Фальковский, Георгий Эдуардович

Фальковский Георгий Эдуардович
Г.Э. Фальковский проводит курс по анатомии сердца в Москве в мае 2010
Дата рождения:	25 сентября 1935(1935-09-25) (88 лет)
Место рождения:	Москва, СССР
Страна:	СССР, Израиль, США
Научная сфера:	кардиохирургия
Учёная степень:	доктор медицинских наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	1-й Московский медицинский институт имени И. М. Сеченова
Известные ученики:	Л. А. Бокерия
Награды и премии:

Гео́ргий Эдуа́рдович Фалько́вский (англ. George E. Falkowski; родился 25 сентября 1935 года, Москва) — российский кардиохирург и учёный, крупнейший российский специалист по анатомии сердца, лауреат Государственной премии СССР (1988), лауреат премии им. А. Н. Бакулева (2010).

Биография

Родился в 1935 году в Москве. Отец — американский писатель-социалист Edward J. Falkowski (1901—1984), приехавший в 1930 году в Советский Союз и работавший корреспондентом газеты The Moscow News. В 1937 году, в разгар сталинских репрессий, Edward Falkowski вернулся в США, оставив жену с сыном в Москве.

Георгий Фальковский окончил лечебный факультет 1-го ММИ им. И. М. Сеченова, после чего 2 года работал хирургом в г. Ленинске-Кузнецком в Сибири. В 1961 году вернулся в Москву, где поступил в аспирантуру на [lech.mma.ru/opersurg кафедру топографической анатомии и оперативной хирургии] 1-го ММИ им. И. М. Сеченова к акад. В. В. Кованову.

В 1965 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Аутогенная оксигенация при искусственном кровообращении (экспериментальное исследование)».

После окончания аспирантуры работал ассистентом на прежней кафедре. Проводил практические занятия со студентами, среди которых был будущий директор НЦССХ им. А. Н. Бакулева Лео Бокерия. Принимал активное участие в работе кафедрального студенческого научного кружка.

В 1967 году перешел работать на должность старшего научного сотрудника в Институт сердечно-сосудистой хирургии им. А. Н. Бакулева под руководством акад. В. И. Бураковского. В Институте руководил лабораторией пересадки сердца, затем около 20 лет заведовал отделением хирургии врожденных пороков сердца у детей раннего возраста.

В 1976 году получил степень доктора медицинских наук, защитив диссертацию на тему: «Вопросы пересадки сердца (экспериментальное исследование)». Материалы диссертации легли в основу первой в СССР монографии по пересадке сердца . В связи с существовавшим в то время запретом на пересадку сердца в СССР, книга была издана на окраине Союза, в Грузии, и в настоящее время является библиографической редкостью.

В 1979 г. стал одним из героев документального фильма "Сердце" Леонида Гуревича и Лео Бакрадзе.

Один из авторов единственного в СССР и России «Руководства по сердечно-сосудистой хирургии», в котором написал главы по анатомии и некоторым врожденным порокам сердца.

В 1991 году совершил алию в Израиль, где работал на должности старшего кардиохирурга в отделении кардиоторакальной хирургии Медицинского центра Шаарей Цедек в Иерусалиме.

В начале 2000-х гг. эмигрировал в США, где в течение 2-х лет читал лекции по анатомии сердца в Гарвардском университете.

В настоящее время проживает в городе Хантингтон, штат Нью-Йорк.

Научные интересы: анатомия сердца, детская кардиохирургия.

Ежегодно в мае приезжает в Москву для чтения весьма популярного [bakulev.ru/education/somet/timing/detail.php?ID=7439 сертификационного цикла] по сердечно-сосудистой хирургии, проходящего в НЦССХ им. А. Н. Бакулева РАМН.

В 2010 году награждён премией им. А. Н. Бакулева с формулировкой «за большой личный вклад в развитие хирургии врожденных пороков сердца и подготовку кадров».

Цитаты

Right atrium can forgive, but it never forgets. Из лекции Г.Э. Фальковского по анатомии правого предсердия.

Труды

• [forum.dearheart.ru/childheart/ Фальковский Г. Э., Крупянко С. М. Сердце Ребенка. / Москва, 2010]
• Фальковский Г. Э., Крупянко С. М. Сердце ребенка. Книга для родителей о врожденных пороках сердца (2-е издание). / Москва, Издательство «Никея», 2011 г. — 228 с.
• [valsalva.ru/viewtopic.php?t=1775Бураковский В. И., Фролова М. А., Фальковский Г. Э. Пересадка сердца: вопросы клиники и теории. Тбилиси: Сабчота Сакартвело, 1977, — 236 с.]
• Фальковский Г. Э. Вопросы пересадки сердца (экспериментальное исследование). Диссертация доктора мед. наук — Москва, 1976, — 356 с.
• Фальковский Г.Э. Аутогенная оксигенация при искусственном кровообращении (экспериментальное исследование). - Диссертация кандидата мед. наук - Москва, 1965.
• [childrenhvd.pro/files/pdf/DB_01_2008.pdf Фальковский Г.Э. Экскурс в проблему легочной гипертензии. Детские болезни сердца и сосудов. 2008, N1, с. 17-26.]
• [childrenhvd.pro/files/pdf/DB_04_2011.pdf Фальковский Г.Э. История одной великой операции. Детские болезни сердца и сосудов. 2011, N4, с. 56-62.]
• [www.bakulev.ru/publish/bcatalog/detail.php?ID=40401 Фальковский Г.Э. Строение сердца и анатомические основы его функции. Материалы курса лекций. - Москва, 2014, - 217 с.]
• [www.logobook.ru/prod_show.php?object_uid=12841643 Хирургическая анатомия сердца по Уилкоксу / Р.Г. Андерсон, Д.Е. Спайсер, Э.М. Хлавачек, Э.К. Кук, К.Л. Бейкер; пер. с англ.; под ред. Г.Э. Фальковского, С.П. Глянцева, Ю.С. Глянцевой. - М.: Логосфера, 2015. - 456 с.]

Ссылки

• [dearheart.ru/article/read/falkovsky.html Интервью Г. Э. Фальковского форуму родителей детей с ВПС]

Отрывок, характеризующий Фальковский, Георгий Эдуардович

Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.