Фастрада
Фастрада (лат. Fastrada; 765—10 августа 794, Франкфурт-на-Майне) — королева франков, четвёртая супруга Карла Великого.
Биография
Фастрада была дочерью графа Радульфа из тюрингско-франконской аристократии. В октябре 783 года, после смерти своей третьей жены Хильдегарды и матери Бертрады, Карл Великий женится на Фастраде. В этом браке у них родились две дочери:
- Теорада (* ок. 785; † 9 января 844/853) — с 814 года аббатиса в Аржантёе.
- Хильтруда (* 787, † после 814) — известна как основательница бенедиктинского монастыря Мюнстершварцах.
Хронист Эйнгард сообщал в своей «Жизни Карла Великого», что Фастрада отличалась жестокостью и Верденскую бойню, устроенную Карлом при подавлении восстания саксов (когда были казнены 4500 человек), следует объяснить её влиянием на короля. Впрочем, Эйнгард лично не знал королеву: к тому времени, когда он прибыл ко двору Карла, Фастрада уже скончалась.
Следует отметить, что Карл Великий испытывал сильную привязанность к Фастраде. Сохранилось его письмо от 785 года, в котором он звал супругу приехать с его детьми в Эресбург. Позднее Фастрада не всегда сопровождала короля в его поездках, однако находилась с ним в постоянном контакте. Так, в своём письме к жене от 791 года Карл справляется о её здоровье и сетует на то, что давно не получал от неё вестей. Далее он сообщает ей о своей победе над аварами и просит отслужить благодарственное богослужение в честь этого успеха.
Фастрада скончалась вследствие болезни во время церковного синода во Франкфурте-на-Майне в 794 году и была похоронена в аббатстве Святого Альбана близ Майнца. То, что захоронение состоялось не в аббатстве Сен-Дени (где, согласно традиции, хоронили французских королей и королев) и не в аббатстве Санкт-Арнульф близ Меца (в традиционном месте для франкской высшей аристократии), говорит об особом влиянии на Карла майнцского архиепископа Рихульфа. Надгробная плита с могилы королевы была после разрушения аббатства в 1552 году перенесена в Майнцский собор. Эпитафия на ней, выдержанная в греко-латинском гекзаметре, принадлежит Теодульфу Орлеанскому.
Легенда
Существует древняя германская легенда о волшебном кольце, полученном Фастрадой от её супруга — «Кольцо Фастрады» (нем. Der Ring der Fastrada). Она упоминается как в «Рейнских сагах» Вильгельма Руланда, так и во втором томе «Немецких легенд» братьев Гримм. Согласно ей, кольцо с драгоценным камнем, который Карлу подарила змея, настолько связала короля с носившей его женщиной, что он даже после смерти Фастрады не мог отдать её тело для захоронения, несмотря на то, что оно уже начало разлагаться. Позднее это кольцо взял себе архиепископ Реймский Тильпин. Благосклонность Карла, таким образом, перешла на Тильпина, которого король сделал своим советником. В конце-концов архиепископ утопил перстень в озере, близ которого Карл затем воздвиг свою Аахенскую резиденцию, в церковной капелле которой император был позднее похоронен.
Также, согласно легенде, образованный в виде сердца городской центр Нёйштадта-на-Заале в Баварии, где Карл в 790 году построил дворец-резиденцию (пфальц), обязан своей удивительной формой любви Карла к Фастраде.
Напишите отзыв о статье "Фастрада"
Отрывок, характеризующий Фастрада
– Видел.– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.