцарский крест Железного креста (30 апреля 1940)
• Военный крест «За заслуги» 2-го и 1-го класса с мечами
• Орден Белой розы, Большой Командорский Крест
• Упоминался в Вермахтберихт (10 апреля 1940)

Литература

• Митчем С., Мюллер Дж. Командиры Третьего рейха. — Смоленск: Русич, 1995. — 480 с. — (Тирания). — 10 000 экз. — ISBN 5-88590-287-9.
• Залесский К. А. Кто был кто в Третьем рейхе. — М.: АСТ, 2002. — 944 с. — 5000 экз. — ISBN 5-271-05091-2.
• Gerd F. Heuer. Die Generalobersten des Heeres, Inhaber Höchster Kommandostellen 1933—1945. — 2. — Rastatt: Pabel-Moewig Verlag GmbH, 1997. — 224 p. — (Dokumentationen zur Geschichte der Kriege). — ISBN 3-811-81408-7.

Ссылки

• [militera.lib.ru/bio/mitcham_mueller/04.html Глава из книги Митчем С., Мюллер Дж. «Командиры Третьего рейха», посвящённая Фалькенхорсту]
• [www.hrono.info/biograf/bio_f/falkenhorst.html Биография на «Хроносе»]

Отрывок, характеризующий Фалькенхорст, Николаус фон

– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.