Фарнезе, Алессандро (герцог Пармский)

Алессандро Фарнезе итал. Alessandro Farnese<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
3-й герцог Пармский
1586 — 1592
Предшественник:	Оттавио Фарнезе
Преемник:	Рануччо I Фарнезе
штатгальтер Нидерландов
1578 — 1592
Предшественник:	Хуан Австрийский
Преемник:	Петер Эрнст
Рождение:	27 августа 1545(1545-08-27) Рим
Смерть:	3 декабря 1592(1592-12-03) (47 лет) Аррас
Род:	Фарнезе
Отец:	Оттавио Фарнезе
Мать:	Маргарита Пармская
Дети:	Рануччо I Фарнезе; Маргарита Фарнезе

Алессандро Фарнезе (итал. Alessandro Farnese; 27 августа 1545, Рим — 3 декабря 1592, Аррас) — третий герцог Пармы и Пьяченцы с 1586 года, из рода Фарнезе. Испанский полководец и наместник Нидерландов (с 1578 года), который подвёл черту под Нидерландской революцией на территории нынешней Бельгии. Успех его военных действий позволил Габсбургам удерживать фламандские провинции вплоть до конца XVIII века. В 1586 году он стал герцогом Пармы и Пьяченцы, но в Италию так и не вернулся.

Ранние годы

Сын Маргариты Пармской (незаконнорожденная дочь императора Карла V) и пармского герцога Оттавио Фарнезе (внук папы Павла III). C 1556 по 1559 находился при своём дяде Филиппе II в Брюсселе, затем воспитывался при мадридском дворе, в 1565—1571 гг. жил с матерью в Нидерландах, где она была правительницей. В молодости носил титул герцога Кастро. В 20 лет женился на португальской инфанте Марии, внучке Мануэла I, однако видел её крайне редко, посвящая большую часть времени боевым забавам, скачкам и охоте.

В 1571 году Фарнезе принял участие в боевых действиях Священной лиги против турок, отлично проявив себя в морской битве при Лепанто. Его дядя Хуан Австрийский остался настолько доволен действиями Алессандро, что вызвал его к себе в Нидерланды, как только получил назначение наместником этой богатейшей, но неспокойной провинции. В 1578 году он нанёс поражение повстанцам в битве при Жамблу и весьма жестоко расправился с непокорными.

Усмирение Нидерландов

1 октября 1578 года дон Хуан скончался (хотя и был моложе Алессандро на два года), и тот сразу же заступил его место в качестве испанского наместника Нидерландов. Первым делом он провёл чёткую грань между Утрехтской унией, которая объединяла протестантские провинции во главе с Вильгельмом Оранским, и теми провинциями, в которых большинство населения составляли католики. С первыми он был готов вести войну до последнего, со вторыми — искать компромисс.

Эта политика принесла первые плоды уже в мае 1579 года, когда Фарнезе восстановил мир в южных провинциях, подписав с ними Аррасский договор, по которому он обязался в течение шести месяцев вывести из Фландрии иноземные войска. В то же время он подорвал позиции Утрехтской лиги, осадив Маастрихт и отвоевав его у повстанцев (29 мая 1579 года). Всё это было достигнуто вопреки внезапной болезни и увещеваниям его собственной матери.

Вследствие добровольного отказа от испанских и итальянских подкреплений войско Фарнезе состояло из 15 тысяч наспех обученных фламандцев, которые были вынуждены противостоять своим же собратьям с севера. В этих условиях полководец мудро избегал затяжных осад и изнурительных манёвров, стараясь как можно быстрее вступать в переговоры с неприятелем. Это позволило ему в ноябре 1581 года овладеть Турне, а вслед за тем и рядом других укреплённых пунктов.

Заручившись доверием южных провинций, Фарнезе уговорил их представителей согласиться на возвращение в Нидерланды испанских и итальянских солдат. Это позволило ему усилить свою армию до 60 тыс. чел., с тем чтобы под конец 1582 года перейти в наступление против Вильгельма Оранского. К середине 1583 года в его руках оказались Дист и Вестерло, через которые проходила дорога из Брюсселя на Антверпен. Если бы ему удалось захватить Зютфен, голландские провинции были бы окружены со всех сторон, тем более что отдельные приморские города уже начали переходить на сторону испанцев.

Падение Антверпена и последние годы

В первой половине 1584 года Фарнезе удалось отрезать мятежный Антверпен с моря. Старинные торговые центры вроде Брюгге и Ипра сразу пошли на мировую, а осада Антверпена продолжалась в течение 13 месяцев и стала одной из самых знаменитых в военной истории. 17 августа 1585 года самый богатый город Европы капитулировал. За год до этого был убит главный противник Фарнезе — Вильгельм Оранский, что, очевидно, имеет отношение к успешному исходу осады, тем более что Вильгельм нигде не сумел проявить свои полководческие дарования. К моменту своего восшествия на пармский престол в 1586 году под начальством Фарнезе находилась обширная территория, впоследствии получившая самостоятельное политическое существование под именем Бельгии.

Удачливый полководец решил не возвращаться в Италию до тех пор, пока не будет закончено усмирение северных провинций (тем более, что его желание в данном вопросе не имело никакого значения, поскольку он был верным слугой Филиппа II). Этим планам не суждено было осуществиться, поскольку Филипп II ввязался в войну с Англией и велел Фарнезе готовиться к переправе через Ла-Манш. Бесславный конец Непобедимой армады не мог не сказаться на престиже испанского наместника в Нидерландах. Он был ранен при Кодебеке, тяжело заболел и был увезён на воды в городок Спа, где вскоре скончался. В его отсутствие испанцы понесли ряд поражений от Морица Оранского, и король уже готовился сместить его с поста, когда получил известие о смерти своего лучшего полководца.

Предки

Фарнезе, Алессандро (герцог Пармский) — предки

Пьетро Луиджи Фарнезе, сеньор ди Монтальто               Алессандро Фарнезе (папа римский Павел III)                       Джованна Гаэтани               Пьетро Луиджи Фарнезе, герцог Пармы и Пьяченцы                             Руффо Руффини               Сильвия Руффини                       Оттавио Фарнезе, герцог Пармы и Пьяченцы                                   Луиджи Орсини, граф Питильяно                       Джеролама Орсини                             Джакомо Конти               Джулия Конти                       Алессандро Фарнезе                                         Максимилиан I Габсбург, император               Филипп I Красивый                       Мария Бургундская               Карл V Габсбург, император                             Фердинанд II, король Арагона               Хуана I Безумная                       Изабелла I, королева Кастилии               Маргарита Пармская                                   Иоганна ван дер Гейнст                           </center>

Литература

• Antonello Pietromarchi, Alessandro Farnese l’eroe italiano delle Fiandre, Gangemi, Roma 1998;

Отрывок, характеризующий Фарнезе, Алессандро (герцог Пармский)

– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.