Фарфор во Франции

Французский фарфор — керамические изделия, производящиеся на территории современной Франции, начиная с XVII века по настоящее время.

Белый мягкий фарфор, декорированный кобальтом

Долгое время во Францию из Китая завозились изделия китайского фарфора, которые были весьма дорогостоящими и считались предметами роскоши. Китайский фарфор во Франции коллекционировался и бережно хранился начиная со времён короля Франциска I (начало XVI века), и иногда оснащался тщательно разработанными оправами из благородных металлов, с целью защиты от повреждений и еще большего повышения своей художественной ценности.

Колоссальное количество серебра было отправлено из Европы в Китай в качестве оплаты за китайские фарфоровые изделия, и предпринималось множество попыток самостоятельно изготовлять такие предметы керамики.

Белый фаянс в китайском стиле с синим декором во Франции впервые был изготовлен на мануфактурах бургундского Невера и его производство здесь продолжалось с 1650 по 1680 год. Затем производство уже фарфора в китайском стиле началось на мануфактурах Нормандии. Дополнительный импульс производству придало открытие в 1664 году Французской Ост-Индской компании.

Первые образцы мягкого фарфора были получены во Франции в попытках имитировать дорогостоящий китайский твёрдый фарфор, непосредственно после успешного изготовления фарфора Медичи во Флоренции в XVI веке. Первые образцы мягкого фриттового (спёкшегося) фарфора во Франции были получены в 1673 году в Нормандии на Руанской фарфоровой мануфактуре в результате серии попыток имитировать настоящий китайский фарфор. Именно этот фарфор стал известен как «французский фарфор». Технология изготовления нового материала была открыта руанским гончаром Луи Потера́ (фр. Louis Poterat); его лицензия на изготовление «фаянса и фарфора» была выпущена в 1673 году за подписью короля Людовика XIV и Жан-Батиста Кольбера. В это время для мягкого фарфора использовался синий декор, уже широко использовавшийся во Франции для фаянсовых изделий того периода. Английский натуралист Мартин Листер, в опубликованном в 1698 году отчёте о путешествии во Францию, писал из Парижа, что производство фарфора «настолько же белого и просвечивающегося, подобно пришедшим с Востока предметам» вовсю налажено в Сен-Клу.

Французский составитель «Всеобщего словаря торговли» Жак Савари де Брюлон в 1722 году описал в этой работе первые эксперименты с фарфором:

«Пятнадцать или двадцать лет назад во Франции предпринимались попытки имитировать китайский фарфор: первые опыты, выполненные в Руане, были весьма успешными, (...) эти фаянсовые изделия новых мануфактур не имели классификации «французский фарфор» — так стали называться предметы из настоящего фарфора, изобретённого во Франции в последние несколько лет, и производящегося сначала в Руане, затем в Пасси под Парижем, а затем в Сен-Клу.»

В 1664 году интендант финансов Жан-Батист Кольбер, который также занимал должность главного интенданта изящных искусств и фабрик, открыл Королевскую мануфактуру Сен-Клу, основной задачей которой поначалу было изготовление копий (в оригинале фр. Contre-façons, т.е. подделок) предметов фарфора индийского стиля. Мануфактура Сен-Клу имела существенное значение в изготовлении новых предметов керамики.

Имитация азиатских раскрашенных изделий

В 1686 году король Франции Людовик XIV получил в дар от прибывшего во Францию Сиамского посольства 1500 предметов фарфора, однако секрет его производства так и оставался загадкой.

Франция смогла раскрыть секрет китайской техники изготовления твёрдого фарфора благодаря усилиям находившегося в Китае иезуита Франсуа Ксавье д'Антреколя (фр. François Xavier d'Entrecolles) в период с 1712 по 1722 год. Письма миссионера, отправленные из Китая священнику Орри в Париж, были впервые опубликованы в 1735 году Жан-Батистом Дюальдом, наиболее авторитетным китаеведом той эпохи. Английский перевод этих писем был опубликован в 1736 или 1738 году. Впоследствии, эти письма были повторно опубликованы аббатом Жан-Батистом Гросье в его работе Всеобщее описание Китая. Д'Антреколь также сумел отправить в Европу образцы природных материалов, которые были исследованы французским естествоиспытателем Рене Антуаном Реомюром. После обнаружения месторождений подобных минералов в Европе была основана Севрская фарфоровая мануфактура.

После 1730 года во Франции также начали выпускать раскрашенный фарфор, зачастую имитируя китайский стиль раскрашивания фарфора Famille rose. Японский стиль Kakiemon, на примере фарфора Арита, известный во Франции как «Fleurs indiennes» (Цветы Индии) также служил мотивом для художников, в особенности на фабриках Сен-Клу и Шантийи. В патенте, который в 1735 году король Людовик XV пожаловал Мануфактуре Шантийи, отдельно указано право выпускать фарфор «façon de Japon» (имитация японского фарфора).

Тем временем, технология производства мягкого фарфора попала в Англию вместе с бежавшими из Франции гугенотами. Первые изделия из мягкого фарфора в Англии были представлены Томасом Брианом Лондонскому королевскому обществу в 1742 году и, по всей видимости, в основе их производства находилась технология мануфактуры Сен-Клу.

Появление оригинального французского стиля

По прошествии начального периода, длившегося до конца XVIII века, французские производители фарфора стали постепенно отходить от китайских и японских мотивов в своих изделиях, и их продукция начала всё отчётливее приобретать оригинальный французский стиль. Так, Венсенская фарфоровая мануфактура стала проявлять в своих изделиях мягкого фарфора оригинальные французские мотивы в последние годы своей работы, после чего это направление было продолжено в оригинальных и разнообразных изделиях Севрской фарфоровой мануфактуры.

Следующая ступень развития французского фарфора отмечается с появлением лиможского фарфора, разновидности твёрдого фарфора, выпускаемого на фабриках поблизости от города Лимож в современном регионе Лимузен. Производство твёрдого фарфора в этом регионе было основано в 1771 году, после открытия обширного месторождения каолина в бедствующей деревеньке Сент-Ирьей-ла-Перш, неподалёку от Лиможа.

Тем не менее, во Франции одновременно с освоением технологии изготовления твёрдого фарфора продолжался выпуск мягкого фарфора, поскольку он был значительно дешевле в производстве.

См. также

• Производители фарфора в Европе

Отрывок, характеризующий Фарфор во Франции

– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.